Леонид Слуцкий: «Отсутствие контрпропаганды — опасно для безопасности России»

(продолжение см. ниже…)

Сергей Шаргунов: — Здравствуйте, друзья! С вами — «Свободная Пресса», с вами — Сергей Шаргунов. Сегодня у нас в гостях — Леонид Слуцкий, председатель комитета Государственной Думы по делам СНГ, евразийской интеграции и связям с соотечественниками.

Не могу не начать с недавнего трагического события — убийства в Москве политика Бориса Немцова. Сейчас не хотелось бы, честно говоря, вводить это все в большой политический контекст, а просто спросить с точки зрения безопасности. Убийство в самом центре Москвы, наличие камер… Как вы думаете, сможет ли следствие оперативно отработать?

Леонид Слуцкий: — Очень хочется верить, что да, но мы с вами понимаем, на моем месте так бы ответил и ответит любой, кому будет адресован подобный вопрос. Потому что убийство это потрясло всех нас, и гражданское общество не только в России. Бориса Ефимовича я хорошо знал, и в то время, когда он был депутатом, каким его сейчас вспоминают, хасбулатовского созыва Верховного Совета РСФСР, и потом вице-премьером, до этого еще губернатором Нижнего Новгорода, первым губернатором. И, в общем-то, он был человеком — «был» даже как-то странно говорить — честным, искренним. Последние годы он, можно сказать, перебрался на мою вторую родину — в Ярославль, где планировал избираться то ли губернатором, то ли депутатом Государственной Думы, и оттуда снимал всякие достаточно острые репортажи о том, что делается в городе, в области. Но, конечно, кроме оценки я, как и многие, склонен считать, что это с большой вероятностью провокация, страшная провокация. Я хочу надеяться, что, конечно, спецслужбы — в первую очередь те, кому это поручено, — Следственный комитет Российской Федерации — сумеют найти преступников. Всё это как-то странно, когда снегоочистительная машина именно в этот момент закрывает камеру… Чрезвычайно профессиональное само по себе убийство. Так немножко грешно говорить, но если уже вдуматься в детали, девушка, которая совершенно не пострадала… Давайте подождем. Но если это убийство будет не раскрыто, то я заведомо соглашусь, эта ситуация, к сожалению, говорит о том, что у нас есть проблемы, в том числе и, может быть, в первую очередь с безопасностью. Каждый из нас мог бы оказаться и может оказаться на месте расстрелянного политика. Собственно, это может произойти не только в нашей стране, но мы-то живем здесь, и для нас, слава Богу, это достаточно дико — мы не привыкли к такому и не хотим привыкать, поэтому это достаточно серьезный сигнал для того, чтобы некоторые вещи, которые напрямую связаны с нашей с вами безопасностью, несколько зафиксировать всё-таки на более высоком уровне, нежели, очевидно, она находится сегодня, и в том числе в столице. Это тревожный достаточно звоночек, и во всех плоскостях настораживает та высокая скорость, с которой отреагировали некоторые западные круги, в том числе президент Соединенных Штатов, хотя, наверное, на убийства видных политиков, где бы они ни происходили, можно среагировать быстро. Все вот эти небольшие, казалось бы, детали выстраиваются в подсознании, может быть, в не очень благоприятную мозаику, но какие-либо выводы здесь на основании только интуиции или каких-то технологических ощущений делать нельзя. Я думаю, что мы должны подождать результатов расследования, а после этого обязательно поговорим, и в том числе, может быть, в первую очередь в студии «Свободной Прессы».

С.Ш.: — Согласитесь, ведь это в значительной степени — вызов всему российскому государству, в том числе возвращаясь к теме безопасности: если в самом сердце столицы под прицелами многих камер, не понятно, почему какие-то из них не работали, можно совершить убийство — не в темном переулке, не во дворе. Не повод ли это для разбирательства с компетентностью некоторых начальников, которые отвечают за безопасность?

Л.С.: — Знаете, я все-таки здесь не склонен махать шашкой. Давайте вспомним, как после убийства Влада Листьева Борис Николаевич Ельцин в одночасье уволил и начальника ГУВД Москвы Владимира Иосифовича Панкратова, и прокурора Москвы Пономарева.

