«Как демон мой, я зла избранник…»

В те времена путь от жизни до смерти был короткий. Слова — насмешка, оскорбление, намек, брошенные невзначай или с умыслом, вели к барьеру. А дальше, как у испытанного дуэлянта Пушкина: «Вот пистолеты уж блеснули, / Гремит о шомпол молоток. / В граненый ствол уходят пули, / И щелкнул в первый раз курок».

Поручик Тенгинского пехотного полка Лермонтов — один из тех, кто пал на дуэли. Но несть числа безвестным поединщикам, чьи могильные холмики давно сравнялись с землей. А память о Лермонтове жива, его читают и почитают. Последнее прибежище поэта в Тарханах всегда осыпано цветами…

Дуэлянты — горячие головы

Лермонтов был забияка, скандалист. По свидетельству князя Александра Васильчикова, хорошо знавшего поэта и бывшего секундантом роковой дуэли, «настроение его ума и чувств было невыносимо для людей, которых он избрал целью своих придирок и колкостей, без всякой видимой причины, а просто как предмет, над которым он изощрял свою наблюдательность».

За год с лишним до роковой схватки поэт поссорился с отпрыском французского посланника — Эрнестом Барантом. На балу у графини Лаваль злопыхатели подсунули тому старую, написанную еще в юнкерской школе лермонтовскую эпиграмму и нашептали, что та для него оскорбительна. Барант взвился от ярости и потребовал удовлетворения. Кстати, поединки в то время были строжайше запрещены. Участники дуэли, как и всякого «умышленного смертоубийства», могли быть лишены всех прав состояния, подлежали наказанию шпицрутенами и ссылке в каторжные работы. Но горячие головы это не останавливало…

У той дуэли есть сходство с пушкинской — у Александра Сергеевича в соперниках был Жорж Дантес, приемный сын голландского посланника. И сошлись Лермонтов с Барантом на Парголовской дороге за Черной речкой — неподалеку от места дуэли Пушкина и Дантеса три года спустя. Один русский гений погиб 10 февраля 1837-го, другой был в шаге от могилы 18 февраля 1840 года.

Однако пронесло — шпага у одного из дуэлянтов переломилась, и соперники перешли на пистолеты. Барант целился, но дал маху, Лермонтов же намеренно пальнул вверх.

Он мог схватиться и с молодым офицером Лисаневичем, которого отчего-то сделал мишенью для насмешек. Но тот сдерживался, несмотря на подзуживания недоброжелателей Лермонтова. Они отстали, лишь когда Лисаневич сказал, что «у него рука не поднимется на такого человека».

Может, он был знаком с произведениями Лермонтова? Чтил его яркий талант?

«Несносные для меня шутки»

Верно, Лермонтов не стал бы убивать ни Баранта, ни Лисаневича. Ему нужен был лишь постоянный предмет для едких, ироничных упражнений, лицо, на которое можно было излить брызжущую желчь. Ненависти же к своим оппонентам он не испытывал, погибели не желал. Между прочим, тот же Васильчиков говорил, что в Лермонтове как будто жило два человека. Один, добродушный — для узкого круга друзей и тех немногих, кого он уважал. Второй — для всех прочих: «заносчивый и задорный».

Да и Николая Мартынова, майора в отставке, своего давнего знакомца, еще по школе гвардейских подпрапорщиков Лермонтов не собирался отправлять на тот свет. Перед дуэлью шутил, пребывая в уверенности, что Мартынов стрелять не будет. Сам на курок нажимать не собирался или — по другой версии — выпалил в воздух…

Поэт был вхож в дом Мартынова, ухаживал за его сестрой и вывел ее в образе княжны Мери в «Герое нашего времени». Но с привычной едкостью в словах и холодной решимостью во взгляде Лермонтов упорно — и неужто беспричинно? — шел на конфликт с приятелем.

