Импортозамещение по-русски: меняем Европу на Китай

Как сообщила российская Ассоциация кластеров и технопарков, в 2016 году общая выручка всех предприятий-участников этого объединения составила 2 464 млрд. рублей, или на 5% больше, чем в 2015 году. Только вряд ли эти цифры можно назвать положительными с учетом официальной прошлогодней инфляции в размере 5,4%. Тем не менее, Ассоциация считает, что текущий год даст первый наиболее заметный импортозамещающий эффект.

Напомним, что по планам правительства, к 2020 году доля импорта в различных отраслях должна сократиться примерно до половины всей потребляемой продукции. Чтобы достичь заявленных показателей, фактически требуется удвоить потенциал промышленности. Иначе не выиграть битву за внутренний рынок и не преодолеть критическую зависимость от сырьевого экспорта.

Как же идет реализация правительственных планов?

Импортозамещающие преобразования начались с госпрограммы «Развитие промышленности», в основу которой легло постановление правительства № 328 от 15.04.2014 г. Далее последовали новые инициативы. Но по-настоящему дорожной картой стали 20 приказов Минпромторга от 31 марта и от 9 апреля 2015 года, где и были объявлены конкретные цели.

Вообще-то, читая эти документы, трудно избавиться от ощущения, что в 2014 году страна являла собой голое поле, где изредка встречались старенькие заводы. В Россию ввозилось практически всё. По большому счету, Минпромторг констатировал критическую зависимость от импорта повсюду, включая промышленность обычных вооружений, отрасли радиоэлектроники, станкостроения, электротехники и так далее.

Задачи были поставлены грандиозные. Однако уже осенью 2015 года правительство РФ вынуждено было скорректировать планы. Например, в IT-секторе уже не ставится цель к 2025 году завоевать на 60% внутренний рынок. Решено было довольствоваться его третью, тогда как в 2014 году российская электроника, включая серверы, ПК, процессоры, и т. п., занимала 19% спроса. Впрочем, пересмотренные показатели, скорей всего, опять уменьшат, причем значительно.

Наши айтишники на форумах с горечью пишут об отсутствии внятной политики протекционизма. «Свыкнитесь с тем, что производить конкурентоспособное „железо“ кроме отвёрточной сборки в России не выгодно, а вот программное обеспечение делаем неплохо. Хоть эту добавленную стоимость надо покупать свою, — отмечает Unilink. — Проблема с производством комплексная — государство не создаёт условий, поощряющих производство ширпотребной электроники».

Другими словами, приведенные Минпромторгом цифры вызывают большие сомнения. Дошло до того, что в осветительной технике, устанавливаемой на военных кораблях, нашли скрытые GPS-жучки. Судя по всему, фигурирующая в отчетах электроника, выпускаемая по линии импортозамещения, нашпигована зарубежными компонентами.

И в самом деле, о каком импортозамещении в этой сфере может идти речь, если до сих пор непонятно, что «наше», а что — нет. Реестр отечественного серверного и компьютерного оборудования обещают создать только в конце 2017 года. Поэтому, дай бог, чтобы нынешние 19% российской электроники на внутреннем рынке оказались честными. Уже это будет неплохо.

Сложность в решении этой проблемы заключается еще и в том, что слишком высок соблазн установить зарубежный (читай — китайский) узел в выпускаемом под лейблом «сделано в России» оборудовании. С одной стороны, выделяемых финансов недостаточно, чтобы провести полноценную разработку. Но с другой — на таком «импортозамещении» можно заработать «300% прибыли, ради которых капиталисты мать родную продадут». Тем более что со стороны государства не всегда имеются умные и принципиальные приемщики.

Понятно, что у каждого станка не поставишь контролера. Для преодоления этих проблем, а также для того, чтобы придать модернизации экономике структурный характер, Минпромторг сделал акцент на программе промышленных кластеров. По сути, это попытка скопировать удачный зарубежный опыт.

Идея состоит в том, чтобы в рамках госзаказа и внутренней промышленной политики сделать ключевыми игроками производителей конечной продукции. Именно они получают живые деньги на рынке, и им, как говорится, карты в руки. Они же, в свою очередь, должны кооперироваться с подрядчиками и заодно ориентировать их на инновации, а также проверять поставщиков на контрафакт и зарубежную начинку.

Речь идет о добровольных промышленных объединениях, ориентированных на выпуск брендовых товаров. Здесь важно отметить, что кооперация должна быть высокой, вплоть до 50% и выше. По мнению экономиста М. Постера, обосновавшего идеологию концентрации производств вокруг конечного производителя, только так можно диктовать условия смежникам.

В России тоже ориентировались на эти цифры. В частности, в постановлении правительства РФ N 779 от 31.07.2015 говорится, что все предприятия кластера, во-первых, образовывают замкнутый технологический цикл. Во-вторых, конечный товар продается на рынке хотя бы одним из участников. В-третьих, его смежники должны производить продукцию, половина которой и более используется другим членами кооперации. В-четвертых, приоритет отдается тем, кто находится поблизости друг от друга, то есть по региональному принципу.

Но, видимо, для правительства стало настоящим открытием, что в стране крайне мало предприятий, которые подходят под эти правила. Российская промышленность, будучи наследницей советской индустрии, имеет, как правило, иерархическую и экстерриториальную структуру. Госплан СССР размещал заводы таким образом, чтобы по максимуму использовать их потенциал, ну, и конечно, для укрепления межреспубликанских связей. Теперь эти связи разорваны.

В итоге уже в новом постановлении правительства от 28.01.2016 № 41 резко снижено требование к уровню кооперации — с 50 до 20 процентов. И сразу же встал вопрос, как при такой низкой зависимости от ключевого игрока можно заставить смежников произвести модернизацию, как того, к примеру, требуют конкурентные условия. В итоге, теневым и главным участником большинства наших кластеров опять становится все тот же китайский производитель.

Профессор Филип Хэнсон, старший научный сотрудник программы России и Евразии Королевского Института международных дел убежден, что «российские власти, на самом деле, хотят изменить характер интеграции России в мировую экономику». По его словам, нынешнюю политику более точно следует описать не как деглобализацию, а как «условную реглобализацию», при которой Москва признает де-факто мировое лидерство Пекина. Отсюда, неспешный темп преобразований и замещение западных компаний производителями из Поднебесной.