Война и либералы

Началось это давно, в 1990-е годы. Смена общественно-экономической формации роковым образом повлияла на податливое (женственное по своей природе) сознание либеральной интеллигенции. Их как-то сразу перепахало и заклинило на клеймении советского прошлого — всего, без разбора.

В моду вошли книги вроде «Ледокола» Виктора Суворова (Резуна), в которой объявлялось, что главный поджигатель и виновник Второй Мировой войны Сталин, использовавший Гитлера как «ледокол революции». Он-де хотел напасть на Германию 6 июля 1941 года, но не успел. Гитлер об этом узнал и начал превентивную войну. Таким образом фюрер оказывался не очень-то и виноватым — ведь он всего лишь защищался. И это воспринималось теперь на ура.

За новую концепцию истории Суворов (Резун) выдавал пропагандистский миф, давно ходивший на Западе. Миф этот запустил сам Гитлер, объясняя своему народу 22 июня 1941 года нападение на СССР тем, что СССР вот-вот набросится на Германию. Вообще «Ледокол» был плохо скроен и грубо сшит (см. об этом: исследование Алексея Исаева «Антисуворов», 2004). Но это либералов не смущало.

И когда поэт-бард О., участник войны, называл себя «красным фашистом», либералы восторженно аплодировали. Хорошим тоном стало считаться предпочтение Гитлера перед Сталиным. Еще говорили, что русский мужик вовсе не хотел воевать за «сатанинские звёзды», но ему в спину стреляли заградотряды, вот он и победил в конце концов.

Бывшего советского генерала Власова (с лёгкой руки Солженицына) реабилитировали до «символа сопротивления безбожному большевизму». Немецкий генерал Гудериан представал в образе положительно прекрасного человека — вот сидит он в Ясной Поляне, читает «Войну и мир» и умиляется Наташе Ростовой…

Либерал-ревизионистская истерия то притухала, то разгоралась вновь. «Может, лучше бы фашистская Германия в 1945-м победила СССР. А еще лучше б — в 1941-м!», — кричал журналист М. Из того же ряда заявление, что СМЕРШ — это наше гестапо, а то и хуже. Что Ленинград надо было сдать немцам, и тогда бы не было блокады, а было бы усиленное питание (особенно для евреев).

И простодушная вера в то, что если бы немцы нас победили, то мы бы пили не «Жигулёвское», а, скажем, какое-нибудь «Баварское»…На это один мой знакомый немец (родившийся почти через 20 лет после окончания войны) сказал очень жестко: «Пили бы. Но не вы».

На пути к войне

Наши либералы-ревизионисты охотно и громко говорят (кричат!) о Пакте Молотова — Риббентропа, из-за которого якобы и началась Вторая Мировая война. И очень тихо (если вообще вспоминают) — о том, как западные страны на протяжении 1930-х годов подыгрывали Гитлеру и тем войну провоцировали.

После прихода Гитлера к власти (1933) Европа очень спокойно стала относиться к тому, что Германия нарушает условия Версальского мира. А то и подталкивала её к нарушениям. Так, аншлюс Австрии был мягко одобрен Британией. И прошел (в марте 1938 года) без эксцессов: внятно протестовала только фашистская Италия. (Правда, и сама Австрия не сопротивлялась.)

При попустительстве западных стран Германия, опять же в нарушение Версальского мирного договора, начала вооружаться. Более того: Англия фактически узаконила этот процесс, заключив Англо-германское морское соглашение (1935). Никак не реагировали западные страны и на то, что Гитлер, начиная с 1933 года, творил с евреями (а то, что он творил с коммунистами, европейцев даже радовало).

Что уж там говорить о Мюнхенском соглашении, подписанном 30 сентября 1938 года премьером Британии Чемберленом, премьером Франции Даладье, премьером и дуче Италии Муссолини и рейхканцлером и фюрером Германии Гитлером! По этому соглашению Германии передавались Судетские области Чехословакии. Причем вопрос решался без участия Чехословакии. Советский Союз хотел было Чехословакии помочь, но воспротивилась Польша, через которую могла бы пройти Красная Армия.

