Хуже бандеровцев

Я с трудом нашёл этот овраг в лесу на окраине украинского города Снежное. Навстречу вышли два человека и встретили меня, как диверсанта. Когда сказал, что я журналист и хотел бы о них написать, то мне сразу посоветовали убраться подобру-поздорову. Тут же нашлись двое провожатых, которые с явной озлобленностью, шагая рядом со мной, начали подозревать меня во всех смертных грехах. На горке, усыпанной чёрным «штыбом», я бросил в сердцах:

— Не ожидал от вас такого. Я журналист из России и мне просто хотелось понять, как вы здесь живёте.

— А документ есть? — резко сменив тональность, заинтересованно спросил коренастый.

Внимательно изучив удостоверение, он вернул его и доверительно сказал:

— Подожди, я сейчас к старшему схожу.

Оставшийся второй, затараторил:

— Мы вам завидуем. Владимир Владимирович единственный, кто не прогибается и кому можно верить. Мы его уважаем.

Пришёл старший и тоже стал величать Путина по имени-отчеству и расточать ему комплименты. Причём делалось это естественно, без всякого пафоса.

В этот момент впервые поймал себя на мысли, что они восхищённо говорили о моём президенте. О президенте моей страны, которого я сам редко когда хвалил и всегда его называл исключительно по фамилии.

Старший, пообщавшись со мной, разрешил «поговорить с работягами», но при условии, что в материале не будут названы никакие детали, могущие привести к прикрытию их бизнеса. Согласившись с такой конспирацией, я включил диктофон и тут же был уличён в нарушении договорённости:

— Ты спрячь эту фиговину! У нас здесь не филармония. Правда, Василич? — обратился он к обгонявшему нас кряжистому работяге, и отведя его в сторону дал наставления по моему сопровождению.

Перед входом в чёрную «дыру» Василич мне сразу сказал, что этот вход «не только в потаённую шахту, но и в преисподнюю». Он знал о чём говорил. Внутри мне и самому стало ясно, что смерть там в прямом смысле находится намного ближе, чем в обыденной жизни. Она присутствовала во всём, даже во влаге, которая стекала по стенкам и хлюпала под ногами. Точнее, под коленками, потому что по «норе» ходить было не возможно. Там можно было только ползать.

— Вода омывает сначала покойников, а потом нас, — спокойно сообщил мне Василич и показал наверх. — Там, над нами, городское кладбище. Так что здесь эта старуха с косой всё время рядышком прохаживается. Ко мне тоже, однажды, заходила… — он внимательно посмотрел на меня и начал смеяться. — Только я её послал куда следует… Завалило меня тогда. Откопали. Вытащили. А нога перебита. Повезли в травматологию. Привозят. Я весь чёрный, в породе, в угле… А врачиха в приёмном покое осматривает меня и спрашивает с такой хитренькой ухмылочкой: ну что, чумазый, тоже что ли будешь рассказывать, как в своей хате погреб копал?! — и он вновь начинает заливисто хохотать. Затем смотрит на меня и поясняет. — Нам же нельзя говорить, что нас на шахте-копанке засыпало — подсудное дело. Вот все мы и начинаем врать про домашние погреба…

Официальной статистики травматизма шахтёров-нелегалов, по причине указанной выше, не существует. Но на самом деле, почти каждый из подобных работников неоднократно становился нетрудоспособным из-за аварийных ситуаций на самодельных шахтёнках. Естественно, без выписки больничного листа, так как налоги и страховые взносы они государству не платят. И государство им отвечает тем же.

А вот смертельные случаи на копанках не скроешь. Независимый профсоюз горняков Украины (НПГУ) подсчитал и обнародовал трагическую цифру: в среднем во время «незаконной добычи угля» ежегодно погибает в Донбассе около 150-ти человек.

Пометка в блокноте. Народный юмор породил язвительный вопрос для будущей украинской анкеты: входили ли вы или ваши родственники в состав правительства, администрации президента, или иной организованной преступной группировки, обещавших улучшение жизни людей?

Хуже каторги

Я спрашиваю Василича:

— Не пытались найти себе работу поспокой… — он мне не даёт договорить.

— Я уже лет пятнадцать пытаюсь! — со злостью выкрикивает он. — Как уволили с шахты, так всё пытаюсь и пытаюсь! Хорошо у меня стаж есть. Заработал. А вот эти пацаны! — и он показывает на молодых парней. — Как им жить дальше?! Всю жизнь что ли пахать рабами на этой каторге?