На следствии Мартынов показал: «С самого приезда своего в Пятигорск, Лермонтов не пропускал ни одного случая, где бы мог он сказать мне что-нибудь неприятное. Остроты, колкости, насмешки на мой счет одним словом, все, чем только можно досадить человеку, не касаясь до его чести…»

Мартынов, по собственным словам, просил Лермонтова прекратить «несносные для меня шутки». Но поэт и не думал идти на попятную, говорил, что «я не могу запретить ему говорить про меня, то что он хочет, и в довершение сказал мне: „Вместо пустых угроз, ты гораздо бы лучше сделал, если бы действовал. Ты знаешь, что я от дуэлей никогда не отказываюсь, следовательно, ты никого этим не испугаешь“».

Игра в «русскую рулетку»

Почему Лермонтов так упорно тянул Мартынова к барьеру? Литературная слава уже изрядно его окутала, число поклонников росло. Разве что любови истинной он не отыскал, метался. Но не оттого же он бесстрашно встал под губительный залп?!

Лермонтов был смелым офицером, служил на Кавказе в летучем отряде, действовавшим в «горячих» точках. Его не раз представляли к наградам и золотому оружию «За храбрость!», однако необходимые бумаги Николай Первый упорно не подписывал.

Император не любил поэта — за вольнодумство, независимый нрав и дерзкие стихи. При нем упоминание имени поэта было под запретом. Но желал ли Николай Павлович смерти Лермонтову? Вопрос — без ответа, но есть красноречивый факт: 12 июля (по новому стилю) 1841 года император велел, «дабы поручик Лермонтов непременно состоял налицо во фронте, и чтобы начальство отнюдь не осмеливалось ни под каким предлогом удалять его от фронтовой службы в своем полку».

Когда император узнал о гибели поэта, то якобы бросил: «Собаке — собачья смерть». Но эти слова слышал лишь флигель-адъютант Иван Лужин, который передал их дипломату Павлу Вяземскому. Поэтому некоторые считают Николая Павловича «заказчиком» убийства.

Впрочем, император мог быть и ни при чем. Лермонтов, возможно, не искал смерти, но беспрестанно испытывал судьбу, играя в «русскую рулетку». Нам, людям XXI века, благополучным и живущим в благостном покое, не понять отчаянных бретеров, готовых драться даже по ничтожному поводу…

Может, причина дуэли — в этих строках:

«И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды…
Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят — все лучшие годы!»

Неистовые рыдания природы

Подробности дуэли, происшедшей 27 июля (но новому стилю) 1841 года, в четырех верстах от Пятигорска, у подножия горы Машук на дороге, ведущей в селение Николаевское, описаны Васильчиковым:

«Мы отмерили с Глебовым (второй секундант — В.Б.) тридцать шагов; последний барьер поставили на десяти и, разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на десять шагов по команде «марш». Зарядили пистолеты. Глебов подал один Мартынову, я другой Лермонтову, и скомандовали: «Сходись!»

Лермонтов остался неподвижен и, взведя курок, поднял пистолет дулом вверх, заслоняясь рукой и локтем по всем правилам опытного дуэлиста. В эту минуту, и в последний раз, я взглянул на него и никогда не забуду того спокойного, почти веселого выражения, которое играло на лице поэта перед дулом пистолета, уже направленного на него…"

Тем временем, Мартынов поспешил к барьеру и выстрелил. Лермонтов тотчас упал, не успев «даже захватить больное место, как это обыкновенно делают люди раненые или ушибленные».

Пуля пробила сердце и легкое поэта. Это была не дуэль, а убийство, ибо Мартынов с близкого расстояния целил в противника, стоявшего неподвижно, как мишень. Можно считать это и самоубийством, поскольку Лермонтов хладнокровно встал под изрыгающее смерть пистолетное дуло…

Черная туча, поднимавшаяся на горизонте, накрыла пространство над растерянными людьми и безжизненным телом, и вскоре разразилась грозой с тяжелыми раскатами и яростными вспышками молнии. Человеку, даже далекому от мистических предрассудков, то явление могло показаться символичным — будто природа разрыдалась над невосполнимой утратой. Ее «стенания» длились несколько часов…

Под прицелом «киллера»

Мартынов встал в один ряд с Дантесом. На обоих лежит страшное клеймо убийц русских гениев, оборвавших их жизнь в самом расцвете.

