К. Бабкин: «Народ в нашей стране должен жить бедно?»

Уважаемые читатели сайта «Свободная пресса», заранее приносим свои извинения за возможные ошибки в расшифровке видео интервью. Данная расшифровка носит чисто технический характер.

Олег Гладунов: — Здравствуйте, сегодня в студии экономический обозреватель Олег Гладунов и у нас в гостях президент ЗАО «Новое Содружество», председатель политсовета «Партии Дело» Константин Бабкин. Константин Анатольевич, первый вопрос, самый актуальный, наверное, сегодня — это девальвация рубля. И хотя нас экономисты постоянно поправляют, что 7 процентов с начала года — это не девальвация, что девальвация — это когда 10 и — одномоментно, но, тем не менее, как ее ни назови, рубль падает. Это вызывает беспокойство у населения. В связи с этим чиновники правительства проводят интервенцию словесной печати в последнее время, в которых они пытаются убедить нас, что девальвация очень даже полезна, очень своевременна, оздоровит нашу промышленность, в первую очередь, обрабатывающую, машиностроительную, поднимет сельское хозяйство за счет импортозамещения. Что вы скажете по этому поводу, так как в ваше ЗАО входят, в том числе и машиностроительные предприятия, насколько я знаю.

Константин Бабкин: — Я считаю, девальвация, 7 процентов с начала года, меньше, чем за месяц, но это объективный процесс, мне кажется, что он еще дальше будет продолжаться. Рубль еще должен подешеветь. Почему? Потому что последние десять лет мы меньше и меньше производим реальных продуктов, только вот нефти все больше, а остальных продуктов все меньше и меньше. А страна, которая не производит ничего и при этом тратит деньги достаточно безумные, на какие суперпроекты, которые для экономики ничего не дают, народ в такой стране должен жить бедно. И соответственно, эта девальвация — это сама природа, законы социума они приводят к тому, что сбережения уменьшаются, зарплаты уменьшаться в процессе этой девальвации: и это — объективно. Если люди занимаются ерундой, вся страна ничего не производит, только ездит, создает видимость, соответственно, меньше будем получать все вместе. При этом, эта девальвация скажется как раз позитивно на товаропроизводителях российских, потому что себестоимость рублевая не возрастет, а в долларах товары российского производства не подешевеют вместе с рублем, они станут несколько более конкурентоспособными. То есть, появится больше работы, может быть, это толкнет страну и вообще массовое сознание и правительство к тому, чтобы начать как раз развивать не сырьевое производство, начать его сознательно поддерживать. Если сознательно не будем поддерживать, будем поддерживать бессознательно — через уменьшение зарплат, через девальвацию и так далее. Поэтому все это можно было предвидеть, в кругах производственников эта идея звучала: если промышленной политики нет такой адекватной, курса на поддержку созидания, то остается один путь — девальвация рубля. Собственно, это мы и видим.

О.Г.: — Ряд экономистов выражает сомнение, что это положительно отразится на нашей промышленности. Допустим, у вас Ростсельмаш, судя по вашим словам, двадцать пять процентов комплектующихся закупает за границей. То есть, это — доллары. А большинство наших предприятий очень много закупает и комплектующие и оборудование, в частности, обрабатывающая промышленность. Допустим, наш строительный сектор работает уже давно на импортной технике, сельское хозяйство, вот вы выпускаете комбайны, допустим российские, а большинство комбайнов импортные, и все это вырастет в цене в разы, как некоторые говорят. Доллар поднимется до тридцати девяти можно увидеть и так далее, то они просто остановят производство. Потому что тут уже никакой конкуренции не будет, я думаю, с теми же импортными выдержат или нет при таком раскладе?

