Язык, проглоченный от страха

Думаю о том, как сложна, как многолика трусость. Про себя знаю, что я трус. Я боюсь темноты, высоты, боюсь войны, смерти, боюсь за своих близких, боюсь причинить боль и ещё больше сам боюсь боли, боюсь драться, нищеты, позора, боюсь зубного врача. Вместе с тем, я не боюсь говорить то, что думаю. Даже наперекор общему мнению или начальству. Нет, не то чтобы не боюсь. Просто у меня и вопроса такого не возникает. Даже когда я осознаю возможные последствия. Если у меня есть своё особое мнение — вот, получите. А дальше что будет? А как Бог даст. И когда потом некоторые читатели мне пишут, что поражены моей смелостью, то я искренне удивляюсь: какая смелость? Я же про себя знаю, что я трус.

И это не апологетика вовсе. Меня удручает собственная трусость. Осознание собственной трусости делает меня несчастным. Я понимаю, что лучше было бы мне быть мужчиной, мужественным во всём.

Но вот что ещё меня удивляет. Когда я вижу тысячи, тысячи людей, целый народ. Который — я точно знаю — в остальных моментах лишён не только трусости, но даже элементарного чувства самосохранения. Я знаю, что они, и в среднем по народу, и почти что каждый в отдельности, будь то мужчина, женщина или ребёнок — неизмеримо храбрее меня. Да что там сравнивать! По стандартам этого народа я просто слабак и трусишка, всегда был таким, подлый трус, да и только.

Они же очень храбрые, правда. Они не боятся зубных врачей. Не боялись и не боятся бомб, танков, рукопашной лицом к лицу. Не боятся боли. Не боятся убивать и умирать. Драться — вообще не вопрос, драться им даже нравится. Высота, темнота, скорость — в кайф. Они сверхчеловеки во всём! Ну, почти во всём.

И вот представьте, каково мне наблюдать в них этот странный, парализующий страх перед начальством. У всех, почти без исключений. У тех, кого я знаю и помню отважными до безрассудства — страх. Страх не только сделать, но и сказать, даже подумать не так, как надо. Страх не только высказать, но и просто иметь собственное мнение, отличное от провозглашённого начальством. Даже если, на самом деле, им за это ничего не будет. Потому что настоящий страх он такой — безотчётный и иррациональный.

И тогда я думаю ещё вот о чём. Хорошо, когда человек может преодолеть все свои страхи. Хорошо, когда он может быть настоящим мужчиной во всех обстоятельствах. Но некоторым не дано, слишком слаба воля.

Тогда человек должен побороть страх хотя бы в том, что считает своим призванием и предназначением. Например, если человек монтажник-высотник — ему придётся разделаться со своим страхом высоты. Или менять профессию. Если человек хочет стать подводником — это не совместимо с клаустрофобией. Боксёр не может бояться драки на кулаках. Воин не страшится стрелять сам и вражеские пули его не повергают в паралич или истерику.

При этом монтажник может бояться зубных врачей, а боксёр — замкнутых пространств. Лучше, конечно, изжить все свои страхи и быть совершенным, как Отец наш небесный, да. Но вот я — не могу. Кто-то, наверное, тоже, как и я, не может стать бесстрашным во всём. Перед совершенными людьми и настоящими полноценными мужчинами я смиренно склоняю свою голову. А я вот такой, половинка, ублюдок.

Но даже я не понимаю, зачем идти в профессию и оставаться в ней, если ты трус именно в этом аспекте? И ничего не пытаешься с этим сделать? Как можно быть писателем, публицистом, журналистом и бояться подумать свою мысль и сказать своё слово? Зачем ты там?

Мы можем понять и простить пожарных и милиционеров этого народа, которые боятся начальства и сказать что-то поперёк: зато они, наверное, не боятся преступников и пожаров. А какой смысл в журналистах, прочих мыслителях и общественных персонажах, если у них ни одной собственной мысли, только копипаст высокого руководства?

Боитесь говорить? Родные мои, тогда идите в спортсмены. В строители. В комбайнёры. Много есть прекрасных и достойных занятий, в которых простится вам и неумение самостоятельно размышлять, и страх перед правдой.

Источник — здесь

Фото: Caro / Therese Aufschlager/ Globallookpress