Железной дорогой по безработице

Я не сижу в Кремле. Там находятся совсем другие люди. Но будь у меня возможность, главное, что я бы сделал — я бы поменял экономическую модель России.

Я реализовал бы проект высокоскоростной железной дороги от Владивостока до Роттердама с использованием сегодняшних разработок Южной Кореи и Японии. В этом году я был на испытательных полигонах в Южной Корее и видел, что это за поезда. Это не те 200 километров в час, о которых говорит РЖД, когда сообщает об очередных проектах скоростной железной дороги. Это средняя скорость 600−700 километров в час, в зависимости от дальности поездки. Чем больше преодолеваемое расстояние, тем выше средняя скорость. Фактически именно такую среднюю скорость развивают среднемагистральные самолеты. Только к аэропорту нужно еще доехать от города по пробкам, пройти длительные процедуры контроля, ожидания посадки и тому подобное. При такой технологии железная дорога представляется гораздо более привлекательным транспортом. К тому же, поезда не падают.

Представьте, перенаправить весь транзит по маршруту Азия — Западная Европа вокруг нескольких континентов с морского транспорта, бороздящего месяцами акватории с африканскими пиратами, на транзит по нашей железной дороге. Это огромные деньги, и это огромный выигрыш во времени, в безопасности и других удобствах. Потому что по времени получится от Китая до центра Германии менее суток. Ну, с остановками и пересечением границ, пусть даже почти двое суток — все равно проект смотрится очень привлекательно. Сегодня 98% этого транзита идет морем. То есть мы не зарабатываем более 10 миллиардов долларов в год на одном транзите. К тому же, строительство такой дороги — это огромные заказы, субподряды нашим предприятиям, это огромный импульс для роста всей экономики.

Реализация транснационального проекта такого объема сделает гораздо более мобильным бизнес, создаст условия для создания большого числа новых компаний. И это решит одну из системных проблем нашей экономики, когда довольно квалифицированные кадры делают неквалифицированную работу, поскольку для них нет адекватных рабочих мест там, где они живут. На Западе все интеллектуальные ресурсы использованы подчистую, развитые страны с удовольствием импортируют мозги со всего мира. А у нас уже есть образованные люди, в подготовку которых государство вложило огромные средства и время, но которые метут улицы. Люди с институтскими дипломами в глубинке работают кем угодно, не используют свой потенциал. Это вопрос мобильности бизнеса и людей. Если можно будет за час проехать 500 километров, понимание того, что такое жить близко от работы, сильно изменится.

Но модель экономики в целом — это, конечно, намного больше. Нужно фактически создать огромный новый ее сегмент, связанный с информационными технологиями. Нужно поднять на современный технологический уровень ВПК. Тем более, что государство и так согласно щедро финансировать именно этот сегмент. И, разумеется, надо оставить как есть сырьевой сектор, он успешно работает. Необходимо только преодолеть тотальную зависимость от внешних факторов, от стоимости нефти, а для этого нужна смелость. Дело ведь не в деньгах. У нас сегодня есть и средства, и кадры, чтобы сделать новые мощные отрасли.

Но на такие проекты надо решиться. Путин целиком живет в рамках консервативных представлений, когда простое сохранение стабильности рассматривается как достаточное благо и источник оптимизма. Поэтому он на такой проект, как трансконтинентальная скоростная «железка», обгоняющая самолеты, не пойдет. Он также не будет решительно «пробивать» новые высокотехнологические отрасли, которые освободят сырьевиков от эксклюзивного положения в нашем государстве. Он не против новых отраслей, но он не видит в них основу нашей экономики. Он попросту не верит в успешность подобных проектов.