Я ему не говорю, что происходящее здесь — хуже каторги. Украинские копанки за гранью всего и вся. Сосланные в Сибирь декабристы, оказались поначалу, как утверждали современники, «в тяжелейших, в невыносимых условиях». И сколько же бумаги было изведено на прошения о смягчении им наказания! А их кратковременная каторжная работа заключалась в добыче руды. За день «государственным преступникам первого разряда» нужно было надолбить и вынести на поверхность около двух пудов.

Добровольным снежнянским каторжанам приходиться вытаскивать за смену раз в двадцать-тридцать больше. Около тонны.

Нигде и никогда я не видел такой тяжелой и опасной работы, как на этих самодельных шахтёнках, которые стали отличительной приметой независимой Украины. Они появились на русскоязычном востоке, в окрестностях нескольких горняцких городов Донецкой и Луганской областей и везде стали называться одинаково уничижительно: «копанки», «дыры», «норы».

Украинская власть неустанно ведёт жесточайшую борьбу с ними, как с пагубным явлением. Но при этом общее количество копанок за последние три года по данным НПГУ возросло на треть и подобралось уже к отметке 10 тысяч.

Пометка в блокноте. Разговаривают двое украинцев:

— Слышал, в Киеве изобрели машину времени?

— Не может такого быть!

— Может. «Майданом» называется. Люди на площади постоят, покричат, и вся страна снова в девяностые годы возвращается.

Растраченная надежда

Технология сооружения копанок проста. Находится пласт угля, выходящий поближе к поверхности и начинается его выгрызание из земной толщи. Для этого бьётся штольня. Её высота в копанках, как правило, не превышает толщины пласта антрацита. Лишнюю работу здесь никто оплачивать не будет. Из-за этого штольня почти всегда приобретает форму узкой щели. Вот в ней-то изо дня в день и рубят уголь.

Я побывал на нескольких «норах». Чтобы иметь представление об их средних габаритах достаточно залезть под столешницу обычного обеденного стола. Из-за такого ограниченного пространства рабочее положение в штольнях изуверское — на четвереньках. Передвигаются там тоже не лучшим образом — на карачках. Воздух сырой и спёртый. Принудительной вентиляции — нет. А сами забои, где долбят уголь, располагаются за десятки метров от входа. Есть и побольше. Протяженность той копанки, в которой я делал снимок (вверху), почти полкилометра. По сравнению с другими она не такая убогая, и уголь в ней вытаскивают не на себе, а на тележке, передвигающейся, правда, по деревянным рельсам. На металл нет денег.

Рабочая смена в копанках длится — пока есть силы. Почти во всех «норах» труд полностью ручной. Главный инструмент — кайло и лопата. Механизация появляется только там, где есть «богатый уголь», оправдывающий все затраты. Тогда привозятся отбойные молотки, лебёдки и компрессор. Чтобы всё это бесперебойно работало, требуется обеспечить не только электричество. Нужно ещё сделать так, чтобы оказались поражены хитрым недугом все проверяющие и карающие органы. Корыстная болезнь подмазанных чиновников отличается стойкими симптомами: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу. Коррупционно-криминальная система настолько отработана, что в Киеве только думают о направлении соответствующей комиссии, а в Донбассе уже знают о дате её приезда.

Если уголь не «семечка», а «кулак», то шахтёр может на нём заработать большие деньги: от четырёх до шести тысяч гривен в месяц. В российских рублях это в диапазоне от 15-ти до 23-х тысяч. По здешним меркам это очень высокооплачиваемая работа.

Но после нескольких лет такого труда, от здоровья горняков-нелегалов мало что остаётся. Они «наживают грыжу», «срывают спину», корчатся от радикулита и, наглотавшись угольной пыли, становятся «кахыкающими силикозниками». И ещё они спиваются от безысходности. Потому что такая беспросветность длится уже более двадцати лет. И каждый раз, при выборах нового президента, они были уверены, что жизнь станет лучше. Не стала. Но при этом у них всегда оставалась надежда.

— При бандеровской власти у нас теперь нет ни надежды, ни грошей, — и Василич выворачивает для наглядности пустые карманы фуфайки. — Люди выть начинают от такой жизни. Достали уже всех эти майданутые! Но зато теперь у нас есть две больших общих радости. Мы первые в мире по росту цен и теперь знаем кто во всём этом виноват: москали проклятые! Но знаешь, что меня греет? — и он снова начинает хитро улыбаться. — Говорят, в предварительной продаже уже появились билеты на «Титаник», исключительно для членов украинского правительства. Как думаешь: не брешут?

