За кем останется последнее слово?

Газету «Русский караван» я — учредитель, редактор, автор материалов — выпускаю 21 год. 10 из них находилась под бременем незаконного уголовного преследования, связанного с журналистской и правозащитной деятельностью. Уголовных дел в отношении меня было возбуждено 4, по трём оправдана, по одному получила судимость.

Правда, только в первом деле поводом для его возбуждения значилась публикация. За критику высокопоставленных должностных лиц мне грозил реальный срок лишения свободы по ч. 3 ст. 129 УК РФ («Клевета, соединённая с обвинением должностного лица в совершении тяжкого преступления»). Дело уже дошло до рассмотрения в суде. Но тут чиновники поняли, что привлечение к ответственности за статью в газете воспринимается всеми не иначе как политическое преследование журналиста. А в этом власть уличена быть не хочет. Суд нашёл предлог и возвратил дело прокурору, тот — следствию, а оно прекратило уголовное дело за отсутствием состава преступления

* * *

Последующее политическое преследование было замаскировано под привлечение к ответственности по общеуголовным статьям. Дважды меня судили по ст. 297 УК РФ («Неуважение к суду»).

Одно дело было возбуждено по заявлению представителя немецкого предприятия «Флайдерер» из-за того, что в судебном заседании ответила колкостью на его колкость. «Флайдерер» пользовался покровительством чиновников администрации Новгородской области. А «Русский караван» — единственное СМИ, сообщавшее о вредной экологической деятельности предприятия, повлекшей заболевание жителей бронхиальной астмой. Вынужденное молчание газеты стало бы для «Флайдерера» решением проблемы. Для этого и запустили механизм уголовного дела. Но не вышло. Присяжные Новгородского областного суда — судьи из народа — дважды вынесли вердикт «невиновна»: в 2010-ом, а после отмены оправдательного приговора Верховным судом и повторного рассмотрения — в 2011-ом.

Потом мы смогли доказать и пресечь загрязнение «Флайдерером» окружающей среды.

Второй раз по ст. 297 УК РФ меня тоже обвиняли в резких, но справедливых словах, сказанных в суде в адрес одной из участниц гражданского процесса. По этому делу меня оправдал Новгородский районный суд (уже без участия присяжных) в 2019 году.

* * *

Но судимость мне всё-таки организовали — в 2014 году по ст. 116 УК РФ. Не удивляйтесь: это — «Побои».

Так мировой суд оценил случайную царапину от очков, которыми я задела так называемую потерпевшую, потеряв равновесие от её же толчка после того как она преградила мне путь и не давала выйти из помещения после судебного заседания.

Потерпевшая — дочь председателя одного из ТСЖ, о незаконных действиях которого шла речь в моей публикации, и причина, по которой в отношении меня совершена спланированная провокация, очевидна. Но этот довод суд отмёл. При желании увидеть очки в моей руке на видеозаписи можно, но у суда такое желание не возникло, поэтому он расценил случайную царапину как результат умышленного удара.

«Дали» мне тогда в качестве наказания штраф: 30 тысяч рублей, но не это главное. Главное: приговором суда я была признана ВИНОВНОЙ в совершении преступления.

Между тем, я считала и считаю, этот приговор подлежит безусловной отмене, потому что суд не предоставил мне последнее слово. Так приговор и вынесли: без последнего слова подсудимой.

На этот приговор я писала жалобы. Но как областной, так и Верховный суд отказались его отменить, несмотря на то, что Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации дважды обращался в Верховный суд с ходатайством об отмене приговора в связи с нарушением права на защиту.

* * *

Для журналиста и правозащитника клеймо судимости, да ещё и за побои, равносильно гражданской казни. Ради этого судебная власть и вцепилась в приговор мёртвой хваткой.

Незаконный приговор навредил не только мне, а ещё и сотням новгородцев, которые в патриотическом порыве приняли участие в сборе гуманитарной помощи жителям Донбасса, организованном нашей газетой в 2014 году.

После уплаты по приговору крупного штрафа в бюджет средств ещё и для выплаты компенсации морального вреда, а также судебных расходов потерпевшей у меня просто не осталось. В связи с этим судебные приставы ограничили мне выезд из России, хотя по закону имели право эту меру не применять.

Сопровождение груза иным лицом было невозможно. Поэтому 11-ый «караван» был доставлен на Донбасс с большим опозданием. Это негативно отразилось на авторитете государства в области международного сотрудничества.

