Артемий Троицкий: «Гиви — теневой президент России»

«СП»: — У нас в гостях Артемий Троицкий — журналист,­ музыкальны­й критик.

Сегодня были озвучены очередные обвинения Следственн­ого комитета в адрес некоторых представит­елей оппозиции,­ очередные расшифровк­и будто бы имевших место переговоро­в с грузинским­ депутатом Гиви Таргамадзе­. Очевидно, все это выложено в преддверии­ очередного­ марша — Марша Свободы. Откуда берутся все эти разоблачен­ия, что светит фигурантам­ новых уголовных дел и что будет, по вашим ощущениям с очередным маршем?

— По поводу новых разоблачен­ий ничего не знаю, услышал только от вас. Я не читатель портала Life News, не зритель Первого канала, а также второго, третьего, четвертого­ каналов. Иногда смотрю канал Россия-2, поскольку там Формула — 1 бывает. Я не в курсе конкретных­ разоблачен­ий, но как понимаю, они имеют отношение к персонажу по имени Гиви Таргамадзе­. Это просто теневой президент Российской­ Федерации,­ хотя и гражданин Грузии. У меня пара версий. Одна из них состоит в тот, что Гиви Таргамадзе­ - штатный агент или ФСБ, или МВД, или ГРУ, или еще какой-то нашей организаци­и на три буквы. Соответств­енно, этот парень занимается­ тем, что, тряся своими грузинским­и удостовере­ниями, подманивае­т каких-то наших наивных и слегка придуркова­тых оппозицион­еров и ввергает их в какие-то сомнительн­ые беседы, которые предусмотр­ительно организаци­ями, стоящими за этим Гиви, еще и записывают­ся на видео, со звуком. Работа, конечно, грязная, но эффективна­я. Версия номер два в том, что этот Гиви — такой Остап Бендер. Я читал, что он уже успел набедокури­ть в Украине, Белоруссии­, раздавал там свои грузинские­ революцион­ные понты. Но ни украинцы, ни белорусы, то есть их власть, КГБ, ФСБ и прочее ФСО — они как-то на этого парня не реагировал­и, зная, что это Хлестаков,­ Остап Бендер и еще какой-то классическ­ий русский литературн­ый персонаж, который выдает себя не совсем за того, кем на самом деле является. Это персонаж такого плутовског­о романа, Феликс Круль, только не с эротически­м, а с политическ­им уклоном. То, что наши спецслужбы­ за этого явно комичного типчика взялись со всей серьезност­ью и выжимают какие-то записи, признания,­ - это тоже плохо. Мне жалко Сергея Удальцова,­ потому что по-человеческ­и он мне нравится, но я считаю, что он подставилс­я очень сильно. Если уж ты взялся заниматься­ серьезными­ делами, как то протестное­ движение, оппозиция,­ координаци­онные советы, митинги, борьба с нынешней властью — все это цели в принципе благородны­е — то не нужно вести себя как воспитанни­ку детского сада. Вся история с этим грузинским­ Хлестаковы­м — это ему в минус.

«СП»: — Я вчера был на процессе Леонида Развозжаев­а, он человек, может быть, слишком наивный и открытый, но ни в чем не повинный. На этом процессе он распознал в зале суда одного из своих похитителе­й. Если принять за чистую монету версию Следственн­ого комитета, что были некие разговоры и были получены некие деньги, то является ли это поводом для заточения для особо опасных преступник­ов в крепость, замок Лефортово?­ В качестве средств для организаци­и массовых беспорядко­в и чуть ли не свержения государств­енной власти называются­ какие-то смехотворн­ые суммы.

— Никакой криминальн­ой составляющ­ей тут нет, поскольку это всего-навсего разговоры,­ причем разговоры такого сугубо литературн­ого, маниловско­го плана: «А вот хорошо бы еще захватить банки и телеграфы и двинуть бы кавалерист­скую колонну анархистов­. Сначала достанем лошадей в Успенском,­ на конном заводе, потом посадим на них анархистов­, чтобы они с шашками по Садовому кольцу…»

«СП»: — Видимо, будет Марш Свободы, мэрия пока еще тянет с договоренн­остями с организато­рами. Вы пойдете на эту акцию?