К.Б.: — Почему же им не выдержать? Ну да, строители работают на иностранной технике, но все равно, у них есть достаточно большая рублевая себестоимость — это зарплаты, какие-то материалы, цемент в России закупают за рубли. Все-таки себестоимость у них понизится. Соответственно, цены на продукты снизятся и может быть, можно будет рассчитывать на какое-то оживление. Кстати, в девяносто восьмом году была аналогичная ситуация. У нас тогда рубль, правда, не на семь процентов упал, а раза в три, и сразу у нас производство вышло из кризиса, пошло производство. Помню, у нас на лакокрасочном заводе сразу увеличились продажи в несколько раз в девяносто восьмом году, летом девяносто восьмого после девальвации. Сейчас у нас действительно с производством гораздо хуже, чем десять — пятнадцать лет назад. Раньше мы производили «Жигули», которые продавались в Германию и Англию, мы самолеты производили сотнями штук в год, мы много чего производили, страна работала. Комбайнов тогда производили десятки тысяч, ну, не десятки, тысячи, в несколько раз больше, чем сегодня. За эти десять — пятнадцать лет мы, конечно, правительство и все вместе поработали над тем, что производства уже российского мало осталось и оно завязано на импортных комплектующих. То есть, эффект от этой самой девальвации будет не так силен, как он был тогда, но развитие производства — это единственный путь настоящего вывода страны из кризиса. Да, девальвация даст маленький эффект, но гораздо больший эффект даст разумная экономическая политика: снижение налогов, поддержка экспорта, пересмотр членства России в ВТО. Вот такие шаги, о которых много лет говорят промышленники. Снижение ставок по кредитам. У нас же правительство или правящий дом не ставит себе задачу снизить себестоимость кредитов, стоимость ипотеки. Банкиры у нас, которые близки к власти, живут хорошо, и им это не нужно. А вот эти дорогие кредиты, они удушили производство. Потому девальвация должна немного улучшить производство, но не настолько, чтобы оживить нашу страну по-настоящему, только пересмотр экономической политики нужен.

О.Г.: — Понятно. Вот в отношении населения и в частности, товаров, продуктов, скажем так. Товаров не будем касаться, они у нас все импортные, но продукты у нас тоже порядка семидесяти пяти — восьмидесяти процентов — импортные. Молоко у нас более, чем на половину с Запада идет, как выяснилось. И тут глава Минпромторга Евтухов высказал такую интересную мысль, что не повлияет абсолютно девальвация на рост товаров для населения, в частности, продуктов. Как она может не повлиять, собственно, говоря, но тут произойдет импортозамещение и так далее. Но у нас сельское хозяйство сейчас находится в таком состоянии, если проехать сейчас по району и посмотреть: разбитые фермы, то есть, его как такового, как отрасли, фактически, не существует. Существуют отдельные фермерские хозяйства, может быть даже и крепкие, но сельского хозяйства, которое могло бы заместить импорт, его не существует. То есть, население у нас, получается, все это время, пока промышленность будет оздоравливаться, оно будет жить впроголодь и в бедности. Так получается?

К.Б.: — Не впроголодь, но беднее будет жить. Да. А как? Если правительство неэффективно, если страна ничего не производит, надо жить бедно, пока не возьмемся за дело. Конечно, я согласен с вами. Что в сельском хозяйстве у нас все очень тяжело, но не настолько уж прямо, что остались только единичные хозяйства. Их много, подешевление рубля поможет нашим производителям, но, конечно, не решит проблему.

О.Г.: — У нас есть Таможенный союз, есть открытые границы, то есть, беспошлинная торговля по упрощенным правилам и так далее. А эти страны — Белоруссия и Казахстан специализируется на продуктах во многом, и нам импортируют продукты, смогли бы они заменить этот дорогой импорт, если наладить работу Таможенного союза? Импорт из Казахстана — картошки и всего прочего, из Белоруссии — овощей, мясных продуктов, мог бы нам заменить импортными товары, которые станут дорогими в условиях девальвации?

К.Б.: — Если у них удешевление валюты не произойдет, в Белоруссии несколько раньше произошла девальвация — год или меньше назад, процентов на тридцать упал их рубль, это помогло им оживить свою экономику. Но удешевление рубля снижает себестоимость именно российских товаров. И импорт здесь относится и к казахстанской и к белорусской продукции, потому что от девальвации нашего рубля у них практически не снизится себестоимость продукции. Если молоко, то мало себестоимости российской в белорусском молоке. То есть, российские товары подешевеют, они станут даже более конкурентоспособными по сравнению даже с нашими соседями, поэтому это шанс для наших производителей.

О.Г.: — А есть такая возможность, допустим, опять запустить сельское хозяйство, как оно было в Советском Союзе, скажем, когда мы жили на всем своем, и импортного у нас вообще ничего не было?

К.Б.: — Есть, конечно, и я работаю в этой отрасли.

Да, мы не только можем повторить подвиги Советского Союза, когда сейчас мы производим семьдесят — восемьдесят миллионов тон зерна, а РСФРСР производила сто двадцать тонн зерна, это в полтора раза больше, чем сейчас. А сейчас технологии шагнули далеко вперед и по нашим оценкам Россия может производить и триста и четыреста миллионов тонн зерна. Если будут созданы условия для применения наших сил, если будет выгодно вкладываться, инвестировать в село. Шанс есть, единственное чего не хватает, это разумной экономической политики. У нас есть земля — сорок миллионов гектаров — это огромные угодья, это больше, чем вся суша Германии с ее лесами, горами, водоемами, вся Германия — великая аграрная держава сейчас. У нас земли обрабатывались двадцать пят лет назад, сейчас они заброшены, зарастают бурьяном, лесом. Эти земли можно вернуть в сельхозоборот, увеличить радикально урожайность на всех землях, которые сейчас обрабатываются, и которые будут обрабатываться. Конечно, мы можем и себя кормить, и кормить полмира. Ну, не полмира, но миллиард человек мы можем кормить, опираясь на свои ресурсы. Только не хватает разумной политики.

