Малый конфликт накануне огромной войны

Мы сидим после просмотра второй части «Хоббита» в пабе по соседству с кинотеатром. Новый год, бармены и официантки наряжены в шубки и шапочки с опушкой. Выглядит глуповато, но мило. Говорим о том, что всего-то с десяток лет назад «Властелин колец» того же новозеландца Питера Джексона был принят благосклонно, но без особой ажитации, а вот теперь в Европе чуть не сносят двери кинозалов. На столе у нас лежат билеты с оторванными корешками, официантка приносит заказ и внезапно начинает улыбаться шире обычного, пританцовывать и что-то напевать. Напевает она песню из нового «Хоббита».

— Как вам фильм? — осведомляется девушка.

— Неплохо, но мы вообще давние поклонники книжки…

— Ох, а я нет. Но вот вчера закончила смену и сразу пошла смотреть. Посмотрела один раз, вечерним сеансом, потом вышла, постояла… И пошла на следующий! Какие там гадские пауки! И офигенный дракон.

Видно, что рождественского эльфа распирает от впечатлений. Она охотно поболтала бы еще о полюбившемся кино, если бы не работа. Выглядит при этом эльф очень обычно — как эльф, действительно никогда не читавший Толкина и живущий где-нибудь в Рыбацком или Веселом поселке, на дремучей окраине большого города. Иными словами, это эльф из Чернолесья. Когда я отчитывалась о предыдущем «Хоббите», то написала, что гики вроде толкинистов теперь задают моду. Теперь нужно изменить формулировку — это уже не мода, это любовь.

Следует, конечно, отметить, что и фильмы цикла «Хоббита» парадоксальным образом отличаются от «Властелина колец» в интересную сторону. Есть ощущение, что промежуток между этими работами режиссер Питер Джексон скрадывал за просмотром работ Терри Гиллиама и Тима Бертона. Если «Властелин колец» был фэнтэзи-эпосом, тяжеловесным и местами неуверенно-реалистичным, то «Хоббит» ближе к волшебной стихии народной сказки с ее проходными ужасными ситуациями — вроде постоянных попыток разнообразных существ слопать героев, обилием отрубленных голов и конечностей, чудесными избавлениями от опасностей и всеобщей, если задуматься, моральной амбивалентностью. В принципе, преследование каждым героем или группой героев именно своей цели заложено еще у Толкина. Гномы хотят вернуть себе Одинокую Гору с ее сокровищами, и им более-менее безразличны последствия их неудачи для окрестных жителей. Лесные эльфы желают сохранить свой мир, и на остальных им наплевать уже практически демонстративно. Бильбо идет с компанией по чисто личным причинам, и только волшебник Гэндальф преследует геополитические цели, при этом ему, как всякому большому стратегу, нужды малых сих интересны в предпоследнюю очередь. Это, собственно, и есть кольцо интересов, реализующих приход зла в мир — Сауроново кольцо Всевластья, которое Бильбо волей случая отжал у Горлума — всего лишь метафора вечного status quo.

Режиссер Джексон и сценаристы додумали задним числом, но чертовски верно: «Хоббит» уже в своей первооснове является историей малого конфликта накануне огромной войны. Как известно, самого Толкина перевернула именно Первая мировая — в ней он принимал участие как младший офицер, и она определила его последующие взгляды на людей и их политическое взаимодействие, в том числе на войну как на продолжение политики иными средствами. История из «Хоббита» — о том, как люди (гномы, не важно) будят дракона в попытке настоять на правах отдельной нации и таким образом провоцируют мир на обвал в тотальное кровопролитие — это, по сути, история начала Первой мировой.

Зритель, даже неискушенный зритель подобного волшебного кино-аттракциона, на самом деле далеко не дурак, он хорошо чувствует подноготную большой истории, воплощенной в бессмертных интернациональных фольклорных образах. Именно это его и цепляет: правда, проскальзывающая через сети коммерческого в общем предприятия. Поэтому официантка в костюме рождественского эльфа веселится и танцует, и идет на второй сеанс. А ужасающий дракон, разбуженный гномами, меж тем взмывает в небо и гневно рычит: Revenge… I will show you revenge!

Англичанин Бенедикт Камбербатч, немного слишком умный для актера, назвал своего персонажа, дракона Смауга, олицетворением капитализма, который пошел в разнос. Что в таком случае олицетворяет пробуждающийся Саурон, абсолютизация зла — об этом можно, но не хочется фантазировать.

Иллюстрация: постер к фильму «Хоббит: Пустошь Смауга»