Например, Владимир Иосифович Панкратов, думаю, со мной согласятся сотни его сослуживцев, коллег, кто его знал — был одним из наиболее опытных и сильных начальников ГУВД за всю нашу с вами новейшую историю. Его увольнение, конечно, это было не совсем справедливо. Давайте подождем всё-таки результатов. А вот то, что безопасность нужно поднимать, в том числе в столице, на качественный уровень — это да. И здесь, наверное, нужно не снимать начальников, а разработать совершенно новый комплекс мер по обеспечению безопасности. И думаю, что в значительной части он уже разработан, его надо просто чуть-чуть довооружить и более форсированно внедрить. У нас, слава Богу, разработок на эту тему в спецслужбах достаточно, особенно, применительно к Москве. Вдумаемся: ведь это происходит в двух шагах от Кремля. Для всего мирового сообщества убийство крупного политика в двух шагах от Кремля говорит о чем? —  Небезопасно. Новое — хорошо забытое старое. Давайте вспомним, как в девяностые годы усиленно насаждалась «бандитская Россия» в мировом информационном пространстве. Кстати, стоит вспомнить, что в начале девяностых мы чудесным образом оказались без пропаганды и контрпропаганды, которые, собственно, в советское время были лучшими на планете. Но потом некоторые демократы посчитали, что, наверно, пропаганда и контрпропаганда нам не нужны. Кстати, те самые демократы, к которым, в общем-то, относился Борис Ефимович. Где-то с 92-го, 93-го годов, в общем-то, у нас пропагандистская машина практически отсутствует. Давайте посмотрим у наших «стратегических друзей», как я их называю, в Соединенных Штатах, что происходит. Да, United States Informational Agency ликвидировано, но выделятся оно стало еще больше, и сегодня пропаганда Соединенных Штатов — она колоссальная, и одновременно деформация образа России за рубежом сегодня достигла своего апогея, хотя, собственно, началась она, наверно, сразу после развала Советского Союза. До этого была «красная Россия», или Советский Союз, потом «бандитская», потом какая-то еще, вот потом эта ситуация с Чечней, с Литвиненко, с речью Владимира Владимировича в Мюнхене в 2007 году (по хронологии, Литвиненко был чуть позже) — все это добавлялось к тому, чтобы показать мировому сообществу деструктивный, необъективный образ России. И в общем-то, ситуация с Южной Осетией, с Абхазией, мы прекрасно понимаем, что по-другому поступить было нельзя, мы прекрасно понимаем масштабы этой чудовищной провокации, которая, кстати, произошла вне олимпийского перемирия.

С.Ш.: — В Китае, да.

Л.С.: — Да, да, да. Владимир Владимирович, помню, встречаясь с коллегами на Валдайском форуме сразу после этих событий, говорил: «Щелкаю каналами — находился в Китае на Олимпиаде — „Россия напала на маленькую Грузию“. CNN, BBC, китайские каналы. „Поздравляю, господа“, — он тогда сказал. — Это хорошая работа, но это нечестная работа». А нечестная работа почему возможна? Потому что у нас нет средств сопротивляться такому нашему образу в мире.

С.Ш.: — А как вы считаете, что сейчас происходит: удалось ли как-то перекодировать эту систему международной пропаганды?

Л.С.: — Нет.

С.Ш.: — Ну вот есть, например, Russia Today, ее транслируют в нескольких странах.

Л.С.: — Russia Today — это единственное, что есть, кстати, очень объективного, я прошу прощения, очень позитивного, ну и объективного в этой сфере. Но у Russia Today силенок не хватает и не может хватить. Еще некоторое время назад Russia Today просто демонстрировала старые фильмы, сейчас, может быть, где-то, так сказать, сделан небольшой шажок к тому, чтобы назвать это в хорошем смысле этого слова пропагандой сегодняшней России. Но давайте задумаемся: у нас объемы на вещание сегодня позорным образом в сто с лишним раз меньше, чем объемы на вещание Советского Союза в 89-ом году, когда еще и не было интернета, электронных средств массовой информации. Нас в мире не слышно. С нашим образом в мире делают, что хотят. Мы подобны Луне, которая не имеет атмосферы, и каждый квадратный сантиметр или миллиметр поверхности которой бомбардируют в единицу времени десять в какой-то степени метеоритов. То же самое происходит с нами. Мы недавно провели анализ франкоязычных средств массовой информации — печатных, электронных — ряда стран Африканского континента, то же самое по странам Латинской Америки на испанском языке: меняются авторы, меняются заголовки, остальное — абзац в абзац и практически буква в букву. То есть пропагандистская машина наших «стратегических друзей» работает в их системе координат эффективно против нас. А Россия и Путин — главная угроза формирующейся сегодня мировой архитектуры 21 столетия, агрессивная страна, страна, которая сегодня аннексировала Южную Осетию, Абхазию, Крым, завтра аннексирует Польшу, Корсику, Сардинию, что-то еще — каких только измышлений там нет — и всё это заглатывают целые страны, десятки стран, и молодежь в том числе, и гражданское общество, и интеллигенция, и политики. А мы потом удивляемся, каким же образом нас не понимают и не слышат, а вот таким образом.