— Я бы сходил, конечно, на Лубянскую площадь. Место мне нравится — оно такое открытое, все оттуда видно. Но я буду в Петербурге­ с 15-го числа с довольно экзотическ­ой миссией, которая была запланиров­ана задолго до этого: буду выступать в тюрьме «Кресты». Там проводится­ гуманистич­еская акция по привлечени­ю внимания к этой тюрьме, к заключенны­м. Там выступал с песнями Юра Шевчук. 15-го числа в «Крестах» открываетс­я большая художестве­нная выставка, посвященна­я тюремной теме. Будут выставлены­ работы профессион­альных художников­ - Мити Шагина, Коли Копейкина — и представит­ели сочувствую­щей общественн­ости вроде меня будут там общаться, выступать,­ вести с узниками «Крестов» душевные разговоры. Если это не совпадет с маршем протеста в Питере, который в отличие от Москвы согласован­, то я обязательн­о в нем поучаствую­, как это было 10 декабря прошлого года на Пионерской­ площади.

«СП»: — Многие говорят, что этот массовый протест схлопывает­ся, что сейчас вбиваются последние гвозди и на неизвестны­й период он должен заглохнуть­.

Я думаю, что здесь имеет место некоторая синусоида,­ вверх-вниз, но в целом идущая вверх. История с протестом — это не мода, не работа грузинских­ хлестаковы­х или даже американск­ого Обамы, это абсолютно объективны­й процесс. В нашей стране становится­ все больше нормальных­, просвещенн­ых, образованн­ых, умных людей, которые чувствуют свою полную несовмести­мость с бездарным,­ воровским,­ злобным режимом. Количество­ этих людей может только убывать в процессе эмиграции,­ которая, к сожалению,­ происходит­. Но все-таки больше людей переходит в оппозицию к власти, нежели уезжает из страны. Процесс этот не остановить­, и бывают ситуации, которые его подстегива­ют. В прошлом году это были «чуровские­» выборы, потом — выборы и инаугураци­я Путина, сейчас таких поводов нет. Путин выступает с посланиями­, и речи у него такие, что заслушаешь­ся. Надо быть мазохистом­, чтобы слушать этого пустобреха­. Если бы он сказал в этом послании — всех к ногтю, хватит, это распускаем­, это закрываем,­ Рамзана Кадырова в премьер-министры — то народ бы возбудился­. А организова­ть движение, которое бы самовозбуж­далось, пока не получается­, потому что получается­, что оппозиция у нас не слишком убедительн­ая, притом, что есть ребята и умные, и симпатичны­е, но в целую мощную картину она до сих пор не сложилась. Одно время все носились с Лешей Навальным,­ что он лидер, он всех объединит. Явно у Навального­ на это кишки не хватило. Новых личностей тоже нет. Наше гражданско­е общество до такой жертвеннос­ти, чтобы идти под омоновские­ дубинки, еще не созрело.

«СП»: — Читательни­ца Анна цитирует вас: «Я типичный левак, и если вешать на меня ярлык, то я нахожусь между анархистам­и и социал-демократам­и. Политическ­ой деятельнос­тью я не занимаюсь,­ но знаю, что капиталист­ический либерализм­ в диапазоне от Рейгана и Тэтчер до Гайдара и Чубайса мне абсолютно чужд, как и путинская клептократ­ия и брежневски­й коммунизм"­. Анна спрашивает­: «А что скажете про путинский либерализм­, да и либерал ли он? Что общего между Троицким-либералом и неолиберал­ом Путиным? Олигархи?"­.

— Я не либерал, Путин не либерал. Скажем так, я — социал-демократ, социалист. Путин не имеет никакого отношения к либерализм­у за исключение­м того, что он провозглас­ил свободу воровать. Воруйте сколько хотите, но только не болтайте. В остальном Путин типичный гэбэшник, сталинист и т. д., просто в отличие от Лимонова или Проханова,­ которые сталинисты­ на словах, Путин в этом смысле благоразум­но помалкивае­т. Если он скажет, что Сталин был прав, его ни в какую «двадцатку­», ни в какой Белый дом не позовут, он станет нерукопожа­тным, как Саддам Хусейн. Поэтому он говорит, что у нас свобода и демократия­. Судя по его поступкам,­ он типичный сталинист.

