«Дух дышит, где хочет»

Живущий в Алматы Сейсенбаев создатель Дома Абая в Лондоне, «Международного клуба Абая и интернационального литературного журнала «Аманат», известного во всем мире.

Я встретился с Ролланом Сейсенбаевым, как выразился бы сладкоголосый эмигрант Вертинский, «на планете иной», то есть в те времена, когда еще существовала страна под названием СССР, ныне ставшая для многих легендой, особенно для юных граждан России и Казахстана, не заставших времен «зрелого социализма».

И «застоя», добавлю я, сопровождавшего такой социализм, как Санчо Панса Дон Кихота, что, в конце концов, и привело к краху огромной советской империи. Были бы поумнее ее правители, любившие награждать себя орденами, стоять по праздникам на втором этаже Мавзолея, приветствуя ликующие толпы трудящихся, не гнобили бы они интеллигенцию, не учили бы художников писать картины, а писателей сочинять, дали бы народу колбасы, туалетной бумаги и джинсов, глядишь, до сих пор все мы ходили бы под красным флагом.

Впрочем, к черту политику. «Если бы да кабы, во рту бы выросли грибы» — гласит русская пословица. Нравится нам или не нравится, но все мы сейчас живем в новой реальности, а жизнь, как известно, «невозможно повернуть назад». А скорее — и не нужно. Жить достойно можно всегда, ибо «дух дышит, где хочет», с этим согласны и Евангелие, и Коран.

И речь здесь идет вовсе не о политике, пропади она пропадом, а о литературе, ее ярчайшем представителе Роллане Сейсенбаеве.

О Роллане Шакеновиче Сейсенбаеве, (каз. Роллан Шакенұлы Сейсенбаев), выдающемся казахском писателе, драматурге, переводчике, издателе, культуртрегере, общественном деятеле, как характеризует его энциклопедия.

Уроженце Семипалатинска, где живет его мама, городе, который навсегда останется его «малой Родиной», как для меня — сибирский Красноярск, где лежат на Троицком кладбище все мои предки.

Не стану скрывать, что и про меня можно прочитать в энциклопедии, но мы оба числились сорок с лишним лет назад «начинающими. Оба участвовали в VI Всесоюзном совещании молодых писателей. Наши первые рассказы были напечатаны в престижном сборнике «Мы — молодые», выпущенном в 1975 издательством «Молодая гвардия». Нас обоих приняли в Союз советских писателей. Мы, провинциалы, оба тогда жили в Москве.

Где сразу же, как говорится, «пришлись друг другу». Объединяло нас и то, что нам обоим посчастливилось знать Василия Макаровича Шукшина. А общение с этим великим человеком и писателем, на мой взгляд, многое определило в жизни тех, кто с ним хотя бы соприкасался. Чтобы убедиться в этом, достаточно перечитать ранние наши рассказы — что мои, что Роллана.

Да, мы жили тогда в Москве. И, опять же, человек даже в неволе свободен, если стремится быть свободным.

Москва тем была хороша тогда, что и у других мастеров литературы тогда еще можно было учиться «вживую». Юрий Домбровский, Валентин Катаев, Леонид Мартынов, Юрий Трифонов, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Юрий Казаков, Булат Окуджава, Семен Липкин, Фазиль Искандер… Соприкосновение с ними было целебным и спасительным, оберегало от грязных литературных и жизненных бед, главной из которых была измена самому себе, своему предназначению, своему таланту, меру которого не нам определять. Ведь всё на небесах давно уже исчислено, взвешено, разделено.

Вскоре наши видимые миру пути разошлись. Роллан работал в аппарате Союза Писателей под руководством всемогущего Ю. Н. Верченко, я после издания на Западе альманаха «МетрОполь» угодил в литературные «диссиденты», хотя, еще раз подчеркиваю, политикой никогда в жизни не занимался, считая ее занятием, мягко говоря, непродуктивным — и тогда, и сейчас.

Однако внутренняя наша приязнь сохранилась. На людях мы иной раз конспиративно-демонстративно не здоровались, но время от времени я навещал его гостеприимный дом на Богородской улице.

Где Клара-апай угощала нас вкуснейшим беш-бармаком.

Где Дархан и Мархаба, дети Клары и Роллана, уже тогда демонстрировали нам почти свободное владение английским языком, о чем только мечтало наше поколение.

Где водку пили мы, ну да — водку, что уж тут скрывать, сейчас-то почти не пьем! Старость наступила, высохли цветы …

И я никогда не забуду, что Роллан в те смутные времена крадче подбрасывал мне литературную работу, которую я выполнял, естественно, под чужим именем. А работа — это жизнь. Во-первых, деньги, во-вторых, свой стиль оттачиваешь, редактируя чужие тексты, а в — третьих писателю всё на пользу, если он любит и умеет писать. Его в тюрьму посади или в сумасшедший дом, он и это потом опишет.

Именно тогда я услышал от Роллана то, что запомнил навсегда: «Ит уреди, кереден кошеди», собака лает, караван идет.