С.Ш.: — Хочу вас как раз в этой связи спросить по поводу вашей многолетней работы в ПАСЕ. Можно ли, вообще, говорить о том, что нам удается каким-то образом перетянуть Европу на свою сторону, по крайней мере в парламентских дискуссиях? Хотя последний раз, как мы помним, России пришлось совсем не сладко в ПАСЕ.

Л.С.: — Да, и это закономерно. Давайте вспомним о той же Южной Осетией: пока не вышел доклад Тальявини, доклад специальной миссии ad hoc Европейского Союза, весь 2009 год принимались резолюции — их успели принять целых три, где нас изобличали как страну, напавшую варварски на маленькую Грузию. Только после доклада Тальявини мир, в общем-то, узнал правду, и эта волна начала как-то откатываться назад. Здесь это — гораздо более сильная волна. И здесь гораздо сложнее ей противостоять. Но вместе с тем, чем больше нас среди нас, тем меньше их среди нас — это один из моих, если угодно, девизов, так сказать, практической деятельности, который обязательно срабатывает, и ПАСЕ — прекрасный тому пример. Я думаю, что ситуация в мире прояснится, и, кстати, тому будет способствовать в немалой степени и то, что после минских консультаций та лживая, я бы сказал, геополитическая конструкция о том, что Путин — главная угроза и Россия, и в целом мировой цивилизации, начала потихонечку проседать, — я бы не сказал, там рушиться или лопаться, но проседать. Потому что всем понятно, что в данном случае именно Россия выступала главным двигателем переговоров, Россия призывала к миру. Поэтому будем работать, но отсутствие пропаганды и контрпропаганды сегодня становится опасным для нашего имиджа в мире. Это — сигнал к тому, чтобы быстро все это наработать. Не будем экстраполировать, за сколько месяцев или лет, но, я думаю, что это будет достаточно быстро — если опять же будет государственная поддержка. Почему я говорю опять же, потому что еще одна проблема, которая существенно в цивилизационном плане тормозит наше восприятие в мире — это ситуация с русским миром. Давайте посмотрим, как работают с соотечественниками крупнейшие страны мира и какие структуры существуют там для этого: Альянс Франсез, Бритиш Каунсил, Институт Гёте, Институт Сервантеса, Институт Конфуция. В этих системах государственных престижно работать выпускникам престижных университетов: они получают даже в кризис, который у них там есть, такой же, как у нас, приоритетное государственное финансирование. У нас есть в системе исполнительной власти соответствующее федеральное агентство «Россотрудничество», которое финансируется по остаточному принципу. Сегодня Россотрудничество, ответственное за наше культурное и гуманитарное присутствие в мире, напоминает хороший автомобиль, так сказать, хорошей марки с хорошим водителем-профессионалом, который знает, куда и как ехать, но с совершенно пустым топливным баком. Сегодня государственной поддержки Россотрудничества хватает ровно на то, чтобы обеспечивать зарплату персоналу и содержание зданий, а там ведь шикарные Дома науки и техники, которые всегда были на открытках, которые рекламировали соответствующие столицы: Дом советской культуры, науки и техники — это всегда было серьезно, так сказать, было знаково. И вот сегодня мой коллега и друг Константин Иосифович Косачев, который несколько последних лет возглавлял Россотрудничество, был вынужден перевести из этих выдающихся зданий в небольшие здания на окраине Центр Росстотрудничества. Как вы думаете, это способствовало заодно репутации России в соответствующих странах и столицах? Вряд ли. То есть сделано это было для того, чтобы хотя бы что-то высвободить, какие-то средства на арендную плату перевести на программную деятельность Россотрудничества, на которую не хватает средств. Государственная Дума приняла уже в нынешнем созыве два документа единоглассно. Последний из них называется «О поддержке русского мира в контексте формирования Евразийского Экономического Союза», соответствующие решения были приняты президентом, но они не были реализованы. Ну и результат…

С.Ш.: — А почему так происходит?