О.Г.: — В отношении политики, это действительно актуальный вопрос, потому что, как говорят большинство экспертов, в том числе и Греф, в нашем правительстве она не просто хорошая или плохая, ее попросту нет, такой экономической политики, она отсутствует у нас. То есть, начиная с тех времен, когда у нас начался рынок, рыночная экономика заработала, отсутствует политика, нет никаких планов конкретных. Есть какие-то декларации, да, двадцатого года, до тридцатого, а конкретных планов на год, конкретно на этот год — нету. Как вы предполагаете, какая должна быть экономическая политика правительства, какие основные ее должны быть направления?

К.Б.: — За базис, за точку отсчета можно взять равные условия конкуренции. Если говорить про сельское хозяйство, то надо посмотреть. В Европе — дотации, развитые страны подсадили свое сельское хозяйство на дотации. В Европе где-то двести, а где-то на пятьсот гектаров обрабатываемой площади — дотация. То есть, половину доходов фермер получает из бюджета. Не от продажи и результатов своего труда, а из бюджета. У нас есть какие-то дотации, но они ничтожны по сравнению с другими. Говорят, двадцать евро. Но это завышенная цифра, три — пять евро, может быть на гектар обрабатываемой площади доходит до крестьянина. По сравнению с двумястами евро у поляка. При этом наш рынок открыт, по условиям ВТО мы не имеем права его защищать, не имеем права давать больше денег нашему крестьянину. То есть, это не равные условия конкуренции, это подавление нашего крестьянина сознательное. Если мы хотим его поддержать, даже не поддержать, а создать ему условия для развития, то государство обязано ему создать условия не хуже, чем у поляка, как у его соседа, фактически. Поэтому защищать рынок надо или увеличивать инвестиции в сельском хозяйстве, объемы дотаций. Инвестиции и дотации распределять развитые страны умеют более эффективно. Там граждански развитое общество, эффективный контроль. Поэтому сегодня более эффективно — это защищать рынок от неравной конкуренции из-за рубежа. В области продовольствия, в области машиностроения, в области всех товаров. Параллельно, конечно, надо снижать налоги, снижать стоимость ресурсов на внутреннем рынке, стоимость энергоносителей, опять же, с помощью налоговой системы. Можно в два раза снизить стоимость бензина, стоимость электричества. И кредиты у нас должны стоить в два раза дешевле, чем сегодня. Все эти проблемы можно решить.

О.Г.: — Возвращаясь к Таможенному союзу, насколько я понял, вы активно занимались Евразийским содружеством, Таможенным союзом. Он за последние годы пошел как-то в неправильном направлении. То есть, первоначально там был рост оборота, а в прошлом году рост оборота вдруг снизился на два и шесть процентов, зато резко — рост теневых схем, то есть, сложный импорт, вывод капитала, по оценкам Центробанка прошлогодних, новых еще нет, достиг двадцати пяти миллиардов. То есть, пятнадцать миллиардов с Казахстаном и десять с Белоруссией миллиардов ушло туда, долларов имеется в виду. Получается, Таможенный союз вместо того, чтобы стать торговым союзом, превратился в какой-то канал для дополнительного вывода из страны. Как это пресечь, и есть ли возможность? Вот эти упрощенные схемы усложнить, а министры говорят, что так нельзя, что специально было упрощено, чтобы торговать. Как решить эту проблему?

