Притча с метаболизмом

Книга Абузярова — это не роман, а, скорее, сборник новелл или историй (главы тут так и называются — «истории»), представляющих собой описание текущей жизни в заметно абсурдном, замкнутом на себя, выдуманном мире, по прихоти автора (и несколько лукаво) вписанном в знакомую всем географию. Действие происходит в некоем абстрактном поволжском городе под названием Нижний Хутор, в котором живут не менее абстрактные «поволжские финны», то есть люди такие же, как и мы с вами, просто обладающие звучащими «по-фински» именами, в которых довольно быстро начинают опознаваться знакомые слова: хапугу зовут Хаппонен, женщину, орудующую веником, — Веннике, сантехника же — Каакко (что, по-моему, дурноватый вкус) и так далее. В названиях улиц присутствует слово «стрит», деньгами являются «сантимы», печатный орган именуется «Нижний Хутор Индепендент», словом, подход понятен. Городской быт здешних обитателей отчетливо напоминает быт жителей Шира: и там, и там все как у людей, только меньше, уютнее и немного наперекосяк. Другой очевидный (и, вероятно, более культурно отрефлексированный) аналог — это Цветочный город коротышек Носова: словом, ассоциации все положительные, очень, так сказать, домашние и настраивающие на дружелюбный лад.

Ну и, собственно, писатель Абузяров читателя, настроившегося на такой лад, совершенно не обманывает. Трудно сказать, сколько, в зависимости от накопленного личного уровня культурного скепсиса, кому нужно будет времени на то, чтобы обжиться в этой своего рода волшебной стране, — но когда процесс вселения сюда и притирки к местным жителям и обычаям проходит, то примечается, что жаловаться тут решительно не на что: реальность тут совершенно цельная и, что еще важнее, изложенная абсолютною цельным, адекватным и, так сказать, конгруэнтным ей языком. Язык этот не очень сложен (сложного и не нужно), обладает существенным люфтом, позволяющим легко вбирать в себя как прямой пафос, так и нынешние разговорные слова вроде «туса» и «менты» — и делать их совершено своими, как бы «другими словами», словами внутреннего лексикона, то есть своего рода еще одними «сантимами», «диалектизмами» этой страны, где они, в общем, означают не совсем то, к чему привыкли жители за ее пределами. Собственно, то же самое происходит и с самими местными жителями: их социальные приметы описаны все очень подробно и «правдоподобно» — тут есть артисты, журналисты, так называемый простой народ, бандиты, хулиганы, etc. — но они их никоим образом не детерминируют так, как детерминировали бы в реальном мире — чтобы понять значения слова «сантехник» в мире Абузярова, нужно сперва изучить созданный им мир, где сантехники, помимо прочего, занимаются ублаготворением духов воды, — и только тогда оценивать статус носителя этого звания на местной социальной (и экзистенциальной) иерархической лестнице. Книга написана с юмором, иногда довольно черным, иногда простодушным, но всегда очень мягким — (настолько мягким, что более скептичный человек, возможно, пожмет плечами), по ней традиционно рассыпаны несколько бесцельные культурные ссылки вроде «как вам рассказать о Ювенале?» (Ювенале — это местная цветочница), и, в общем, текст этот, помимо своей собственной внутренней логики, очень хорошо вписан во внешнюю логику ожидания обычного нынешнего образованного человека: там есть все, что ему нужно, и есть нечто большее.

Тут, наверное, необходимо было бы порассуждать, для чего Абузяров затеял написание притчи — а это именно причта, иногда даже немного до назойливости притча, — и какой в ней сверхсмысл или что-то в этом духе — но, если честно, совсем не хочется. Там есть все необходимые смыслы, не извольте сомневаться, Абузяров писатель профессиональный, — но книг «со смыслом» сейчас так много, а книг, вызывающих живой интерес и умиление при этом, книг, обладающих своим собственным метаболизмом, — так мало, что построенную Абузяровым аккуратную, сентиментальную и абсолютно замкнутую и цельную конструкцию совершенно не хочется разбирать на болты и секции: она хороша как артефакт.

В любом случае, понятно, что такого рода вещи — это всегда, в сущности, развернутое применение приема под названием «отстранение»: когда реальная жизнь, взятая в волшебные рамки, с выпяченными в ней комическими деталями, долей чисто синтетического, извне привнесенного абсурда, и раздутыми до субстанциональных масштабов акциденциями, внезапно начинает казаться нереальной и обладающей каким-то странным, прежде незаметным измерением: в этой ситуации она принимается казаться больше, чем жизнь, даже тогда, когда за ней ничего большого не стоит, — она как бы провоцирует поискать это большее, и многие находят.

Притча вообще всегда именно поэтому очень выгодный ход, именно этой ее выгодностью и объясняется во многом популярность фанфиков, равно как и изобилие графомании в притчевом жанре. Чтобы ей не быть графоманией, тут надобны несколько совершенно определенных вещей: автор должен уметь очень четко выбрать и модерировать язык, не увлекаясь выписыванием парадоксов и афоризмов, которые в притчевом дискурсе уж очень легко пишутся, должен, очевидно, хорошо представлять себе механику и аксиоматику своего вымышленного мира и, наконец, — вполне сентиментально — любить своих героев неподдельной любовью. Так вот, у Абузярова есть или получилось то, другое и третье; в итоге же — у него получилось то, что в быту, в рекомендациях друзьям, называется «очень хорошей книжкой», что по нашим временам — существенная редкость.