Я рассказывал ему о знаменитых русских профессорах, литераторах, мыслителях, которых большевики в 1922 году лишили родины, посадив на «философский теплоход», он мне — об акынах и жирши, о Шокане Валиханове, Шакариме, Абае, Сакене Сейфуллине, казахском голодоморе, последствиях ядерных испытаний на семипалатинском полигоне, будь они прокляты — и последствия, и испытания!

Нет, все-таки глупая, глупая была прежняя власть!

Ну, зачем она, спрашивается, боролась с патриотами родины, творцами и просто нормальными простыми людьми, не желающими врать и со-участвовать во Зле?

Но я опять скатываюсь в политику. Я лучше опять о Роллане.

Недавно я заново перечитал его главную книгу «Мертвые бродят в песках», написанную много лет назад, и снова счел ее выдающимся произведением современной литературы. Думаю, что он, маститый автор, не рассердится на меня за то, что я предпочитаю ее многим другим его сочинениям, уважаемым мною. Это и «Всего одна ночь», и «Заблудившийся крик в степи», и «Трон сатаны», и «Дни декабря». Многие его тексты я помню посюжетно и постранично. Рассказ «Паркай», например.

Сейсенбаев — казахский писатель, это правда. Но он и русский писатель. Роллан — счастливый человек. Он двуязычен. Не всякий может иметь в голове две чернильницы — казахскую и русскую. Роллан имеет.

О казахском — не мне судить.

Но русский его писательский язык уникален. Это не язык Толстого, Тургенева и Андрея Платонова. Это язык Роллана Сейсенбаева, который, как и Олжас Сулейменов, ввел в современную русскую литературу новые смыслы и понятия. Признаюсь, что этот живой язык — язык казахских просторов, равно как язык Астафьева, Аксенова, Шукшина, чалдонских песен, мне ближе и понятнее, чем канонический русский.

И тексты его имеют прямое отношение не только к Казахстану, России или канувшей советской империи, но и ко всей цивилизации, ко всему миру, который на наших глазах довольно быстро сходит с ума. Взрывы, поджоги, катастрофы, полное пренебрежение этическими нормами, забвение понятия «нравственность», без которого немыслимо человеческое существование при любой степени развития науки и техники, начиная от каменного топора и заканчивая космическими кораблями, стремящимися с Земли на другие планеты.

Книги Роллана Сейсенбаева — это питательная и анестезирующая литература, несмотря на жуткие их реалии, несмотря на горечь, которая сквозит с каждой страницы повествования,

Десятки, если не сотни персонажей создал Роллан за многие годы своего писательского труда. Персонажей со своей историей, биографией, географией, своим языком, своими мыслями, демонстрация которых автором убедительно доказывает непреложную истину — образование, эрудиция — не главное в жизни, не говоря уже о богатстве и власти, которые явно не являются синонимами благополучия, отчего одним из самых частотных слов романа «Мертвые бродят в песках» является слово «рабы».

И дело вовсе не в том, что «одна заря спешит сменить другую», и нам прожившим после Беловежских соглашений уже два с лишним десятка лет наглядно видно, что власть КПСС, бездарно упустившей свой шанс, сменилось властью уж совсем непонятно чьей.

А в том, что жизнь продолжается при любых самых замысловатых обстоятельствах, ибо по-другому она не умеет. Земной шар будет существовать всегда или его не будет вообще.

Проза Сейсенбаева существует в ауре вечного народного искусства с его поэзией, подробностями и эпическим размахом происходящего.

Это проза казахская, написанная человеком, для которого Казахстан — родная среда обитания, как для героев Фолкнера — Йокнопатофа, для героев Маркеса многомерное пространство Латинской Америки.

И одновременно, как и у всех перечисленных авторов, к которым можно добавить венгра Петера Эстерхази, турка Орхана Памука и русского Василия Аксенова, это проза европейская, в смысле общечеловеческая, а не южная, северная, восточная или западная. Тем более что за последнее столетие произошло подлинное раскрепощение и обогащение культур. Отзвуки буддистских канонов слышны в мелодиях «Битлз» и Бориса Гребенщикова, стихах Алена Гинзберга и Эзры Паунда, китайский роман оказал явное влияние на Германа Гессе. Впрочем, я вряд ли могу судить об этом компетентно. Ибо вовсе я не академик и не литературовед, а такой же практик, как Роллан Сейсенбаев.

Скажу лишь напоследок, что думать и рассуждать о творчестве коллеги и давнего друга мне чрезвычайно приятно, питательно, полезно. Книги его стоят у меня на книжной полке, и я всегда имею возможность открыть их, прочитать фразу, реплику, стихи, песню, после чего вдруг снова думаю о том — да что же это такое все-таки человек и что это за божье чудо, что он, вопреки всему и в первую очередь самому себе, все же существует на Планете?

Автор — вице-президент Русского ПЕН-центра, секретарь Союза писателей Москвы, лауреат многочисленных литературных премий.