К.Б.: — Да, это еще один пример. Вообще, идея очень здравая и правильная — возрождать интеграцию на территории Российской империи, Советского Союза. Когда мы дезинтегрированы, мы слабы и не можем соревноваться с Евросоюзом или с Америкой. Т.е., в корне идея правильная, но ее реализация из рук вон. Например, мы производим комбайны, для нас рынок Белоруссии закрыт распоряжением президента. Он говорит: «Российские комбайны — нет, мы не покупаем». Мы много лет уже об этом говорим: «Ребята, если это реальная интеграция, то должны быть равные условия». Белоруссия пятьдесят процентов дотирует своим крестьянам, если они покупают белорусскую технику, а на российскую такой дотации нет. Мы говорим: «Это же неправильно». Говорим, ничего не работает. Или вот разговаривал с губернатором Оренбуржья. Граница с Казахстаном. В России акцизы на водку высокие, в Казахстане дешевые. Не знаю, специально или не специально. Там водка дешевле и через границу вагонами, составами, фурами везут огромное количество спиртных напитков из Казахстана, подрывая российский бюджет и спаивая наш народ. Тоже года не решается эта проблема. То, что разная аграрная политика, разная кредитная политика, утечка капитала — это все проблемы, которые на самом деле можно решить, если министры займутся этим делом. А сейчас как? Россия дала Белоруссии несколько миллиардов в этом году уже кредитов, дают деньгами. Мы говорим: «Ребята, Белоруссии нужны комбайны, наши автомобили, российские товары. Дайте не долларами, а товарами». Но они вообще этого не видят. Украине тоже дали пятнадцать миллиардов, тоже деньгами или скидками на газ или купили облигации. Тоже рублями. Мы говорим: «Дайте товарами». Нет, они вообще не понимают, почему. Нужны наши товары в Украине, в Белоруссии. Киргизам тоже, дают им доллары миллиардами, нету стыковки между реалиями, между реальными производствами и чиновничьими желанием дружить, я не знаю. Поэтому, еще раз, идея правильная, но реализация какая-то такая…

О.Г.: — Раз мы заговорили об Украине, продолжим эту тему. Тут вот евразийская интеграция в связи с событиями на Украине стала более актуальна, потому что Украина в последний год прошедший металась между нами, Таможенным союзом, Евросоюзом и, по-моему, так еще и не определилась. И, на мой взгляд, именно этими экономическими причинами вызван Майдан и все прочее, что там сейчас происходит. Собственно говоря, мы дали ей пятнадцать миллиардов, сейчас обсуждается в Кремле вопрос о том, что если они будут с европейцами интегрироваться, которые им тоже пообещали деньги на днях, то мы пересмотрим условия и кредит можно и отозвать. Потому что часть дали, три миллиарда дали, которые они уже истратили. Но тут возникает такой вопрос: зачем мы боремся за Украину? Она упорно не хочет вступать в Таможенный союз, она нам так нужна или мы без нее можем обойтись? Кроме того, что по ее территории проложен газ…

К.Б.: — В современном состоянии, когда в России подавлено производство, подавлено сельское хозяйство, науку мы уничтожаем постепенно, даже не постепенно, России Украина не нужна. Соответственно, и Украине Россия не нужна. Украинцам зачем дружить с Россией, которая идет вниз? Не понятно. И Россия в современном состоянии ничего Украине дать не может. Но если мы говорим о реализации потенциала России, если у нас будет разумная политика экономическая, если у нас сельское хозяйство рванет вперед, все производство рванет вперед, нам нужно будет отдавать куда-то заказы на комплектующие, нам нужна будет кооперация, нам нужен будет большой рынок совместный. На этом рынке получит возможность как и украинский производитель, так и российский. Я считаю, наша «Партия дело» видит, что огромный потенциал у России, как производителя, как у созидателя, еще больше потенциал у нас вместе, объединенных. Такая Россия, которая развивается, она будет привлекательна для всех соседей и такой России нужны будут наши соседи. Этим мы отличаемся, кстати, от Евросоюза. Он не может, у него нет такой потенции — рвануть вперед. У него там все земли распаханы, урожайность они не могут сильно увеличить, они не могут увеличить обьем производства радикально, у них нет таких перспектив. В отличие от нас. Поэтому они Украине не могут ничего дать. Евросоюз никогда не купит украинские тракторы, ни автомобили, ракеты, ничего, трубы в Европе особенно не нужны. Даже продовольствие в Европе не нужно. Потому что в Европе есть свои фермеры — польские, французские и немецкие. Поэтому, еще раз, интеграция с Евросоюзом реальные возможности Украине не может дать, а с Россией может, если у нас будет разумная политика. Опять же, сейчас наши чиновники пытаются купить чиновников украинских, но правильнее было бы работать со средним уровнем, что ли. С руководителями предприятий, заинтересовывать их в кооперации, работой, чтобы от среднего уровня уже и рабочие, все жители Украины чувствовали, что дружба с Россией дает экономический эффект, улучшает жизнь. Сейчас такой работы нет, просто миллиарды кидают туда, как в бездонную бочку. Недальновидная политика.

О.Г.: — То есть, надо было не политически действовать, а больше экономически? Допустим, чтобы наши предприниматели, промышленники напрямую встречались с украинскими, как-то с ними заключали соглашения. Чтобы тот же народ понял, что им нужен не Евросоюз, в котором его ничего хорошего не ждет, а что ему нужно кооперироваться с Россией, как в прежние времена?

