«Красный» человек

«„Красной“ империи нет, а „красный“ человек остался» — утверждает Светлана Алексиевич в своей нобелевской речи. Что ж, правда за ней. «Красный» человек не только остался, но и проживает свою молодость. Кем он станет — Чингачгуком или Адамом, зависит только от него.

Это вирус, который уже давно в крови. Последний советский человек родился 26 декабря 1991 года. И как раз приходит его время: он молод, он деятелен, он видел мрак 1990-х, он видел апатию и скуку 2000-х, он живёт в абсурде 2010-х. Его время если ещё не настало, то вот-вот начнётся.

У него другая картина мира, замечает Алексиевич. Правда, она думает, будто бы он читает Маркса и Ленина и что при его поддержке открывают музеи и ставят памятники кровавому тирану. Картина мира у него и впрямь другая. Только вот с апологетами веры писательница ошибается. Вместо классической коммунистической четвёрки молодые люди выбирают Гайдая и Тарковского, Солженицына и Шукшина, Рахманинова и Шостаковича, Пастернака и Шолохова. Для них советский и антисоветский — суть один «красный» человек, их отец, их славный предок.

Для них 70 лет под красным стягом — не провал в истории России, а самая высшая точка в её эволюции.

Алексиевич думает, что нашла помощника из числа классиков в борьбе за своё хорошее против всего плохого — Варлама Шаламова. И цитирует его в нобелевской речи: «Я был участником огромной проигранной битвы за действительное обновление человечества». Но видит в Варламе Тихоновиче только боль и нечеловеческий надрыв. Это, действительно, самые сильные эмоции в его творчестве. Но он, в отличие от сотен современных писателей и деятелей культуры, не разуверился в «красном» человеке и нёс его до конца своих дней.

У него даже есть стихотворение «Пещера», в котором говорится о неразрывной связи двух противоположностей:

Там мой сверстник — неандерталец,

Низколобый чудак людоед,

Песню вытолкнул вдруг из гортани,

Фантазёр, но ещё не поэт.

А движенья его так схожи

С угловатостью здешних манер,

Та же самая дрожь по коже,

Так же дыбится каждый нерв.

Обещаю достичь до мрака,

Притащить из пещерных глубин

Что-нибудь вроде явного знака

Человеческой нашей любви.

Он царапал когтями пещеру,

Камень стен приняв за альбом,

И на память оставил череп,

Жёлтый череп с расколотым лбом.

Шаламов может выражаться ещё похлеще Алексиевич, не прибегая к рекам крови и завываниям, но он всё равно будет искать родственные связи с этим «неандертальцем», будет всматриваться в него и пытаться уловить условный знак «человеческой нашей любви».

Алексиевич работает на разрушение. Мало ей крушения «красной» империи, нужно ещё уничтожить «красного» человека. Но это выглядит смешно. Более того: этот «красный» человек есть и в Алексиевич. Правда, в её случае, со множеством голосов и с функцией выслушивания случайных и неслучайных разговоров (о, этот человек-ухо!), всё это больше походит на болезнь. Так, по крайней мере, думает Светлана Александровна.

Валерия Новодворская выражалась ещё конкретней: «раковая опухоль на теле человечества». Получается, как всегда у нас, что приходится резать по живому — самому себя. И Светлана Александровна делает это с маниакальным упоением. Это, конечно, лишено здравого смысла — с одной стороны. С другой стороны, Алексиевич является всё тем же русским человеком, «красным» человеком, которому присуща вся остервенелость самоедства и упоение саморазоблачения.

Её позиция — позиция Раскольникова: на площадь и каяться. Если бы это было вживую, Алексиевич сочли бы за сумасшедшую. А так — литература.

Принципиальный антисоветизм, который перерастает в русофобию, во многом напоминает самых яростных оттепельных интеллигентов. Только у них у всех одна беда: кончили свои дни в полном разладе с близкими, родными и друзьями. Любой здоровый человек, оказавшийся в их среде, вынужден уйти в подполье: будь то Александр Кусиков или Виктор Некрасов. Оба, кстати, претерпели от парижских соотечественников.

У «красного графа» Толстого даже есть рассказ об этом, как в результате травли и подозрений в поддержке большевиков белое офицерство доводит своего же собрата до самоубийства.

«Раньше наш мир еще делился на тех, кто сидел и кто сажал, — говорит Алексиевич, — сегодня деление на славянофилов и западников, на национал-предателей и патриотов». Такое деление предлагают только радикалы с одной и с другой стороны. Молодой «красный» человек посылает чуму на оба их дома.

Он усвоил все ошибки (если человек как таковой может это сделать в принципе) и готов к новым свершениям. От него отшелушиваются новые веяния и новые борцы за свободу, которые получив первое признание, забывают о своих идеалах и уходят в шоу-бизнес.

Он защищает детей Донбасса и Луганска. При этом он не «зелёный», а строго «красный»: всё делает не по указке сверху, не в рабочее время, а всё сам, своими руками, своей головой. Он уже пережил период антиутопии и уже делает вторую попытку создать «город солнца». «Красный» человек — это звучит гордо, гордо и даже, если выражаться, как герои Гузель Яхиной, — «красноордынски».

Алексиевич жалуется, мол, «трудно в наше время говорить о любви». Естественно, трудно. Особенно, когда в театре государственного абсурда и в театре военных действий появляются ещё и истерики, стремящиеся не решить проблемы, а разрушить всё и вся или наоборот — замолчать.

И, тем не менее, «красный» человек поёт о любви в песнях Дмитрия Ревякина и Святослава Вакарчука, говорит о любви в стихах Эдуарда Лимонова и Сергея Жадана, спорит о любви резкими выпадами Дмитрия Кузьмина и Дмитрия Ольшанского.

Любовь не может быть иного цвета. Человек не может быть иного цвета. Красный — цвет новой жизни, кровь с молоком, удивительное соединение несовместимых на первый взгляд элементов.

Если не любовь, то — подслеповатый человек-ухо. Он слышит об общенародном молении за ядерное оружие и не видит, как строятся храмы на окраинах страны, в которые ходит самые настоящий русский народ, а не карикатурный и анекдотичный. Он видит казаков с нагайками, но не слышит, что это часть представления. Перепостмодернизм низкого пошиба. И, наконец, он садится в православное такси, потому что сам вызвал его.

Как до этого сам вызывал огонь, потоп и четырёх всадников Апокалипсиса на свою землю.

Если не любовь, то ад и агония.