Тогда же был подписан договор о ненападении между Великобританией и Германией. «Англии был предложен выбор между войной и бесчестием. Она выбрала бесчестие и получит войну», — заметил У. Черчилль. Франция такой договор подпишет чуть позже. А, скажем, Польша подписала первой, в 1934 году. Всё это называлось «политикой умиротворения».

Гитлеру полученного было мало, и он пошел на захват всей Чехословакии. А помогали ему в этом Венгрия, которой по доброте фюрера достались южная Словакия и Карпатская Рутения, и Польша, аннексировавшая тогда Тешинскую Силезию и тут же переименовавшая город Чески-Тешин в Западный Цешин (Cieszyn Zachodni). И т.д.

В апреле 1939 года СССР предложил Великобритании и Франции создать единый фронт взаимопомощи, но те отказались. «Англии и Франции следовало принять предложение России», — скажет опять же Черчилль.

И только 23 августа 1939 года был подписан Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, известный как Пакт Молотова — Риббентропа. Этот неожиданный сталинский финт поверг Англию и Францию в недоумение и уныние (Черчилль: «Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет».)

К Договору прилагался Секретный дополнительный протокол, в котором стороны делили сферы интересов. Литва и запад Польши попадали в сферу интересов Германии, восток Польши, Финляндия, Эстония, Латвия и Бессарабия — в сферу интересов СССР.

1 сентября 1939 год Гитлер напал на Польшу. Англия и Франция, её союзники, объявили войну Германии 3 сентября, но реальных действий не предприняли — это называлось «Странная война». США держали нейтралитет. А 17 сентября на территорию Польши вошла Красная Армия; в результате Западная Белоруссия была присоединена к Белорусской ССР, а Западная Украина — к Украинской ССР (которая от сталинского подарка не отказалась!) Остальное поделили между собой Германия, Словакия и Литва.

Мы признаём свою историческую вину за секретный протокол и последующие за ним действия СССР. Но и о Мюнхенском сговоре и других потачках Гитлеру тоже не следует забывать. И о потачках Гитлера Польше и Венгрии. А вообще-то известна и совсем простая вещь: Адольф Гитлер жил своим умом. И — своим безумием, в котором была четкая, слишком четкая система. Те или иные конкретные ситуации могли лишь заставить его соответствующим образом изменить стратегию и тактику. Но отказаться от планов eгo ничто не могло заставить.

И провоцировать eгo особо не нужно было. Гитлер мог, конечно, провокацией воспользоваться, а мог и без нее обойтись. Главной целью eгo было создание «Великой Германии» и борьба за «жизненное пространство» для «арийской расы». Что он и демонстрировал, захватывая одну за другой европейский страны. И Сталин к этому совсем уж никакого касательства не имел.

Кое-что о борьбе идей

Теперь о планах Сталина. В 1930-е годы страна жила в военизированной обстановке. ОСОАВИАХИМ, военные игры школьников, фильмы, книги, песни: «Если завтра война, если завтра в поход… «. Все было нацелено на войну. И противник номер 1 был известен: нацистская Германия. Потому что в Москве читали «Mein Kampf» (как минимум) и знали, что такое Drang nach Osten («Говоря сегодня о жизненном пространстве в Европе, мы в основном можем иметь в виду лишь Россию и её вассальные пограничные государства».) Знали, что в нацистской пропаганде муссируется тема противостояния германского национал-социализма «еврейскому большевизму», «коммунистическому недочеловечеству» и т. п.

И если бы мы на Германию напали, тогда бы был другой разговор. Но 22 июня 1941 года Германия напала на нас. И с этой минуты началась Великая Отечественная война.