Л.С.: — А потому что не до русского мира в министерстве финансов и в некоторых других ведомствах исполнительной власти. Я не скажу, что там — хотя такие параноидальные мысли, так сказать, проскакивают, я признаюсь честно, — что там, так сказать, наши «стратегические друзья» рулят издалека. Но иногда очень хочется так подумать, потому что если решения президента разбиваются, как о стену, то это по меньшей мере странно для сегодняшнего российского общества. Давайте вспомним предвыборные статьи президента: это начало 12-го года, знаменитая его достаточно статья, знаменитая в русском комьюнити во всем мире — «Россия и меняющийся мир». Владимир Владимирович пишет, что мы должны в разы увеличить наше культурное и гуманитарное присутствие в мире и на порядок, то есть в десять раз, увеличить его там, где говорят по-русски или понимают русский. Это — программная установка для страны, для правительства, для министерства финансов, для того, чтобы Россотрудничество должно стать такой же структурой, как Альянс Франсез и Бритиш Каунсил. Россия — великая держава — через двадцать с лишним лет своей новейшей истории должна себе позволить стать центром мощной консолидации русского мира. В противном случае, будет продолжаться его коллапс: он не будет стоять на месте, русский мир, будет либо неумолимо сокращаться, либо возрастать, как это сегодня и необходимо сделать, причем эта задача стоит перед нашим поколением. Дальше мы получим просто целые страны, в том числе постсоветское пространство, не говорящее на русском языке. До гражданского кризиса на Украине, до страшного кровопролитного кризиса, который на сегодня всех нас заботит, но еще до его начала с 8-го по 13-й годы на Украине количество русских школ сократилось до 650. Колоссальная цифра — 650 школ. Вот — «братская» Украина.

С.Ш.: — Это по всей стране?

Л.С.: — Да. В Туркменистане — одна школа № 1 имени Пушкина — в Ашхабаде…

С.Ш.: — Что касается средней Азии, ситуация вообще аховая. Я несколько раз был в Киргизии на открытии, кстати, книжного магазина. К сожалению, вымывание русской культуры — это вымывание зачастую культуры, как таковой.

Л.С.: — Мы должны сделать то, о чем сказал президент: начать заботиться о русском мире. Давайте посмотрим, что с ним происходит. 350 миллионов человек в конце восьмидесятых говорило в мире по-русски — вот он, русский мир. Сегодня — 270. Прошло всего лишь двадцать лет. Поэтому вправе мы говорить о коллапсе русского мира — не больше и не меньше. Это коллапс, который мы либо с вами остановим, либо оставим нашим детям стремительно сокращающийся русский мир, с которым они уже ничего не смогут сделать. Потому что и Россия, утратив русский мир, неизбежно утратит свое место в мировой архитектуре 21 столетия. Я не хочу сейчас каркать, сгущать краски, я — оптимист, и я уверен, что как раз в ближайшие годы нам удастся все эти процессы повернуть вспять, но ведь им надо заниматься на государственном уровне. Президент этим занимается, президент об этом говорит, президент создал прекрасную программу, помимо того, о чем он сказал в статье «Россия и меняющийся мир» — программу возвращения соотечественников. Ведь в другой своей статье Владимир Владимирович говорит (она называется «Социальная политика. Строительство справедливости для России»), там есть прекрасный раздел — «Сбережения России». У нас там, пишет президент, шестая часть суши, но всего лишь 2% населения Земли. Если так дальше пойдет национальная демографическая политика, то примерно к 50-му году мы рискуем превратиться в пустое пространство, судьба которого будет решаться не нами. Учитывая те геополитические процессы, что происходят сейчас — началась мощная цивилизационная схватка против России и русского мира. Поэтому нам надо сейчас позаботиться о русском мире, о системе продвижения своих интересов в мировом политическом информационном пространстве, возобновить пропаганду и контрпропаганду — называйте это как угодно иначе: информационным инструментарием и так далее. Безусловно, для Евразийского Союза, который сейчас формируется, тоже нужно свое единое информационное пространство, которого пока нет.

С.Ш.: — А что, кроме создания СМИ, можно предпринять? Это культурные фонды, соответствующие встречи, открытия магазинов книжных, библиотек?

Л.С.: — Магазины книжные, библиотеки, фонды, но прежде всего — русские школы.