Пометка в блокноте. В России две беды — дураки и дороги. А в Украине три — дураки, дороги и Россия.

Зажигавшие звёзды

В советские времена в Снежном жили безбедно. Заработки у горняков были хорошие. Снабжение — без проблем. За дефицитной колбасой сюда приезжали даже соседи ростовчане. Горняки были элитой рабочего класса. Здесь так и говорили: на первом месте по вниманию — Москва, затем — Донбасс. Этот город считался городом шахтёрской доблести. Именно здесь зародилась всесоюзная традиция зажигать на копром звёзды в честь трудовых побед.

— После развала Союза начался обвал в экономике. Затем — неразумная политика властей Украины, -- рассказал мне о том периоде бывший глава города Валентин Чепурной. — Без открытия новых рабочих мест, стали закрывать шахты. В 2001 году ликвидировали половину из них. На улице оказались сразу шесть тысяч горняков. Народ начал бунтовать. Но без зарплаты долго не протянешь. И люди, чтобы выжить, бросились самостоятельно добывать уголь.

В угоду международным фондам, диктовавшим бесчеловечные условия выделения кредитов, устроили, фактически, шахтёрский геноцид. В городе с населением под семьдесят тысяч подавляющее большинство оказалось на грани нищеты. С той поры и до сего дня в многоквартирных домах Снежного отключена горячая вода по причине неплатёжеспособности населения. А стоимость однокомнатной квартиры здесь опускалась до 200−300 долларов.

По оценкам Валентина Чепурного, в тот начальный критический период на местных копанках добывали угля больше, чем на всех оставшихся государственных шахтах Снежного. Это и спасло город от умирания. Новоявленные «кроты» кормили не только свои семьи, но и обеспечивали всех горожан топливом.

Кстати, снежнянцы стали своеобразными первопроходцами в нелегальной угледобыче. Самые первые копанки Донбасса, как утверждают многие, появились, в местном посёлке Восьмая шахта. Там пласты антрацита долбили прямо в огородах. И как раз этот угольный клондайк и «прославил» город на весь мир. Именно здесь эстонские документалисты сняли пронзительный фильм о мальчишке-шахтёре, который работал в копанке. Таким образом он спасал от голода себя, младшую сестрёнку и спившуюся мать.

Кино, получившее несколько международных призов, к показу в Украине запретили. Власть в Киеве посчитала изображённую действительность чернушной инсценировкой. Только вот работающие в забое дети — правда. Сам их видел. А знакомый пацан Лёнька, с которым за отработанную смену при мне расплатились двумя вёдрами угля, даже сжалился надо мной, сказав:

— Дяденька, вам все запрещают их фотографировать, а меня можно. Снимайте, я никого не боюсь.

Только не смог я его снять. Кожа, да кости и одет в лохмотья. Этот мальчишка до сих пор стоит у меня перед глазами. В Ореховой балке, в которой он рубил уголь, я побоялся даже залезть в «его» копанку — мышеловка.

Пометка блокноте. В Снежном я увидел только одно чудо. Возле чёрной «норы» стоял блестящий шестисотый Мерседес. И мне тут же пояснили: хозяин — крышеватель копанок. Один из тех «крутых» паханов, кто поверх ворованного «сала» намазывает ещё и государственное «масло».

"Москаляку — на гиляку!"

Странно, но шахтёрские копанки, не имеющие никакого экономического значения в масштабах Украины, продолжают оставаться актуальной темой, даже в эти смутные времена.

Президентская компания только началась, а уже три претендента в своих речах обеспокоились решением этой проблемы, правда, без какой либо конкретики. Поразительно, но недавно назначенный руководитель Донецкой области, олигарх-губернатор Сергей Тарута, тоже озаботился их существованием, как будто сейчас это наиглавнейшая задача. Он предложил добровольно легализовать копанки. Те, кто воспротивится этим условиям — будут закрыты. Срок — до 23 мая. Тарута пояснил: «…работа в этом направлении проводилась и раньше, но она была неэффективной, люди не поверили власти».

