Севара:"Мое имя означает — дарящая любовь"

(продолжение см. ниже…)

Константин Цивилев: — Здравствуйте, друзья. Сегодня в «Открытой студии» — Севара, певица, композитор. Беседовать с ней буду я, Константин Цивилев. Севара, вы родились в семье исполнителей народной узбекской музыки. А можете припомнить, какую песню первую в детстве услышали от родителей?

Севара: — Всем добрый день. Во-первых, я родилась в семье не исполнителей народной музыки, а просто в такой классической семье, где мама преподаватель по народным инструментам и параллельно директор этой же музыкальной школы на протяжении многих лет. А папа всю жизнь проработал на Гостелерадио. Он, безусловно, был тесно дружен и знаком со всеми музыкальными коллективами. Поэтому я соприкасалась как с народной музыкой, так и с современной. И все это жило, воспринималось мною чистым воздухом. Мне казалось, что это так и должно быть по жизни. А вот первая песня… Кстати, буквально вчера вспоминала, как папа пел удивительную песню, которая, в общем-то, перешла и ко мне. Песня это — «Необыкновенные глаза», которую, наверное, знаете, когда-то пел Рашид Бейбутов. И он исполнял ее на протяжении лет этак 50. Так что, это одна из тех песен, которая жила в моем сердце практически с самого детства. Она была главной в нашей семье: я слышала ее каждый день рождения, ее пел папа, а аккомпанировала — мама. Вот такой у них был тандем.

К.Ц.: — А Севара, это имя что означает?

С.: — Севара — буквально, дарящая любовь.

К.Ц.: — Соответствуете вы?

С.: — Хочется верить, конечно, а зачем мы тогда все приходим в это мир.

К.Ц.: — Я вот знаю, что вы карьеру начинали в группе из 4 девушек. Это такой аналог группы «ВИА ГРА» был создан?

С.: — О, Боже мой!

К.Ц.: — Нет?

С.: — Видели бы вы, как мы были под завязочку, под горлышко в этих всех рубашках, прямо как монахини, честное слово. Девчонки 1 год просуществовали, но удивительным образом мы успели выиграть Гран-при в Болгарии, поучаствовать на фестивале в Могилеве, взять тоже какое-то зачетное место. То есть достаточно блёстко все было в течение 12 месяцев, так сказать. И самое, наверное, удивительное это то, что, возможно, я буду использовать этот материал.

К.Ц.: — А это ваш материал? То есть это продюсеры подтаскивали песни или вы как-то могли творить?

С.: — Вы знаете, в 98-ом году мало как-то продюсерство, даже как термин, было развито, как сегодня. Это сегодня все схвачено, целая бизнес-культура какая-то. А на тот момент это еще все-таки были какие-то отблески того настоящего, где рождается творчество. У нас был директор, тоже певец, Мансур Ташматов, который создал эту группу, помогал нам. Это совсем другое состояние для артиста, который сам себе исполнитель, причем, исполнитель великолепный. И получается, что вся та составная материала, она была создана и нами и автором непосредственно, который создавал эти песни. То есть он был и аранжировщиком, и музыку часто продумывал. Мы сочиняли эти песни, и я повторяю, спустя долгие годы очень хотела бы этот материал использовать, может быть, переделав, дав ему второе дыхание. .

К.Ц.: — А вы с ним как-то общаетесь? Он, так сказать, следит за вашей славой?

С.: — Славой? За творчеством — лучше сказать. Мы наблюдаем друг за другом, потому что он удивительный вокалист, у него редкий голос, он поет, конечно, в оперном сечении. То есть его оперные вокальные данные, и та чувственность, с которой он преподносит каждое из произведений своих, так и каких-то известных вещей, выше всяких похвал. Удивительный голос, не будь он так скромен, то мог бы сделать большую карьеру.

К.Ц.: — А оставшиеся 3 девушки какую-то ревность испытывают, что вы одна известны?

