Технолог человеческих душ

Девятьсот тринадцатый год. Воспетый Ахматовой, осененный блоковской «Розой и Крестом», озвученный трагедией «Владимир Маяковский»…

А еще в 1913 году родились два писателя, ставшие потом двумя полюсами советской литературы. Весной был отмечен юбилей Сергея Михалкова — чемпиона СССР по цинизму, человека, не ведавшего угрызений совести ввиду изначального отсутствия последней. Сегодня же, 21 августа, — столетие со дня рождения драматурга Виктора Розова, певца и творца новой, советской совести. Художника, всю жизнь верившего в людей и в торжество добра.

Большой прижизненный успех, и притом заслуженный. Из культовой пьесы Розова «Вечно живые» вырос идейный штаб шестидесятничества - театр «Современник». Она же стала сюжетной основой фильма Михаила Калатозова «Летят журавли» — одного из немногих всемирно признанных шедевров отечественного кинематографа.

Розов — мастер драматической интриги. У него нет произведений, в которых ничего не происходит. Читатели-зрители моего поколения могут и припомнить, и даже пересказать фабулы таких динамичных пьес, как «В добрый час!», «В день свадьбы», «Традиционный сбор». Четко прописанные характеры, развитие которых властно подчинено моралистической установке. Это у Чехова «никто не знает настоящей правды». У Розова ее всегда знает сам автор и его любимый герой.

Нехорошо поступать в институт по блату, да и вообще можно обойтись без высшего образования, а вот предоставить кров провинциальным родственникам — святое дело («В добрый час!»).

Не уверена в чувствах жениха — не жди, что стерпится-слюбится, а гони его прочь, пусть катится к былой подружке («В день свадьбы»).

Не бывает ни успешных людей, ни неудачников: в нашей стране все равны, — проповедует Сергей в «Традиционном сборе». Здорово играл его Евгений Евстигнеев: герой блещет мудростью и так до конца не сообщает, кем работает, чего же сам добился в этой жизни, — тонкий драматургический ход.

Если тебе вдруг дадут премию — откажись! («Ситуация», где Розов, кажется, даже предвосхитил вершину советского абсурдизма — похваленную Брежневым лубочную картинку «Заседание парткома» кисти Александра Гельмана).

Но все-таки венец моралистической драматургии Розова — сцена из пьесы «В поисках радости», когда юный Олег Савин (на экране — Олег Табаков в эфросовском фильме, названном «Шумный день») рубит отцовской именной саблей ненавистный импортный гарнитур. Вот это бой! С невесткой Леной, одержимой вещизмом, а в ее лице со всем мировым мещанством. Мебель тогда была дефицитна, покупка какой-нибудь чешской или гэдээровской диван-кровати становилась семейным торжеством… Тем не менее, и я, и многие мои ровесники покорно признавали правоту Розова и Табакова, по-видимому, паривших в эмпиреях и не нуждавшихся в столах и стульях.

Еще навек врезалась в память та проработка, которую мать Олега — Клавдия Васильевна (в фильме — знаменитая Валентина Сперантова) учиняет старшему сыну Федору, ученому-химику, не блюдущему верность фундаментальной науке и пописывающему журнальные статейки — ради денег, мебели и жены-мещанки. (Историческая справедливость требует заметить, что научно-популярные журналы: «Знание — сила», «Наука и жизнь», «Химия и жизнь» стали оплотом высокой культуры, подлинной научности и прогрессивной мысли). Мать припоминает сыну случай, когда тот, будучи старшеклассником, пришел домой пьяным, и любящая мать подумала: лучше бы ты умер. Мне это тоже казалось тогда верной и высоконравственной позицией, хотя, честно говоря, самому уже доводилось пригубить портвейна во дворе или на берегу Иртыша с товарищами по школе. Впрочем, максимализм всегда отлично уживается с двойными стандартами.

Прошли годы — и я, вспоминая сию сцену, вдруг изменил к ней отношение. Да ведь эта высоконравственная мамаша — просто фашистка. За первую подростковую пьянку — смерть? А что нам теперь делать с юными наркоманами? По моральному кодексу розовской героини, наверное, надо их просто пачками расстреливать.

Розовская драматургия принадлежит истории отечественной культуры и советской цивилизации. Может ли она что-то дать сегодняшнему читателю и зрителю? Вопрос. Что ставится теперь из этого репертуара? Вроде где-то идет «Гнездо глухаря» — пьеса раздумчивая. Сразу вспоминается, как там искалеченная советским воспитанием героиня по имени Искра заходит в кабинет отца, где висит коллекция икон. Становится на колени и пытается что-то шептать. Застав ее за этим, добропорядочные родители приходят в ужас. Иконы вскоре сменяются африканскими масками. На них в финале начинают молиться африканцы, посетившие высокопоставленное семейство.

Не мог честный и талантливый драматург не проговориться: советская мораль не имеет ничего общего с христианской нравственностью.

Но в целом розовский кодекс не включает в себя прощение людям их слабостей (как это еще у него Вероника в «Вечно живых» не угодила под моральную секиру: ведь вышла замуж за трусливого приспособленца Марка!). Все у нас должны быть сильными, честными, безупречными. Только вот откуда взять силы для этого? Этот вопрос драматургом не рассматривался.

Увы, модели образцового поведения, спроектированные Виктором Розовым, оказались несовместимыми с жизнью. Они — часть того утопического советского проекта, который не был мотивирован ни социально, ни экономически, ни антропологически. Моралистический нажим не может создать человека, он может его только сломать.

Таков драматический итог судьбы драматурга.

Автор — критик, прозаик, профессор МГУ

Фото: Игорь Зотин (Фотохроника ТАСС)