Название это либерал-ревизионистам не нравится. Кто-то, как, например, историк З., предпочитает говорить о «советско-нацистской войне» и довольно своеобразно мотивирует это. Дескать, Великая Отечественная война — это «идеологема большевистской пропаганды». Маркс и Энгельс провозгласили, «что у пролетариев нет отечества», а «коммунисты попытались сделать такими пролетариями» всех граждан России. И т.д. То же и истеричная журналистка Л., считающая Суворова (Резуна) профессиональным историком (!), — она уверяет всех, что «Великая Отечественная — это некий пропагандистский фантом», а была на самом деле лишь Вторая Мировая, «организатором» которой был Сталин. Ну и Украина, в отчаянном стремлении европеизироваться, только что отказалась от Великой Отечественной войны в пользу Второй Мировой. Это всё анти-исторично и наивно до глупости, но так работает либерал-ревизионистская мифология.

И главный её миф: нацизм и коммунизм — близнецы и братья, а большевизм повинен «в преступлениях против человечности наравне с гитлеризмом». Сюда же резолюция парламентской ассамблеи ОБСЕ «Воссоединение разделённой Европы» (03.07.2009), предлагающая объявить 23 августа, день подписания Пакта Молотова — Риббентропа, «Общеевропейским днем памяти жертв сталинизма и нацизма», то есть фактически приравнивающая коммунизм к нацизму.

Да, у коммунизма/большевизма много грехов. А лично у товарища Сталина — и того больше! Но будь Сталин хуже Гитлера или хотя бы таким же, прагматичный Запад, боявшийся и нацистской, и коммунистической угрозы, выбрал бы тогда в союзники Гитлера. Однако Запад предпочел заключить союз с коммунистом Сталиным.

Альбер Камю говорил (в «Бунтующем человеке»), что несправедливо отождествлять цели фашизма, избравшего себе «мерзкий идол» — расу, и цели русского коммунизма, выбравшего «совершение последней революции и окончательное объединение всего мира». «Русский коммунизм заслужил название революции, на которое не может претендовать немецкая авантюра…»

Мне лично абсолютно не нравятся революции, но еще меньше нравятся расовые теории и политика, построенная на биологии.

Поэтому мне неприятно, что Дмитрий Мережковский, так убедительно рассказавший когда-то о Грядущем Хаме, стал жертвой романтической пошлости нацизма и воспел под конец жизни Хама пришедшего (пусть потом и усомнился). Неприятен Иван Ильин, приветствовавший Гитлера за то, что тот «остановил процесс большевизации в Германии». И православные убеждения Ивана Шмелева кажутся сомнительными из-за eгo пронацистских взглядов.

И мне гораздо симпатичнее Николай Бердяев и Федор Степун, выступавшие против Гитлера. Иван Бунин, наотрез отказавшийся от сотрудничества с нацистами и радовавшийся победам Красной Армии. Георгий Адамович, который вступил в ряды французской армии, чтобы сражаться с гитлеровцами. Гайто Газданов и Вадим Андреев, участвовавшие во французском Сопротивлении… Они не любили большевиков, не любили Советский Союз, ненавидели, наверное, Сталина… Но они любили Россию. И знали, на чьей стороне правда в этой войне.

Как бы ни плоха была марксистская идеология, зиждилась она на чувстве вины перед униженными и оскорбленными, на прекраснодушии. Не случайно многие наши религиозные философы — тот же Бердяев, Сергей Булгаков, Франк …- начинали с марксизма. Кое о чем это свидетельствует, и, разумеется, в пользу марксизма. Но вряд ли найдутся европейские философы, начинавшие с нацизма и пришедшие потом к чему-то стоящему. Сдвиг Хайдеггера в сторону нацизма не был его началом, скорее, он мог стать его концом.

И если Иисуса Христа еще можно представить как первого коммуниста, то пусть кто-нибудь попытается представить Егo как первого нациста! А истина все-таки с Христом.

…На самом деле всё просто. Власов и Суворов (Резун) — предатели. Коммунизм не то же, что нацизм. Войну начал Гитлер. А выиграли в 1945-м — мы.

Фото: Николай Акимов / ТАСС