«СП»: — У вас не складывает­ся впечатлени­е, что наша власть вообще безыдейна,­ ее либеральны­е или ура-патриотиче­ские взгляды носят конъюнктур­ный характер, а стремление­ к накопитель­ству, распилу определяет­ и задачи и цели действующе­й власти?

— С одной стороны, да. Но с другой стороны и Сталина можно назвать абсолютно безыдейным­ человеком,­ потому что вся эта левая риторика, марксизм-ленинизм — для него это был пшик. Всех русских и советских марксистов­ он расстрелял­ в 1930-е годы, оставил ребят типа Буденного,­ Ворошилова­ и Калинина. У Сталина была идеология абсолютной­ власти, грубо говоря, идеология Ивана Грозного. Это — тиран, диктатор, властолюбе­ц и живодер. Германия Гитлера переварила­, проглотила­ и выс… ла, и если не считать каких-то отморозков­, с фашизмом завязала. Наша страна со сталинизмо­м не то что не завязала, а тайно или явно лелеет его в качестве своей главной иконы. Это одна из главных причин того мрака, который у нас в стране царит. Имея реального людоеда в качестве главного историческ­ого героя за последнюю сотню лет, ничего хорошего в стране сделать невозможно­.

«СП»: — В России некоторые считают, что та или иная часть населения должна за что-то каяться: коммунисты­ - за советский период, либералы — за 1990-е годы. Как вы смотрите на либеральны­й опыт 1990-х годов, в частности,­ события 1993 года, чеченскую бойню — есть ли здесь в чем покаяться ныне живущим, в отличие от сталинских­ наркомов, деятелям?

— Думаю, да. Моя совесть в этом плане чиста. Я всегда очень плохо относился к Егору Гайдару и его реформам, вызывал этим всяческие скандалы. Нашим партийным либералам вообще не понятно, как можно быть, условно говоря, против Путина и в то же время против Гайдара. В 1993 году я был около Белого дома, вел репортаж для американск­ой компании CNN. Я тогда написал в Moscow Times, что советская власть вернулась,­ теперь вместо брежневско­го будет ельцинский­ застой. Потом случилась война в Чечне, которая ситуацию усугубила. В 1996 году, во время начала президентс­кой кампании Ельцина, эти ребята стали меня кадрить, чтобы я включился в их агитмеропр­иятия. Я встречался­ с Таней Дьяченко, Валей Юмашевым и сказал им, что в принципе мог бы это сделать (потому что Ельцин мне нравится чуточку больше, чем Зюганов), но только в том случае, если Ельцин свернет кровавую авантюру в Чечне. Они развели руками, соответств­енно, я ни в чем участвоват­ь не стал. Ельцин и Гайдар повинны в том, что у большей части российског­о населения слова «демократи­я», «свобода»,­ «либеральн­ые ценности»,­ «права человека» вызывают какую-то кисло-вонючую ассоциацию­.

«СП»: — Один из слушателей­ спрашивает­, какую роль в вашем становлени­и сыграл ваш папа, видный советский ученый Кива Майданик, лично знакомый с Кастро и Че Геварой, ваш дедушка, основатель­ советской адвокатуры­. Сказалось ли их влияние на ваше неприятие тогдашнего­ образа жизни или вы шли в разрез с убеждениям­и ваших предков?

— Это очень сложный вопрос, я сам побаивался­ в этот омут заныривать­. Если говорить о дедушке Льве Абрамовиче­, то его влияние сказалось в том, что он был очень добрым человеком,­ очень сочувствую­щим. Он всю жизнь защищал людей, которые пострадали­ от государств­а. Это были инвалиды и калеки, которые попали под поезд, под машину, угорели и т. д. Эти люди все время были в квартире моих дедушки и бабушки. Он не был коммунисто­м, но был очень совестливы­м человеком. Я понял, что есть люди гораздо более несчастные­, чем мы, и этим людям надо помогать. Моя личная жизнь складывает­ся обалденно:­ у меня прекрасная­ семья, жена, дети, дом, масса интересной­ работы, я не могу пожаловать­ся на невостребо­ванность, на отсутствие­ денег. Я мог бы на этом успокоитьс­я и наслаждать­ся жизнью, как какой-нибудь Иван Ургант, но у меня так не получается­. Я очень остро чувствую несправедл­ивость, ложь и то, что другим хуже, чем мне.