Военный суд требовал сурового наказания для Мартынова. Но царь решил иначе и велел посадить его в Киевскую крепость — на гауптвахту на три месяца и предать церковному покаянию.

Многие в России были поражены мягкостью приговора. В их числе был покоритель Кавказа, генерал Алексей Ермолов. «Уж я бы не спустил этому Мартынову, — говорил он. — Если бы я был на Кавказе, я бы спровадил его; там есть такие дела, что можно послать да, вынувши часы, считать, через сколько времени посланного не будет в живых. И было бы законным порядком. Уж у меня бы он не отделался. Можно позволить убить на дуэли всякого другого человека, будь он вельможа и знатный: таких завтра будет много, а этих людей не скоро дождешься!»

Впрочем, говорят и давно, что Лермонтова убил не Мартынов, а некто — таинственный стрелок, по-современному «киллер», прятавшийся поблизости.

Об том этом упорно твердили в XIX столетии. Подобное развитие событий предположил в 30-х годах уже прошлого века директор музея «Домик Лермонтова» в Пятигорске Степан Коротков. Подобная версия стоила ему должности — он был уволен «за вульгарную версию убийства Лермонтова».

Предположение, что в поэта стрелял кто-то еще — из кустов под обрывом, над которым тот стоял, выдвинул писатель Константин Паустовский в повести «Разливы рек», изданной в 1952 году.

Актер и режиссер Николай Бурляев, сыгравший Лермонтова в одноименном фильме, считает, что это было заказное убийство, ибо врагов, кроме царя, у поэта, было немало.

Уместно вспомнить и свидетельство врача Пятигорского военного госпиталя Ивана Барклая-де-Толли, который осматривал тело поэта. Доктор не нашел губительного следа на сердце, пулей были задеты печень, диафрагма и левое легкое. После такого ранения — если вовремя оказана помощь — можно было выжить…

Убийца — об убиенном

Всю оставшуюся жизнь, а прожил Мартынов еще более тридцати лет, он, по слухам, терзался. Каждый год в день дуэли он уезжал молиться и заказывал панихиду «по убиенному рабу Божьему Михаилу».

Незадолго до смерти Мартынов стал писать «Мою исповедь», которую, однако, не закончил. Вот строки из нее: «Беспристрастно говоря, я полагаю, что он был добрый человек от природы, но свет его окончательно испортил. Быв с ним в весьма близких отношениях, я имел случай неоднократно замечать, что все хорошие движения сердца, всякий порыв нежного чувства он старался так же тщательно в себе заглушать и скрывать от других, как другие стараются скрывать свои гнусные пороки».

Говорили, что Мартынов увлекся спиритизмом и даже пытался вызвать дух убитого им поэта. В завещании он, опасаясь, что его останкам не дадут спокойно лежать в земле, просил родных похоронить его в своем подмосковном имении — Знаменское. Но не в фамильном склепе, а в отдельной могиле без надгробия.

Но родственники нарушили волю покойного и — напрасно. После октябрьской революции в бывшем имении Мартынова разместилась Алексеевская школьная колония бывших беспризорников. Ребятишки прознали, чье тело покоится под гранитным памятником, и выбросили его останки из могилы…

P.S. Даже сейчас, спустя 175 лет после роковой дуэли, гнетет тяжелая тоска. Зачем Лермонтов задирал приятеля? Почему тот не сдержался и бросил вызов? Отчего окружающие не отговорили обоих от поединка?

Впрочем, сдается, что если бы в тот пасмурный июльский день роковая дуэль не состоялась, то смерть подстерегла бы своенравного поэта в ином месте. Его жизнь, держащаяся на тонкой нити, могло оборвать что угодно — другая дуэль, схватка с горцами или какой-нибудь другой случай.

Гении ведь долго не живут.

«Я не для ангелов и рая
Всесильным богом сотворен;
Но для чего живу, страдая,
Про это больше знает он,

Как демон мой, я зла избранник,
Как демон, с гордою душой,
Я меж людей беспечный странник,
Для мира и небес чужой…"