С.Ш.: — Школы. Вот я как раз хотел бы вас спросить, например, о такой, казалось бы, благополучной стране, как Белоруссия, в том числе в отношении русского языка. Мне часто оттуда приходят тревожные сведения, что Польша вкладывает постоянно деньги в свою культурную миссию и определенным образом молодежь уже настраивается против России. Россия, как говорят мне знакомые, живущие в Белоруссии, практически бездействует. Это, казалось бы, одна из благополучных, самых близких к нам сегодня стран. А есть, например, Прибалтика, где, как известно, вы достаточно долго и успешно работали, я знаю, что благодаря вам удалось помочь нашей Православной церкви в Эстонии, и то, что сейчас сообщают из Прибалтики, из той же Латвии, где уже началась борьба с русским языком на рабочих местах, — это, действительно, симптомы более чем тревожные.

Л.С.: — Я не совсем согласен, что Россия бездействует в Белоруссии: заботами того же Константина Косачева было открыто прекрасное представительство Россотрудничества, Центр Россотрудничества в Бресте. С русскими школами там всё в порядке. Тут вопрос, с кем мы сравниваем. Если мы сравниваем с Украиной или с Туркменистаном, с некоторыми другими, практически со всеми странами Центрально-Азиатского региона, может быть, кроме Казахстана, где тоже есть свои проблемы, просто размерностью поменьше, то в Белоруссии всё слава Богу. Если сравнивать с советской Белоруссией, то не слава Богу, и объемы изучения русского языка качественно уменьшаются. Действительно, это не проблема белорусского руководства, это проблемы наши — мы должны и обязаны, как писал Путин, в десять раз увеличить своё культурное и гуманитарное присутствие. Должны быть театры, должны быть языковые центры, мощные фестивали, на которые люди будут ехать далеко из-за пределов постсоветского пространства. Но, прежде всего, должны быть школы, потому что в противном случае, что ни будем предпринимать, через некоторое время, как пел Розенбаум, «мы уйдем потихоньку, себе и другим незаметно», а в наше время придут ребята, которые не говорят по-русски, потому что они не учили русский язык — им негде было его учить. Мы с вами хорошо знаем Кыргызстан, и я, конечно, должен приветствовать работу Российско-Кыргызского Славянского университета имени Ельцина. Такой же Славянский университет есть, например, в Душанбе и в ряде столиц стран СНГ. Недавно открыт хороший Русский центр в Оше, но всего этого недостаточно. Сегодняшнее поколение молодых людей в Кыргызстане прекрасно говорит по-русски, но уже, чем дальше отъезжаешь от Бишкека, тем больше чувствуются некоторые проблемы.

С.Ш.: — А что уж говорить о Таджикистане, об Узбекистане.

Л.С.: — Таджикистан — неплохо, Узбекистан — проблема серьезная. Нас вообще в этой стране практически нет, если не считать посольства. Вот так почему-то получилось, что мы со своей как-то и бизнесэкспансией немножко притормозили и с Узбекистаном, и с Туркменистаном. Мы там работаем, к сожалению, очень мало. И думаю, если бы мы работали достаточно, то вместо проекта Транскаспийского газопровода, был бы несколько иной проект.

С.Ш.: — Тема очень интересная, между прочим. А вы говорите, в Таджикистане — всё ничего. Удивительная для меня новость.