К.Б.: Как предприниматели должны встречается? Вот я предприниматель, я встречался много раз с украинцами. Приезжаем, говорим: «Купите наши комбайны». Они: «Комбайны ваши хорошие, знаем их, но дайте нам кредит, вся сельхозтехника продается в кредит. Вот к нам неделю назад приезжал немец, он говорит, что немецкий комбайн дает на пять лет под четыре процента годовых. Это нормально, приемлемо, дайте вот такой». Мы говорим: «Нет, мы не можем, у нас в России кредит стоит двенадцать годовых, если сюда еще, риски все, пятнадцать — восемнадцать годовых». «Там четыре, у вас восемнадцать? Ну, извини, при всей любви…» Мы приходим к нашим чиновникам и говорим: «Немецкий кредит стоит дешево, потому, что там государственная поддержка, государство дает связанные кредиты, дайте такой же Украине». «Нет, мы что-то не урегулировали советские отношения, и на Украину мы ничего не будем давать, как на государство». Это много лет такая политика продолжалась, такая дезинтегрирующая, что ли. Соответственно, и связи все не работают. Это не только с кредитами связано. Государство же вообще не поддерживает экспорт. И опять же, мы просто последовательно уничтожаем наше производство и поэтому самой базой для кооперации уже нет. Раньше мы производили самолеты вместе, сейчас уже отозвали последнюю лицензию на производство ТУ — 234, все, похоронили все гражданское авиастроение. Сознательно наше правительство похоронило. И с чем мы на Украину приедем? Скажем: «Давайте производить самолеты?». Они скажут: «Да вы сами себя уничтожили. Тут хоть Airbus может быть, через пятьдесят лет купит пару болтов. Хоть будем ездить во Францию с парой болтов».

О.Г.: — Тогда возникает такой вопрос: Украина мечется между Евросоюзом и Евразийским союзом, мы тоже, как-то Россия тоже не последовательно строит политику. С одной стороны, евразийское сообщество — расширить, развить, а с другой стороны, вступает в ВТО. Девятнадцать лет туда упорно стучится, ее туда не пускают, наконец, она вступает в ВТО. В итого, что получается? Уже сейчас какие-то результаты можно подвести? Каковы результаты вступления в ВТО? В прошлом году сказали, что нулевые. Нулевые или все-таки?..

К.Б.: — То, что я вижу — это минус. Автомобилестроение в прошлом году упало на тринадцать процентов в легковом, процентов на пятнадцать — в грузовом автомобилестроении. Во всей экономике у нас проблемы, все меньше мы производим. Растет дефицит бюджета при растущих ценах на нефть, девальвацию рубля мы теперь видим, обеднение населения. Это все, в том числе, это последствия вступления в ВТО.

О.Г.: — Понятно. Вот Слепнев говорит о том, что такая ситуация вызвана именно ослаблением рубля, а не наоборот. То есть, рубль ослабился, и поэтому снижение тарифов и всего прочего оно как-то скрылось тем, что рубль ослабился. И в нынешнем году такая же ситуация и в нынешнем году будет опять, видимо, нулевой вариант либо минусовой вариант. Но по результатам опроса предпринимателей, понятно, что ВТО мало того, что ничего не дало, оно еще и ограничило в чем- то. Допустим, сельское хозяйство мы не можем теперь поддерживать благодаря каким-то условиям ВТО, а нашим промышленникам так и не открыли никакие границы, так и не дали этих самых поблажек в связи с вступлением в ВТО. Здесь возникает такой вопрос: а оно нам вообще надо? Понятно, что вступить в него было сложно, а выйти из него — просто, т.е., по условиям.

К.Б.: — Ну как, была бы воля, можно и выйти. Кто нас там заставит пребывать? Если условия действительно несправедливы в своей основе, то надо их пересматривать. Если нельзя пересмотреть, то надо заявлять и выходить из этой организации. Это все результаты вступления в ВТО: многочисленные увольнения на автозаводах, падение в сельском хозяйстве. Все это предвиделось. Все это мы предсказывали. Все это есть. Все это мы наблюдаем. Вот поэтому срочно пересматривать условия членства в ВТО. Пока мы на этих условиях там состоим, это условие дискриминационно и экономика России будет подавлена. Если это нас это не устраивает, то надо выходить.

О.Г.: — Ну, то есть все-таки в принципе можно выйти из ВТО абсолютно безболезненно и вплотную заняться Евразийским Содружеством.

К.Б.: — Ну да. Реально. Реально его развивать.