Многие считают, что заявление «потерпевшей» от царапины просто использовали для расправы с неугодным журналистом. Эхом отозвалась не только история с «Флайдерером». За три года до этого в значительной степени благодаря публикациям «Русского каравана» прокуратура Новгородской области официально признала, что в сфере недвижимости в области действуют не просто организованные преступные группы, отбирающие жильё у социально незащищённых граждан, а организованные преступные сообщества с участием сотрудников органов опеки, внутренних дел, администраций, БТИ, ЖЭУ, социальной защиты, медицинских учреждений, психиатров, нотариусов, адвокатов. Правозащитники нашей газеты пытались вернуть жильё пострадавшим, оспаривая обманные сделки в гражданско-правовом порядке. Удалось помочь троим. Но пострадавших было намного больше. Без уголовных дел изменить ситуацию было невозможно.

Беспрецедентная не только для Новгородской области, но и в масштабах страны акция нашей газеты — ежедневный (!) пикет в течение года (!) у здания областного УВД под лозунгом «Следствие! Хватит работать у квартирных мошенников адвокатом!» не прошла бесследно. В отношении самых матёрых чёрных риэлторов, годами орудовавших безнаказанно, наконец, возбудили уголовное дело. Правда, до должностных лиц руки не дошли. Или коротки оказались. Спустя время квартирных мошенников стали судить, а одновременно с ними и меня — за случайную царапину. Многие уверены: не было бы её, за побои меня осудили бы всё равно.

* * *

И мало кто удивился, что президиум Новгородского областного суда во главе с теперь уже бывшим председателем Инной Самылиной отказался отменить тот приговор «за царапину» — даже несмотря на то что дело для рассмотрения в облсуд направил аж заместитель председателя Верховного суда В. А. Давыдов. Он отменил предыдущее постановление судьи о законности приговора и признал обоснованным ходатайство Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации об отмене приговора в связи с нарушением права на защиту. Но областной суд отказал даже им.

Уполномоченный по правам человека снова обратился в Верховный суд. На этот раз ходатайство об отмене приговора в связи с нарушением права на защиту рассматривал другой заместитель председателя — В. В. Хомчик и решил, что оснований для отмены приговора нет. Объяснил так: непредоставлением мне последнего слова моё право на защиту не нарушено, так как я сама отказалась от участия в судебных прениях.

Хотя даже студенты знают, что судебные прения и выступление подсудимого с последним словом — это совершенно разные стадии судебного процесса, не зависящие друг от друга.

Остаётся догадываться, что повлияло на позицию Хомчика — членство Самылиной в Высшей квалификационной коллегии судей РФ, корпоративное желание сохранить трофей новгородских судей в борьбе с журналистом, критикующим местных чиновников, или что-то ещё.

Решение заместителя председателя Верховного суда Хомчика является окончательным и обжалованию не подлежит. Выводам заместителя председателя Верховного суда закон придаёт силу окончательного решения по уголовному делу. Поэтому жалоба на решение заместителя, адресованная непосредственно Председателю Верховного суда, считается повторной, а её подача законом запрещена. Повторная жалоба возвращается без рассмотрения.

* * *

Между тем Конституционный Суд России давно признал, что судебная ошибка подлежит исправлению в любом случае и даже в том, когда она допущена инстанцией, которая отраслевым законодательством признана окончательной.

Но каким образом о судебной ошибке заместителя сообщить Председателю Верховного суда, если закон запрещает подавать жалобу на его имя?!

Совет Федерации сообщил, что не вправе вмешиваться в деятельность судебно-следственных органов.

И возникает вопрос: почему же всё-таки вмешался в случае с журналистом «Медузы» Иваном Голуновым? Я задавала этот вопрос, но мне на него так и не ответили.

Обращение к Председателю Совета при Президенте России по развитию гражданского общества и правам человека В. А. Фадееву до адресата не дошло. Письмо вернул без рассмотрения департамент рассмотрения жалоб и правовой работы Администрации Президента, указав, что проверка законности и обоснованности судебных актов может осуществляться лишь в порядке апелляционного, кассационного либо надзорного судопроизводства, иная процедура ревизии судебных актов недопустима.

Выходит: закон говорит, что непредоставление подсудимому последнего слова В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ является основанием для отмены приговора, а Верховный суд отменяет НЕ в любом, и никто во всей стране ничего с этим сделать не может!

Впрочем, будь я либеральным журналистом, комиссия по свободе информации и правам журналистов Совета по правам человека, сплошь состоящая из либералов, наверняка нашла бы возможность проинформировать высших должностных лиц о существовании приговора, которого не должно быть в принципе. Так же, как сумели убедить аж самого Президента публично выступить в защиту журналиста из издания, мягко говоря, не питающего особых симпатий к государственной политике России.

Но к жизни в российской глубинке и судьбам тех, кто верой и правдой борется за её улучшение, московские деятели безразличны. Государственники — журналисты, правозащитники, общественники — бьются за права граждан и интересы России один на один с превосходящими силами недобросовестных представителей местной власти.

И подмоги им ждать неоткуда…

Галина Ярцева, редактор газеты «Русский караван»