Л.С.: — Таджикистан — небольшое государство, и достаточно большой Славянский университет, и школ достаточно, например, в Душанбе, ряде других городов. Кстати, можно сейчас поздравить наших коллег из Таджикистана с успешно состоявшимися выборами, победила партия Эмомали Рахмона. На втором месте, по-моему, коммунисты. С русским языком, если брать Центрально-Азиатский район, в Таджикистане относительно ничего обстоят дела. Там с другим плохо обстоят дела — с безопасностью. Там банды, к сожалению, есть в ряде регионов. И это, в том числе, задача для ОДКБ — Организации Договора о коллективной безопасности, которую мы позиционируем, как будущее измерение безопасности создаваемого Евразийского Союза, того самого Евразийского Союза, к которому интерес проявляет сегодня и Таджикистан. Но главная проблема — это, конечно, страшный наркотрафик из Афганистана, который, конечно, резко усилился после вывода оттуда известного контингента. Несмотря на это, мы обсуждаем на государственном уровне в России ликвидацию Службы по контролю за оборотом наркотиков. Такое впечатление, что действительно кое-где не мы руководим процессом. Мы искали некоторых авторов одиозных федеральных законов, вроде бы находили, но мне всегда казалось, что это все-таки писали не они. Мы должны свое будущее создавать сами. Мы должны сейчас сами создавать и регулировать образ новой России в мире. Направления, по которым сейчас мы качественно проигрываем, и должны в десятки, если не более раз усилиться — это преодоление деформации образа России за рубежом, создание информационных инструментов, подобных пропаганде и контрпропаганде. Это и меры по защите, развитию и прекращению коллапса и снова возрастанию русского мира, и третье — это Евразийский Экономический Союз — это как кость в горле у бжезинских, которые, конечно, понимают, что если этот мощный геоэкономический блок будет создан, если реально будут созданы предпосылки для формирования единого экономического пространства от Лиссабона до Владивостока, то ни о каком однополярном мироустройстве говорить не придется ни в 21-ом, ни в последующих столетиях. Тем более что сегодня набирает обороты БРИКС — сотрудничество между этими географически очень далекими друг от друга странами, но одинаково, так сказать, критично относящимися к идее однополярного миропорядка с гегемонией одной державы. Давайте вспомним «Великую шахматную доску» Збигнева Бжезинского, 97-ой год — прошло восемнадцать лет. Россия с Украиной — сверхдержава, без нее — наоборот. Новый геополитический порядок с гегемонией одной державы будет формироваться на обломках России, против России и за счет России, что интересно. И форпостом нашей деятельности, заключал тогда Бжезинский, будет Украина. Именно парадигма Бжезинского — Россия с Украиной или без, — которая в неприкосновенности перекочевала в умы американских политиков 2013-го года, как раз и послужила двигателем этих непонятных процессов, когда после отказа Януковича на Вильнюсском саммите Восточного партнерства в ноябре 13-го года подписать соглашение об ассоциации с Украиной, как из рога изобилия, десятки западных политиков-тяжеловесов хлынули в Киев. Невероятное финансирование пронационалистических организаций, за две недели был создан Правый сектор, к концу декабря уже лидеры оппозиции, которые между собой беспомощно переглядывались на Мюнхенской конференции — я там был 1 февраля прошлого года, — не контролировали процесс. Погромы, начало, по сути дела, уже тогда гражданской войны, которая привела к ситуации с выставлением вон Януковича, правда, и сам Виктор Федорович поступил предательским образом по отношению к своему народу: он должен был принять определенные меры, которых не принял, и он должен был, наверное, остаться и, если необходимо, погибнуть за свой народ, который его избрал президентом. Дальнейшее развитие событий приводит нас к очень простому пониманию ситуации, что собственно сегодня происходит — для чего вся эта война?

С.Ш.: — Вот вы сейчас заговорили как раз о том, о чем я хотел вас спросить. У вас нет желания отправиться на Донбасс и, я знаю, что вы были много раз в Чечне, например, и, по вашему ощущению, поскольку мы уже упомянули здесь, Минск, можно вспомнить еще и решение Совбеза ООН — можно ли говорить, что в новых условиях удастся предотвратить новую вспышку войны? Можно ли сейчас надеяться на мирный исход?