С.: — Не думаю, мы общаемся все. Хотя на тот момент, когда… Слушайте, никогда не думала, что мы можем об этом говорить, потому что почти не поднимается эта тема. Мы в общем-то просуществовали, прожили год достаточно ярко. Поэтому мы, даже было время, когда не общались, потому что я вынуждена была покинуть группу, мне нужно было двигаться немножко по другому Перед девчонками, может быть, и была неловкость, потому что представьте, это сколько лет прошло, 14? Мы все-таки были достаточно юны и молоды, где-то озлоблены друг на друга, что, как так могло произойти, группа распалась… Спустя годы, нет, настолько теплые отношения между нами! Я многое поняла, где-то извинялась за свою резкость и так далее. Девчонки очень повзрослели, у всех детки-конфетки, работа определенная, кто-то поменял абсолютно ракурс, в своей жизни. Так что у нас очень интересное общение на сегодняшний день. И если есть какая-то зависть, я думаю, что это добрая, все по-доброму. Не зависть, а может даже, может, сожаление: девчонки, конечно, мечтали о продолжении творческой карьеры, потому что все это было очень как-то вкусно.

К.Ц.: — А я знаю, играете на дутаре. Вот у нас русская балалайка 3 струны, а тут 2 струны. Не маловато?

С.: — Вообще-то есть инструменты и с 1 струной, даже и без струны играют, на самой доске, я названия не помню. Но я очень редко подхожу к этому инструменту. Раньше я была и лауреатом, участвовала в музыкальной школе во всяческих конкурсах. Конечно, в этом смысле меня заносило, Боже упаси, как мне нравилось это все. Затем уже, спустя некоторое время, получилось так, что я больше писала, сочиняла музыку, исполняла что-то. В общем, как-то многопрофильно получалось. Инструменты требуют к себе внимания, нужно заниматься, а времени на это практически не оставалось. И я так подумала, зачем мне врать себе и быть какой-то второй инструменталистской. Поэтому я доверила это дело более опытным людям. А сама, конечно, поигрываю. У нас бывают фестивали, где я беру дутар, и я играю, и ничего в этом сверхъестественного нет, приятно: играешь и поешь. В общем, это все как-то складно.

К.Ц.: — Там же есть, по-моему, две техники: одна афганская — перебор струн, и еще турецкая — наигрывание? Вы, в какой технике играете?

С.: — Получается в любом случае база тюркская, и это все одна кухня. То есть это разделение, это вы называете то, что в принципе афганцы играют, да, по своей технике, так же, как и турки играют по своей технике, и узбеки играют, естественно, в своем ладу. У нас относительно похожие гармонии, хотя и отличия существуют достаточно такие, не малые.

К.Ц.: — А зачем такие размеры? Я прочитал, что дутар может быть от метра до двух. Вот зачем, он два метра, в чем как бы практическая польза от этих двух метров?

С.: — Мне надо самой спросить у специалистов, зачем? Я, правда, двухметровый дутар не встречала, хоть убей.

К.Ц.: — Я просто какую-то даже фотографию видел, стоит человек в халате.

С.: — И огромный такой дутар.

К.Ц.: — Да, и снизу такой грушевидный…

С.: — Гриф такой бесконечный, в небо.

К.Ц.: — Да-да-да. На мой взгляд, самый интересный момент в вашей творческой биографии, это мировое турне с Питером Гэбриэлем.

С.: — Как здорово.

К.Ц.: — Вот расскажите, как вообще вышел он на вас.

С.: — Да даже как-то не особо кто-то на кого-то выходил. Просто это действительно произошло достаточно таким чудесным образом. Поскольку в тот момент я, совсем практически подросток, учась в консерватории, почему-то мне казалось, что жизнь моя совсем какая-то тоскливая, что ли. Ну где же новые грани-то, хочу приключений, думалось мне. Ну, в общем, собрала какие-то свои накопленные деньжата, взяла билет и полетела в Англию. Полетела с очень близким мне другом. И мы, в общем-то, вместе поехали на этот удивительный фестиваль «Вомад». Знаете, слышали о таком?

К.Ц.: — Нет, я не знаю.