О.Г.: — Причем сделать рубль резервной валютой и, возможно, вполне, наверное, на территории стран СНГ. Они пойдут на это охотно.

К.Б.: — Ну, это вторым-третьим шагом после установления единой аграрной политики, восстановления реальной кооперации после выхода России из ВТО. Когда вот такие реальные ценности начнут доминировать в умах на нашем постсоветском пространстве, тогда уже можно говорить о совместной валюте. А пока у нас доверия слишком мало между друг другом. Поскольку, если у нас политики разные, если дурная эта политика, то как бы… Единая валюта — это уже предусматривает большой уровень доверия. К этому мы придем, но сперва надо попроще вещи решить.

О.Г.: — Понятно. Эта система была бы, наверное, для населения все-таки гораздо более положительной, чем то, что сейчас существует. Я думаю, отразилась бы и на цене товаров, на цене продуктов, и на уровне жизни, в общем-то.

К.Б.: — В России есть все, чтобы жить не хуже, чем в Америке. Ну, все объективные факторы.

О.Г.: — Ну да, и жили же.

К.Б.: — Как будто нам дали 25 лет назад по голове и мы как-то до сих пор в нокдауне пребываем.

О.Г.: — Жили же мы до этого и никакие кризисы на нас, как говорится, не оказывали никакого влияния. Мы жили на всем своем и продавали то же самое, что и сейчас продаем фактически: то же сырье, тот же газ, ту же нефть, те же металлы.

К.Б.: — Ну да. Никакие мировые кризисы на нас не действовали. Курс рубля к доллару вообще не волновал. Говорят, вот вы сейчас интегрировались, давайте зависеть от курса доллара. Это не плюс. То есть негативные факторы показывают как достижение. Мировой кризис, он у нас гораздо сильнее сказывается. Радуйтесь, это вот мы интегрировались. Ну, оксюморон, да? Если у нас разумная политика, у нас будет все хорошо, несмотря ни на какие мировые кризисы и бури.

О.Г.: — Тем более, что страны, и США и Европа, у них сейчас ситуация экономическая тяжелая и они практически в тупике, зашли в тупик со своей экономической политикой. Как из него выйти, пока никто не знает. И нам к ним туда лезть как раз не стоит.

К.Б.: — Я бы не согласился с этой оценкой. Я не чувствую, что в Америке какой-то тупик. Они сейчас занялись возвращением производства как раз к себе из Китая, из других стран. У них там все развивается на самом деле. По крайней мере, то, что мы видим в сельхозмашиностроении, у них все хорошо, и в Европе все хорошо.

О.Г.: — Понятно. Ну, давайте теперь перейдем к вопросам наших читателей. Вопрос первый: почему в российской экономике цены практически всегда меняются только в сторону повышения?

К.Б.: — Сознательная политика правительства. Постоянно цены у нас повышались. Налоги повышаются постоянно — скрыто или открыто. Сейчас рассматривается повышение акцизов на бензин. Бензин подорожает — это значит, подорожает все. Потому что стоимость перевозок, стоимость переработки сидит во всех товарах: в мебели, в хлебе, во всем, все — подорожает. У нас правительство это сознательно они делают. Где проще взять из экономики деньги, они оттуда берут. При производстве нефти и бензина легко взять из нефтекомпаний, собрать с добычи нефти деньги — они берут, соответственно у нас, энергоносители на внутреннем рынке уже зачастую стоят дороже, чем на мировом. Наши энергоносители. А дорогие энергоносители — это, опять же, все дорогие товары. Тем самым проседает реальная экономика перерабатывающая, поскольку себестоимость высокая изначально, ну и товары дорожают, а доходы снижаются.

О.Г.: — Ну в частности, по поводу инфляции. У нас тоже, и наши министры, в частности Улюкаев и Набиуллина из Центробанка нам упорно пытаются говорить о том, что девальвация рубля, она на инфляции не отразится. Инфляция останется прежней. Прогноз у них не меняется — будет пять процентов. Вот как вы считаете, насколько такие заявления вообще оправданы?

К.Б.: — Ну это бессмыслица полная. Инфляция — это удешевление валюты, она, собственно, и происходит.

О.Г.: — Ну да. То есть один и тот же процесс, просто с другой стороны девальвация — инфляция, инфляция — девальвация.

К.Б.: — Ну, да. Я не знаю, они, конечно, там юлят что-то, придумывают какие-то оправдания, но фактически мы видим результаты их некомпетентной политики. Поэтому всерьёз относиться к их словам я бы не стал.