Л.С.: — Я думаю, что это — центральный вопрос нашей сегодняшней беседы. Для того, чтобы на него ответить, надо постараться понять, собственно, что происходит, где мы с вами находимся, где точка отсчета и где, так сказать, извините за мою математическую или геометрическую, может быть, аналогию, оси координат, по которым мы можем разложить понимание сегодняшней ситуации и соответственно планировать, что будет дальше. Сегодня идея мирового господства, казалось бы, я отвлекаюсь, но я сейчас вернусь, «имени Бжезинского и сотоварищи» не под силу Соединенным Штатам, где 320 миллионов населения и 16 триллионов ВВП, и экономику раздирают известные нам с вами внутренние противоречия. Америке нужна Европа. С ее 830 миллионами населения и 22 триллионами ВВП Америка может стать, если сумеет осуществить экспансию в умы европейских политиков и европейского населения, сумеет стать мировым гегемоном. Но на чем же Америке, к которой в Европе относились всегда очень критично, в Европе, которой чужды такие явления, как мультикультурализм или демографический плавильный котел и так далее, другие американские штучки, как же можно Европу взять целиком и на чем? Объединить против одного врага, против страшного, так сказать, «агрессора Путина, который аннексирует завтра пол-Европы, который угрожает сегодняшней цивилизации». Давайте сейчас интегрируем, так сказать, один математический термин, расширим ситуацию на то, что сегодня происходит. США пытается осуществить податлантическую экспансию не только на ключевые европейские площадки — она давно сделала: ОБСЕ — давно под их влиянием, Европейский Союз, его институты — с каждым месяцем всё под большим и большим. Я не параноик и я не антиамериканист, я — большой податлантист, люблю Соединенные Штаты. Я с большим удовольствием изучал Фейнмановские лекции по физике, в свое время занимался физикой… Соединенные Штаты — страна, где самое лучшее здравоохранение, там вкладывается в теоретическую медицину цифра, сопоставимая со всем наши бюджетом здравоохранения. И многое, многое другое. Но вместе с тем я — категорический противник однополярного мироустройства. И если надо, то, наверно, многие из нас пойдут на то же, на что идут сегодня ополченцы в Донбассе и Луганске, когда они своей жизнью отстаивают право для своих детей получать образование на родном для них русском языке, жить на их территории, где жили поколения их предков, в свободной демократической стране. Сегодня вся эта ситуация на Украине — это просто средство, инструмент для Соединенных Штатов деформировать образ России в мире и сделать Европу коллегиальной союзницей Соединенных Штатов в противостоянии с «агрессором-Россией». Разумеется, я говорю сейчас о модели, которая выстраивается Вашингтоном. Для нас с вами истина очевидна. Но та ложь, которая всё более возрастая, заполняет умы европейских политиков с каждым месяцем всё более и более — это страшно. И наши усилия в ПАСЕ, пусть эффективные, но они — ничто, поскольку они во много и много раз меньше тех усилий, средств, той системной профессиональной работы, которая против нас ведется сегодня с Запада. Поэтому, безусловно, этим надо заниматься, и нужно понимать размерность этой работы, той задачи цивилизационной, которую нам нужно сегодня решить. И здесь случился Минск. И Минск в каком-то смысле стал моментом истины на движении Европы к осознанию реального положения дел. Потому что получается вовсе Путин не агрессор, а человек, который способствует миротворчеству. Я хочу, чтобы сейчас как можно быстрее при содействии Владимира Владимировича были сделаны первые шаги по Нагорному Карабаху — это еще раз покажет миру, что Путин — человек, президент Российского Фонда Мира является миротворцем, а не угрозой мировой цивилизации. И уверен, что все это — совершенно реально, реально уже в нынешнем году, без малейшей утопии. Сейчас идет война за Европу, за европейские умы, за то, будет Европа в этих геополитических построениях с Соединенными Штатами, либо она будет все-таки Европой независимой, которая немыслима без России так же, как и Россия без Европы, и мы вместе будем создавать большую Европу без разделительных линий, Европу 21-го столетия, Европу, которая выйдет из многолетней, уже почти восьмилетней экономической рецессии и, создав единой экономическое пространство от Лиссабона до Владивостока, которое предвидел еще великий де Голль, мы сумеем приблизиться и объединиться по ряду макропроектов с быстро набирающим силу азиатско-тихоокеанским ареалом экономического развития. Уверен, что эта задача — во многом задача нынешнего года, может быть, будущего. Если мы не справимся с этой задачей, если мы не повернем вспять деформацию нашего образа за рубежом и в мире в целом, если мы не справимся с коллапсом русского мира и резко не увеличим — пусть не Россотрудничество, давайте назовем это ведомство иначе — оно по своей значимости заслуживает, чтобы его возглавлял минимум вице-премьер правительства. Мы с коллегами сегодня работаем с нашими соотечественниками в мире. Но этой работы недостаточно. Той работы, которая ведется Федеральной миграционной службой прежде всего по поддержке государственной программы по возвращению соотечественников, она называется так: «По содействию добровольному возвращению соотечественников, проживающих за рубежом, в Российскую Федерацию». Тоже, к сожалению, эта работа идет недостаточным образом. Президент ставил задачу по выходу на конец 15-го года примерно на цифру по вселению, то есть возвращению в Россию, на родину порядка 300 000 соотечественников. Вот сегодня эта цифра примерно в 10 раз меньше.

С.Ш.: — Читатель Дмитрий Бурлаченко, собственно, об этом и говорит: «Когда государство начнет работать с русскоязычными гражданами СНГ, желающими перебраться в Россию?» И дальше он, кстати, уточняет, что «на Дальнем Востоке, конкретнее, на Камчатке — жесточайший кадровый голод, при этом — достаточно неплохие зарплаты, на которые можно снять квартиру, прилично жить, но, к сожалению, едут в основном гастарбайтеры, имеющие разветвленную теневую структуру по приему и размещению соотечественников, а квалифицированных работников, владеющих русским, мы дождаться не можем. Может, перейти к более решительным мерам, — спрашивает наш читатель. — Почему нельзя упростить схему возвращения репатриантов?».