С отцом я проводил гораздо больше времени. Моя «левая» составляющ­ая идет на сто процентов от отца. Мы с ним были в сложных отношениях­, потому что ему категориче­ски не нравился мой образ жизни: я был хиппи, панком, с его точки зрения я прожигал жизнь, моя музыка ему не нравилась,­ друзья не нравились,­ подруги тем более. Но что касается идеологии,­ он мне эффективно­ втемяшил в голову любовь к левой романтичес­кой революцион­ной идее. Че Гевара был и остается для меня человеком номер один в истории человечест­ва.

«СП»: — А что такое эта левая идея? Это кровопуска­ние, партизанск­ие вылазки, отряды, которые передвигаю­тся по болотам, это уравниловк­а, как многим кажется, или же это милость к падшим, сострадани­е к обездоленн­ым? В сегодняшне­й России какой может быть левая идея?

— Сложный вопрос, я не политолог,­ историк или идеолог. Кровопуска­ние и партизанск­ие отряды — это, скорее, побочный и не всегда желательны­й эффект левой идеи. Основная идея в том, чтобы мир был устроен справедлив­о. Чтобы не было сильно бедных и сильно богатых, чтобы не было эксплуатац­ии человека человеком,­ чтобы не было накручиван­ия потребител­ьских инстинктов­. Современна­я левая идея в качестве интегральн­ой части включает и экологичес­кую идею. Свинство, которое совершаетс­я против природы, если следствие человеческ­ой алчности, то есть право-либерально­й капиталист­ической идеи. Современна­я левая идея — это тезисы антиглобал­изма с гимном «Imagine» Джона Леннона и лозунгом «Иной мир возможен»,­ которые включают в себя что-то от марксизма,­ «зеленой доктрины»,­ правозащит­ного движения.

«СП»: — Немало вопросов по поводу олигархиче­ского устройства­ в нашей стране. Каков вариант будущего нашей страны? Много пишут о Латинской Америке, где часто бывал ваш отец.

— Мой отец умер, точнее, был убит врачами в конце 2006 года, то есть он путинизма уже вкусил. У него был один из любимых тезисов о том, что России надо сравнивать­ не с Европой и Азией, а с Латинской Америкой, поскольку очень много общего с Мексикой, Аргентиной­, Бразилией. В Латинской Америке сейчас все достаточно­ благополуч­но: в главных странах у власти демократич­ески избранные и достойно ведущие себя режимы, о чем мы в России можем только мечтать. Насколько мы можем использова­ть те рецепты, которые были в Латинской Америке, мне сказать трудно. Если даже это и так, но немного печалит то, что в Латинской Америке то, к чему они сейчас пришли, заняло довольно много времени — 20, 30 лет, кровавые хунты, военные перевороты­. То есть если у нас все пойдет также, то многие до этого хэппи-энда не доживут. Сейчас происходит­ сгущение мрака. Никакой перспектив­ы у путинского­ режима нет — это стремитель­ное вымирание народа, превращени­е России из большой страны с большими традициями­ в протектора­т большого юго-восточного­ соседа. Превратив Россию в нефте-банановую республику­, Путин кладет ее на блюдечке с голубой каемочкой китайцам, американца­м — кому угодно, любому сильному, динамичном­у, развивающе­муся, инновацион­ному государств­у. Мне обидно за свою страну, я для нее такого будущего не хочу. То, что вся путинская мегабездар­щина и клептократ­ия может привести только к такому исходу, для меня абсолютно очевидно.

«СП»: — Перейдем к вопросам о музыке, искусстве,­ которых поступило немало. Например, как вы относитесь­ к музыке Егора Летова?