Василич, услышав об этой инициативе, стал безудержно ругаться:

— А с какой стати я должен верить теперь этой власти? — и он начал перечислять условия и стандарты открытия законной шахты. — Не возможно! Одно из двух: или этот олигарх дурак сам, или его советники. Ни одну нашу копанку нельзя легализовать даже по нормам техники безопасности. А если даже удастся сделать всё, как положено, цена угля станет заоблачной. Хоть так, хоть эдак — остаёмся мы без работы. Да и самих копанок в Снежном уже почти не осталось. Весь доступный уголь уже выбрали.

Он закурил и тяжело вздохнул:

— Знаешь, как с нами боролись в начале? Дерьмом заливали…

— ???

— Подъезжала ассенизаторная машина, засовывали трубу в копанку, и сливали всё дерьмо туда во внутрь. И никому из этой власти в голову не приходило, что если бы был нормальный выбор, то никто бы в этих «дырках» из нас не работал! У Крыма вон появилась возможность выбора, взял и ушёл Крым в Россию…

— А если такая возможность появится у Донбасса? — осторожно спрашиваю я, с намёком на возможный референдум.

— Если Киев до крови всё это у нас здесь не доведёт, то думаю, что… Нет. Молодые в Европу рвутся. Пашка вон с Сашкой, так те и против майданутых, и против вхождения в Россию. Вовка, с другим Сашкой — те, да, но они и так в Москву на заработки ездят. Ну, а старики, так они бы к Советскому Союзу присоединились, если бы было такое возможно. Ты только пойми, что Россия для нас — самая близкая и родная страна. Так что, если совсем уже не в моготу станет, тогда попросим защитить. А может и промолчим. У нас здесь, знаешь, как: если на День Шахтёра бухать начинают, то желающим и площади мало, а если на митинг выйти, то все по своим хатам, как суслики сидят.

Василича немножко опроверг состоявшийся апрельский «народный сход». Люди всё-таки вышли. Несколько сот горожан впервые прошлись маршем по улицам, выкрикивая «Снежное, вставай! Снежное, просыпайся!» Звучали выступления против власти. Но ни одного российского флага видно не было. А в соседнем Торезе нескольким активистам подобного митинга, накануне, повыбивали стёкла в окнах их домов. Сегодня противостояние начало проявляться даже в самых русскоязычных городах провинциальной Украины.

Это раньше в Донбассе, после развала СССР, почти все были русскими и по языку, и по своему духу. А несколько последних лет, как показывают опросы, большинство русскоязычных стали здесь себя причислять к украинцам. Возникла новая ситуация. Но она может измениться в любой момент из-за бандеровской идеологии. Здесь в ответ на начавшуюся оголтелую национальную пропаганду под лозунгом «Единая Украина», уже возмущённо говорят, с «этими» нас ничего объединять не может!

На всю страну звучат угрозы русским о том, что их вздернут на виселице: «Москаляку — на гиляку!». Им рисуют скорое будущее: «Вы ещё будете бояться не то что думать, а и молчать на русском языке». Внедряются неприемлемые для подавляющего большинства ценности и уже начались кощунственные нападки на самое святое и неприкасаемое.

…На огромном древнем кургане, возле Снежного, воздвигнут монумент в честь освобождения Донбасса от немецко-фашистких захватчиков. Здесь в окрестностях высоты Саур-Могила, в 1943 году в жесточайших боях с дивизиями СС погибло более двадцати тысяч наших солдат. За годы войны только в Донецкой области было замучено и убито нацистами 174 тысячи мирных граждан и 149 тысяч советских военнопленных.

Можно ли всех этих погибших вытравить из народной памяти?! А ведь пытаются не только вытравить, но и причислить их к врагам.

На Западной Украине уже издевались над нашими фронтовиками, плевали им в лицо. На всю страну объявляли национальным героем изувера Степану Бандеру. А недавно новый министр культуры Украины выступил с законодательным предложением отменить День Победы, который он относит к деяниям «большевистских захватчиков», и сделать его траурным Днем памяти жертв советской оккупации.

Пока наш общий праздник ещё остаётся в обоих календарях. Но на Саур-Могиле независимые украинцы взяли и загасили Вечный огонь. Не вандалы загасили. Не приезжие националисты. Не майдановцы. Свои. Просто-напросто пожалели денег на газ. Вот и выходит, что иногда свои могут быть хуже бандеровцев. И когда я им об этом говорю, они меня не понимают…

Фото ИТАР-ТАСС/ Максим Шипенков