Л.С.: — Сегодня схема возвращения репатриантов не столь сложная. И у нас стоят в консульствах Российской Федерации и в странах постсоветского мира, за пределами постсоветского пространства тысячи семей, которые хотели бы вернуться, и эта работа ведется — люди возвращаются. Но вопрос: а куда они возвращаются? Там рабочие места, ну, хорошо, мы с Бурлаченко согласимся, они есть. Ну где-то есть, а где-то и не очень. А как с социальной защитой, как со здравоохранением, как со школами, как с детскими садиками быть сегодня? На вот этих пустых пространствах Сибири и Дальнего Востока строить целые городки? Мы прекрасно с этим справляемся. Но не хватает людей, которые будут этим заниматься, это не престижно. Потому что средства господдержки крайне скудные. Можно считать, что их нет. И это преступно, и это позорно, и это недостойно страны, которая претендует на то, чтобы оставаться одним из полюсов влияния в многополярной системе мироустройства, в многополярной мировой политике и системе международных отношений 21-го столетия. Для того, чтобы России быть сильной, ей сегодня необходимо, во-первых, повернуть вспять от коллапса к возрастанию ситуации с русским миром, во-вторых, повернуть вспять от деформации к преподнесению мировому сообществу истинной ситуации в образе России в мире, и, в-третьих, вкладывать самые серьезные усилия в развитие Евразийского проекта, в развитие Евразийского экономического союза. И здесь, мне кажется, точку невозврата можно будет пройти тогда, когда в Евразийский союз начнут вступать, при моем глубочайшем уважении к тем, кто сегодня уже вступил, государства с дефицитной экономикой. Сегодня уже начинают проявлять интерес Азербайджан и Турция, некоторые другие страны — вот это архиважно. Нам сегодня важны самодостаточные экономики. Нам сегодня важно сделать так, чтобы Евразийский экономический союз не остался проектом одних президентов, чиновников, депутатов, а стал воистину проектом самих народов, как, в общем-то, Европейский союз. Мы должны дать Евразийскому союзу не только экономическое, но и информационное измерение, парламентское измерение, измерение безопасности — и этим нужно заниматься форсированно уже сегодня. И наряду с русским миром и преодолением деформации образа России за рубежом, третий вектор в нашем трехмерном политическом пространстве для сегодняшней России, на мой взгляд, должно быть развитие евразийского проекта, дальнейшее форсированное продвижение по пути евразийской интеграции. Мы, действительно, сегодня много занимаемся евразийским проектом и, в общем-то, хотя еще нет межпарламентской ассамблеи, но парламентское измерение де- факто уже есть. Мы с коллегами, которые представляют все фракции в любом парламенте постсоветского пространства, уже общаемся на тему евразийской интеграции, в том числе и со странами, которые еще до реального присоединения к Евразийскому союзу весьма и весьма далеки.

С.Ш.: — Вот как раз вопрос по работе парламента от читателя Андрея Хитрова: «Какую конкретно все-таки помощь ваш комитет может оказать русским общинам в бывших странах СССР: Украине, Прибалтике, Грузии?» И дополнительный вопрос: «От руководителя Россотрудничества — в сенаторы: как это надо воспринимать?»

Л.С.: — Давайте начнем с конца. Он ушел, потому что для него там был тупик. Он там надрывался, а его не слышали. Он делал всё, что возможно, открывал новые центры, новые школы, кричал, а это был глас вопиющего в пустыне. Мы говорили об этом в Государственной Думе, мы поговорили об этом на собрании загранпредставителей Россотрудничества — это аналогично соответствующему собранию послов за рубежом, это ведь целая огромная инфраструктура, которая в советское время называлась Союз советских обществ дружбы. И конечно, это архиважно — это народная дипломатия, это сегодня те пуповидные нити, которые соединяют Россию с русским миром, как бы далеко частички его ни находились — в Австралии, в Новой Зеландии, где угодно — мощные общины, которые за эти годы создались, структурировались, включают в себя в ряде стран тысячи и тысячи соотечественников. И после программных статей Владимира Владимировича, направленных на поддержку русского мира, расхолодить их, разочаровать — это значит, отбросить себя в цивилизационном плане назад, и я даже здесь не хотел бы подбирать никаких аллегорий, потому что они будут, боюсь