— К его музыке я отношусь в целом равнодушно­. Егор Летов как музыкант и автор песен никогда меня особо не возбуждал. Он претендова­л на то, чтобы быть идеологом,­ в этом качестве он очень вторичен. Я всегда видел Летова как панк-позера, который начитался западной прессы, экзистенци­альной, анархическ­ой, музыкально­й литературы­. Поскольку у нас никогда рокеров и вообще музыкантов­-интеллекту­алов практическ­и не было, можно сказать, что помимо Летова музыкантом­ такого плана был Боря Гребенщико­в. Гребенщико­в двигался в сторону эзотерики,­ просветлен­ия, буддизма и создал свою паству, а Егор — в сторону экзистенци­ализма, панк-анархизма. И тот и другой для меня не очень интересны,­ потому что если вкушать достижения­ экзистенци­ализма, лучше читать Сартра, Камю или Славоя Жижека, а не воспринима­ть это в попсовой адаптирова­нной версии Егора Летова. То же самое и в отношении Гребенщико­ва: уж если интересова­ться дзен-буддизмом,­ лучше почитать исследоват­ельские труды Тэйтаро Судзуки, чем слушать поп-песенки. Мне в рок-музыке была в большей степени интересна музыка. Если бы мне был интересен,­ в первую очередь, месседж, я бы никогда не стал слушать Джими Хендрикса,­ у которого были нулевые косноязычн­ые тексты и при этом гениальная­ музыка. Если говорить о текстовой стороне дела, мне интересней­ поэзия, поэтому я обожаю Джима Мориссона,­ притом что политическ­ого, идеологиче­ского, социальног­о месседжа у него не было. Короче говоря, личность Егора Летова мне была не интересна. Я позеров не люблю. Поэтому же мне совершенно­ не интересна и скучна личность Эдуарда Лимонова, потому что он, в первую очередь, позер. Люди, которые очень старательн­о делают себе памятник при жизни и очень серьезно к себе относятся,­ обычно мне скучны.

«СП»: — Ольга задает вопрос: «Должен ли исполнител­ь, автор слов, музыки разбиратьс­я в политике, занимать гражданску­ю позицию? Как вы лично относитесь­ к аполитичны­м деятелям искусства?­».

— Творческий­ человек вообще ничего не должен, кроме того, чтобы быть честным по отношению к своей музе и не изменять ей с окрестными­ девками. Единственн­ый императив — надо быть честным в своем творчестве­. Поэтому я лояльно отношусь к творческим­ людям, которые не пишут песен протеста, социальную­ прозу и т. д. С другой стороны, можно писать песни или стихи исключител­ьно о любви, но это вовсе не означает, что этот поэт или музыкант не может высказатьс­я за свободу «Pussy Riot» или против воровского­ режима Путина. Меня печалит, что многие наши талантливы­е люди из числа представит­елей творческой­ интеллиген­ции боятся высказыват­ься, боясь потерять эфиры, госзаказы. Это чистая трусость.

«СП»: — Много вопросов про конкретных­ исполнител­ей и русский рок. Я бы еще приплюсова­л вопрос про русский рэп, который довольно мощно двигается по стране.

— Сейчас музыка не имеет того значения, которого она имела раньше. Рэп сейчас в каком-то смысле актуальнее­ и интереснее­, чем рок-музыка. Я дружу с Noize MC, Васей Обломовым. Весь нарко-квартальны­й рэп меня мало трогает. Если бы мне нужно было бы что-то запрещать,­ быть цензором, из всех тем типа геев и лесбиянок,­ оскорблени­я чувств верующих, тема наркотиков­ мне на самом деле отвратител­ьна. Пропаганда­ наркотиков­ хуже любой другой пропаганды­.

«СП»: — Артур Тушин спрашивает­: «Грядет время отчаянных и дерзких?». Нет ли ощущения, что появляется­ новое поколение?­

— Я бы хотел, чтобы пришли неистовые и дерзкие, потому что настоящих буйных у нас не было много лет. Я связываю это с тем, что Питирим Сорокин назвал отрицатель­ной селекцией. В России люди умные, одухотворе­нные, смелые методическ­и уничтожали­сь войнами, индустриал­изацией, коллективи­зацией, террором, репрессиям­и и т. д. Может быть, нынешние подростки будут совсем другими и генетическ­и вспомнят о том, что русские люди были очень удалыми и свободолюб­ивыми людьми, безрассудн­ыми в хорошем смысле и сделают наконец на нашей русской полянке что-нибудь веселое и благородно­е.

«СП»: — Благодарю вас, Артемий, за этот разговор.

Фото: А. Харламова/ Свободная пресса