О.Г.: — Судя по последним действиям ЦБ, им дали команду удержать рубль до Олимпиады, потому что, во-первых, надо побольше выручки рублевой было от туристов. Во-вторых, чтоб показать всему миру, что тут у нас сильная страна, сильный рубль и так далее. А что будет, как вы считаете, после Оимпиады происходить с рублем, с курсом его, к евро, к доллару? Когда все это закончится?

К.Б.: — Я не чувствую тут связи стоимости рубля с Олимпиадой. Туристов, ну, сколько приедет их? Тридцать тысяч человек или триста? Не те масштабы, чтобы сильно повлиять на доходы в России. На самом деле мы грохнули туда огромное количество денег, но результат экономический от самой Олимпиады, от эксплуатации этих сооружений ничтожен. И тут на валюте, мне кажется, это не скажется. Ну, кроме того, что да, сейчас интервенции усиливают. Но если смотреть на такие более общие ощущения мои, мне кажется, что еще должен рубль подешеветь чтобы производство в России реально почувствовало это преимущество. Чтобы производство, когда начнет оживать, люди начнут получать работу, доходы. Где-то тут должна пройти точка равновесия между новыми возможностями и потерями. Вот когда они так одна на одну, друг на друга сядут эти два фактора, тогда удешевление рубля остановится. Я думаю, что он еще должен подешеветь значительно. Ну, примерно на столько же, может быть. Хотя это сложно предсказывать в цифрах, но должен ещё подешеветь.

О.Г.: — А как вы прокомментируете еще одну фантазию нашего правительства о том, что Олимпиада улучшит инвестклимат в стране? Что инвесторы разом сюда повалят?

К.Б.: — Я был в Сочи, на Красной поляне, смотрел эти объекты. Вся техника иностранная, все материалы иностранные, бренды все иностранные, рабочие иностранные. То есть как будто за границей вырезали особую экономическую зону, туда из России текут деньги, из-за моря туда идет все. Ну не знаю, осваиваются эти деньги. Такой клочок суши небольшой. То есть, Россия туда вкладывает деньги, взамен экономика России ничего не получает. Получают экономики других стран, которые туда все продают, привозят, там рабочие получают зарплату. Россия от этого не оживает никак. И инвестиционный климат в остальной России, он от этой Олимпиады никак не улучшается. То, что это черная дыра, куда деньги уходят, пятьдесят миллиардов долларов (космическая сумма, небывалая) это плохо сказалось на нашем бюджете, мы сейчас должны пожить бедно. А так, отдачи обратной никакой нет. От эксплуатации этих объектов — ну это ничтожное количество. Сейчас они говорят, ага, мы продали рекламу на полтора миллиарда долларов. Вложили пятьдесят, а продали на полтора. Еще, наверное, вряд ли они столько же с билетов получат. Ну вот вложили пятьдесят, получат три, ну максимум. Это показатель неэффективной политики. Весь это мир видит. Весь мир видит эти вот бездонные бочки, коррупцию, смеется и поэтому инвестировать в остальную, в настоящую Россию, у людей, осознающих реалии, у них желания не возникает.

О.Г.: — Читателей интересует ваше мнение о так называемых моногородах. Большинство из них с начала девяностых и до сих пор находятся в упадке из-за слабого роста промышленности. Какими вы видите их будущее в современной экономической системе?

К.Б.: — В современной системе — печальное будущее: деградация и обезлюдивание. А при разумной экономической системе — самое светлое будущее. Потому что у нас все, что еще живо, все, что теплится в производстве, все, что выжило за 25 лет антироссийской политики, экономической, которая направлена на подавление всего живого, вот если ваше предприятие еще живо и что-то производит, значит, оно суперконкурентоспособно в основе своей. И когда будет разумная экономическая политика, то в несколько раз это производство на вашем предприятии в вашем моногороде вырастет, поэтому там, соответственно жизнь наладится в городе. Еще раз, пока современная политика — печальное будущее, разумная политика — светлое будущее.

О.Г.: — Ну все-таки часть моногородов, от себя добавлю, они, собственно говоря, уже просто не вписываются в существующую систему. В частности, допустим, моногорода Дерипаски. Алюминиевые, все эти самые, заводы. Они производят продукцию, которая, в общем-то, на фоне падения спроса на алюминий, она не нужна. И вплоть до того, что сейчас Дерипаска пробил эту идею создания алюминиевого фонда, то есть государство будет выкупать эту продукцию и складировать куда-то. И города будут жить и существовать. И сколько так может продолжаться? Может быть, все-таки как-то их пора уже, ну не знаю, решать радикально с ними проблему.