С.: — А, да он по сей день существует. Проводится он в городе Рединг, это недалеко от Лондона. И каждый год этот фестиваль открывает новые имена в мире. И вот мы туда попадаем, на второй день выясняется, как бы… А до этого у меня были попытки отправлять кассету с материалом. Естественно, когда мы поехали, там каждого гостя регистрируют. То есть у тебя есть такая меточка, и ты там три дня живешь, палатку берешь свою, все. Вот такой вот удивительный конкурс, где идет и базар, и все вместе, очень добродушная атмосфера, очень все гигиенично чисто. То есть просто… И получается, что они увидели в списке мое имя. А у них произошла такая странная вещь, артист не прилетел по визовой причине, или по какой еще. В общем, подошли ко мне, я в полном, конечно же, каком-то отстранении, сразу сказала: «Да, я смогу». Это было первое, что я сказала. А потом был мандраж, потому что оставалось меньше суток, чтобы программу сделать, выступить. Поскольку, я человек не спокойный, а, тогда особенно, я дутар с собой прихватила, думаю, пригодится, фестиваль, можно там полабать, может, там сейшены какие-то случатся, все-таки разные артисты бывают. Мы побежали в бар ближайший. На мое счастье со мной сыграть согласился, имя, к сожалению, не помню, но это басист Шинед О’Коннора. И удивительный такой, тоже не от мира сего, барабанщик. Потом вдруг присоединился еще один музыкант. Мы прорепетировали. Правда, они немножко странно были настроены, что-то там какая-то девочка пытается чё-то показать, чё мы вообще будем делать. Ну, я им квадратно объяснила, что будет вот такая вот форма приблизительно, а я буду вот исполнять то, что я буду исполнять. И вы как бы идите за мной, ничего сложного не будет, если вдруг отойдете от реальности, я пойду за вами, все нормально. И мы играем программу, а оказывается там, в гостях сидит товарищ Гэбриэль, на травке так вот аккуратненько, и снимает весь материал. Потом он с камерой зашел за кулисы, поздравлять. Мы познакомились. Вроде бы это все спонтанно, такое стечение обстоятельств. Но уже на следующий день мы сидели и общались у него в студии. Договорились, что будем искать человека, который сможет моему материалу придать звучание, подачу облегчить для зрителя, чтобы все это было понятно. Через полгода нашли невероятного человека, Гектора Зазу. К сожалению, ныне покойного. А тогда завертелась работа, он приехал в Узбекистан, мы провели пару дней в Самарканде. И — записали в дальнейшем альбом, который вышел в 2003 году под названием «Yol Bolsin». Все, оттуда уже началась вся эта дистанция, марафон.

К.Ц.: — А Питер Гэбриэль ездил с вами в это турне мировое, по 50 городам?

С.: — Да, где-то 60 получается. Ну, конечно, мы вместе были. У нас была программа в 40 минут, а у него — вдвое больше. В конце мы исполняли песню, которую до меня исполнял многие года Youssou N’Dour. —  живая легенда, как на своей родине, так и во всей Франции. Помните песню «Seven seconds away», он пел ее с артисткой, к сожалению, не припомню сейчас ее имени. Думаю, зрители, которые сейчас слушают, прекрасно знают, о ком я говорю. В общем, у нас так получилось, что в Париже мы втроем пели. То есть три поколения, получается, исполняли вот эту песню на огромной арене. И, ну, захватывающе! Потому что у нас не было репетиции, и это все было практически импровизированно, каждый вступал там, где он чувствовал, и каши не было.

К.Ц.: — А Питер в общении, как-то дает понять, что он звезда, у него миллионные тиражи?

С.: — Ну, вы ведь прекрасно знаете, что он этого не делает.

К.Ц.: — Я с ним незнаком, поэтому…

С.: — Ну, вы же так чувствуете, что не пойдет…

К.Ц.: — А не знаю, артисты бывают… Вот у него какое отношение, например, к публике? Он вам дал какие-то советы по жизни, по творчеству?

С.: — Ой, нет, нет, это настолько… сейчас, правильно подберу слово. Он очень уютный человек, заботливый. У меня однажды болела голова, трещала, он принес, отдал свои тибетские таблетки, которые ему Далай-лама подарил. А он этот тюбик мне подарил. Естественно эта забота запоминается, потому что подобные люди гениально просты. Или Роберт Плант. Тоже история отдельная с ним произошла. И естественно, глядя на таких достаточно свободно мыслящих людей, задумываешься, а почему все напрягаются…

К.Ц.: — Ну, потому что, знаете, они же сами для этого все делают: меня не снимай, фотографии покажи пресс-секретарю, вот с этого ракурса не надо, райдер мне, чтоб минеральная вода в ванне была.

