Догнать и перегнать Иран

Скандал вокруг запрета в России сербского фильма «Клип» набирает обороты. Причем это лишь звено в крепнущей цепи цензуры, готовой сковать свободное движение искусства.

Удивительно, но факт: почти все двенадцать лет правления «кровавого режима» (не говоря о «бандитских девяностых»), Россия оставалась одной из передовых стран в смысле свободы творчества. В то время как телеканалы, а потом и ведущие печатные СМИ были накрепко взяты под опеку, в художественной прозе, театре, изобразительном искусстве и кино можно было по-прежнему отыскать достаточно много вольнодумства.

Цензура, конечно, имела место, но в скрытых, «цивилизованных» формах. Идеология наезжала в личине экономики. Никто в государственном секторе (или почти никто — в частном) не стал бы финансировать большой политически оппозиционный кинопроект. Да и вряд ли бы он вызрел в головах кинематографистов: в них давно и прочно обосновалась самоцензура. Исключения, скорее, возможны в документальном кино, которое по существу не имеет проката (опять же — экономика). Однако и в игровом что-то крамольное происходит.

Если исключить «Елки» и прочую ширпотребовскую дребедень, российский кинематограф довольно часто предлагает жесткий, критический взгляд на реальность, который вряд ли может нравиться идеологам российской власти. Тем не менее, они прошляпили зарождение поколенческой «новой волны»: на ее пути почти не было препон. Лишь дважды за все нулевые годы отмечены попытки не пустить российские картины к зрителям: сначала «4» Ильи Хржановского, потом «Россия-88» Павла Бардина. Обе в итоге прорвались, но против обеих действовал заговор аппаратчиков. Помимо общего острого содержания, «4» раздражил верхи фразой о пьющей жене президента, в «России-88» трудно было перенести портрет-перевертыш с лицами Гитлера и Путина, висевший в качалке, где собирались юные националисты.

И все же то были единичные исключения. Как ни странно, Сурков и его команда долгое время почти не вмешивались в кинематографическую кухню — то ли, забыв заветы Ленина, не считали кино важнейшим оружием из искусств, то ли просто руки не доходили. И вот — дошли. Правда, первыми реально пострадавшими оказались не наши вольнодумцы, а братушки-сербы. А запретителем выступил вполне беззубый до того времени Минкульт. «Клип», фильм-победитель Роттердамского фестиваля, не получил прокатного удостоверения Минкультуры РФ, так как в нем «демонстрируются сцены, содержащие нецензурную брань, сцены употребления наркотиков и алкоголя, а также материалы порнографического характера». А на днях был отменен уже объявленный показ этой картины на фестивале «Послание к человеку» в Петербурге, куда ее режиссера Майю Милош пригласили в жюри.

На самом деле «Клип», снятый в манере субъективной камеры, не является ни порнографией, ни пропагандой наркотиков. Он честно, без защитных фильтров показывает шокирующую картину мира, которая складывается в головах молодых людей, потерявших контакт с родителями и записывающих свою жизнь на камеры мобильных телефонов. Чиновники, запретившие фильм (конкретно — Иван Демидов), ссылаются на его противоречие нормам, установленным Федеральным законом «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию». Каких детей хочет защитить Минкульт? Иван Демидов — первый и единственный зритель этого фильма в России (если не считать публику, посмотревшую его на ММКФ) — половозрелый мужчина. Чтобы исключить детскую аудиторию, достаточно выпустить картину под грифом «Детям до 16-ти…» или даже «до 18-ти»: рейтинговый принцип, отлично действовавший в советские времена, а сегодня успешно функционирующий в США и других странах.

Но ни отечественный и мировой опыт, ни элементарная логика не работают в атмосфере усугубляющейся паранойи. Она в равной мере грозит подкосить российское искусство и свободное циркулирование в стране произведений зарубежных авторов. Колыбелью запретительного законотворчества стал, кто бы сомневался, город на Неве. Началось с инициативы депутата Милонова — и весьма успешной: в городе принят закон против пропаганды гомосексуализма. Его достаточно, чтобы запретить показ в Петербурге доброй трети фильмов Берлинского международного фестиваля, так или иначе связанных с темой сексуальных меньшинств. Следующей жертвой законотворцев обещает стать апокалипсис, пропаганду которого тоже хотят запретить: сразу кладем на полку фильмы Стенли Кубрика, Ридли Скотта и других негодяев, весьма живописно изобразивших закат цивилизации.

Москва, конечно, тоже не стоит в стороне от творчества в области законотворчества и что ни день вносит свою лепту в эскалацию запретомании. Как не использовать мировой конфликт вокруг ютьюбовского ролика «Невинность мусульман» — и вот уже Тверской суд признает его экстремистским. Но пересаженный на нашу почву, запрет тут же попадает в контекст других, диких и абсурдных инициатив современных крестоносцев. Чтоб неповадно было, предлагается принять закон о запрете оскорбления религии. Какой религии? Любой? А где критерий оскорбительности? Если, например, человек выразил, к тому же в художественной форме, сомнение в существовании бога, или вообразил — как Мартин Скорсезе в своем нашумевшем фильме — неканоническую историю жизни Христа, или увидел его суперзвездой рок-оперы, это что, является уголовным преступлением?

Двадцать лет постсоветской истории отошли в прошлое. И всего за один год, пиком которого стал приговор Pussy Riot, Россия проделала большую часть пути, отделяющую ее, светскую страну с еще не изжитыми советскими традициями, от государств с фундаменталистской и авторитарной цензурой. Недаром с такой помпой прошло на этой неделе открытие в Москве Дней культуры Ирана и Недели иранских фильмов. Правда, торжество единения было подпорчено пикетами российских кинокритиков у кинотеатра «Художественный», которые требовали свободы для Джафара Панахи и других репрессированных иранских кинематографистов.

Чтобы догнать Иран, осталось не так уж много — заставить работать уже принятые законы и принять несколько новых. Разумеется, главный из них должен взять под контроль интернет. Ведь сегодня запреты носят большей частью популистский характер, а на практике полностью искоренить крамолу весьма затруднительно. На последнем Московском фестивале показывали пропагандистский фашистский фильм «Еврей Зюсс» с предисловием киноведа и пояснением, что для обычных показов эта картина запрещена. На следующий день ее в отличном качестве выложили в фейсбук. Тот же «Клип» благодаря скандалу получил намного больше интернетовских зрителей, включая подростков, чем могло бы быть. Поэтому, идя до конца по иранскому пути, придется преодолевать множественные препятствия, выставленные новыми технологиями. Кто победит в этой борьбе — это и станет актуальным сюжетом ближайшего времени для российского искусства.

Обозреватель газеты «Коммерсантъ» Андрей Плахов специально для «Свободной прессы»