К.Б.: — То есть да, это временно, конечно. Сколько можно положить на склад этого алюминия? Временное решение проблем, как передышка короткая, которая потом усугубит проблему. Как радикально решать проблему? Ну, еще раз. Либо разумная экономическая политика, либо то, что предлагает Эльвира Набиуллина, давайте оставим семь мегаполисов в стране, а остальное все ликвидируем, пусть будет там лес расти. Это она же официально заявила. Ну, мне кажется, все-таки первый, с разумной политикой, более разумный и правильный вариант. Или то, что, опять же, правительство сейчас ведет политику сокращения населения. 600 тысяч человек в год уменьшается населения до сих пор и соответственно останется в России труба, вернее, скважина в земле. Трубы во всех направлениях, которые продают, тянут нефтегаз, ну сколько-то людей там, которые обслуживают эти трубы, люди которые этих людей обслуживают, ну и все собственно. Никакого производства, никакого сельского хозяйства не должно быть. Магазины там, парикмахерские.

О.Г.: — Ну да. Мечта Маргарет Тэтчер осуществится.

К.Б.: — Ну вот сколько она сказала? 50 миллионов? 60 миллионов? Вот другой радикальный путь. В принципе близок с тем, что Набиуллина предложила, мегаполисы, в командировки выезжают, обслуживают эти трубы. В мегаполисах весело живут, Олимпиады проводят. Денег хватит, наверно. Мы должны выбирать.

О.Г.: — Какими вы видите перспективы малого бизнеса? Государству, судя по всему, он не выгоден чем дальше, тем больше. Оно создает ему препятствие. Видимо, потому что экономика, как и политика, все больше монополизируется. Вот в частности в моногородах малый бизнес, об этом сколько говорилось, но результата никакого. Действительно у государства малый бизнес в загоне получается. Почему наше государство не интересуется малым, средним бизнесом, который в тех же США составляет основу, и в Европе составляет основу экономики, базу, так сказать. У нас почему-то правительство интересуется только олигархами и для них все делает.

К.Б.: — Ну потому что да, потому что народ не доставляет никаких неприятностей своим правителям. Правительство зависит от цены на нефть, у них дачи где-то в Австрии, у кого-то в Майями. Как в Майями погода — это их волнует, а как в моногороде, ну не знаю, в Пикалево — для них вообще это ни холодно, ни жарко. Ну, выйдут там на демонстрацию, главное, чтоб по телевизору не показывали, ну как-то тихо все это происходило и все, и тогда никаких неприятностей у чиновника большого не возникает. Он оторван, он не зависит ни через выборы от них, ни через деньги. Он сидит, со скважины получает безумные богатства, ну из бюджета, вернее, от освоения бюджета. У кого-то свой банчок, кто-то к нефтекомпании присосался, кто-то просто из бюджета что-то высасывает. А из Пикалево ничего не получишь, от этих работяг, тем более от малого бизнеса, от их ларьков. Пусть они, лучше их не будет, тогда и у чиновников будет меньше беспокойства. Поэтому пока у нас народ как-то не проснется, не поймет, что надо уже как-то свои интересы отстаивать, не знаю, честные выборы или как-то более бурно возмущаться, то у нас ничего хорошего не будет.

О.Г.: — Ну вот условия, судя по всему, условия, которые у нас существуют для малого бизнеса, допустим, человек сейчас потерял работу, у него есть какие-то способности, у него есть желание заняться предпринимательством. То есть работу он найти не может, он создать рабочее место может себе сам. Но говорят, что условия таковы, что он не сможет этого сделать, потому что он не сможет взять кредит по такой цене, по которой он смог бы потом отдать. То есть кредиты, если и даются, то они даются под такие проценты, которые отбить можно только проституцией, я не знаю, торговлей оружием, наркотиками и т. д., а в реальном производстве нет. Потом вот эти все, как говорится, бюрократические препоны ему мешают. Хотя с другой стороны я как-то разговаривал с предпринимателем одним на днях. Он говорит, да это ерунда, все это болтовня, это вы, журналисты, пишете в газетах, а на самом деле я вот работаю (у него там бизнес, он занимается мебелью и т. д., причем сам ее делает) и все нормально, никто с меня ничего не трясет. И кредиты я беру и т. д. Вот как вы рассудите, что из этого правильно, кто прав?

К.Б.: — Ну как, в принципе жить-то можно здесь, в России. «Ростсельмаш» до сих пор производит комбайны, но у меня, у нас, у компании «Ростсельмаш» есть возможность сравнивать условия работы здесь и в Канаде. У нас там тракторный завод. В начале октября Путин попросил меня: напиши, почему ты производство оттуда не переводишь сюда, у нас же тут все хорошо. Ну, мы посидели с коллегами, с