С.: — Нет, ну, это отдельная история, она и Питера касается тоже. Просто там все в более закрытой форме. Предположим, наши туры отличались тем, что какая-то была интернетная акция. То есть реклама отсутствовала. Этот райдер нашим артистам, не то, чтобы там снился или не снился, он просто отдельный, он совсем другой.

К.Ц.: — Что-то удивило вас в его райдере?

С.: — Нет, нет-нет. Я даже не говорю о том, какой он, этот райдер. Это настолько невидимая часть — мы просто все существовали вместе. Там есть вот этот кейтеринг, как они называют, то есть это общая наша кухня, где мы все встречаемся, есть какие-то кабинки, где мы все находимся. То есть представляете, какой там может быть райдер? Это не до райдера, там просто, как бы своя кухня с тобой ездит в автобусе, и все, все там схвачено, все нормально. И поэтому в этом смысле это немножко другой уровень получается в сознании, люди живут немножко по-другому, там просто этот райдер не нужен. Это немножко другое совсем отношение и к музыке, и к жизни. И поэтому много чему учишься. И по характеру, вот все-таки мне очень важно объяснить, какой этот человек, Гэбриэль, он очень смущается. Он очень стеснительный человек, достаточно мудрый, и, конечно, очень образованный.

К.Ц.: — А вот в поездках люди же как-то иногда могут надоесть друг другу, а может даже и разругаться, потом требуют разные машины, чтобы до концертной площадки доехать. У вас не возникало такой ситуации, что 50−60 городов, и вы уже видеть никого не можете, того же Питера?

С.: — Вот это тонкий момент. К концу тура, конечно, мы все рыдали, не хотели расстаттся, настолько это было интересно. Потому что это вся Европа, вся Америка, поверьте мне, это дорогого стоит, потому что удивительная смена городов, и без всяких там прикрас, можно положа руку на сердце сказать, что все было очень честно и достойно. То есть мы, как группа, которая впервые в юном возрасте попадает в такое мировое турне, с такой как бы громадиной, ну, то есть с такой величиной, и такой программой, и там все об этом говорит. Там ты слышишь интеллектуальную музыку, не просто там прыгает, скачет человек, сзади подтанцовка, абсолютно нет. Все гораздо упрощенней, но ты сознательно внутри понимаешь себя, насколько это все здорово, что ты попала в эту историю, вот сама по себе, что ты живешь в жизни и этого человека. Естественно, стресс все-таки проверяет человека на выдержанность, бывало, что я и плакала. Тогда мы не особо были сдержаны, но, с другой стороны, мы в роскоши, как говорится, не купались, поэтому у нас все было очень четко. Выступили, быстро поели, сели в минивэн, поспали в креслах. И едем, по дороге спим, по дороге покупаем еду, бывало что и фастфуд, потому что времени не было на другое. В общем, все обеспечено: и хорошее настроение, и прыщи на лице, и все остальное.

К.Ц.: — Вот вы упомянули слово роскошь. А вы гонорары звездные получали, как того стоит этот тур? Миллионерами стать за этот тур не удалось?

С.: — Это и не нужно было на самом деле. Там многомиллионное состояние получаешь изнутри, которое, в общем-то, тебе всю жизнь обеспечивает, на самом деле. Поэтому превращать это все в какую-то там валюту…

К.Ц.: — В 2004 году вы стали «Лучший артист Азии», он что-то дает в практическом плане?

С.: — Дает, конечно. Во-первых, продажа на тот момент очень была развита, индустрия CD продаж. Сейчас здесь спад невероятный, по-моему, это уже не нужно никому, как раньше. Раньше это было все спокойнее в этом смысле, и, конечно, концерты обязательно. То есть это приглашения, это столько-то мы отыграли городов и стран. То есть, конечно, это имеет смысл. Любая такая награда значимая, тем более от BBC, все очень было достойно. Сначала я получила эту награду, а потом у меня случился тур в Европе, и затем Питер пригласил из-за того, что очень здорово все это сочеталось, и реакция была у зрителей классная, он пригласил нас и в Америку. Хотя там уже были бы как бы приглашены ребята «Blind Boys of Alabama». Они все слепые, они поют черную музыку, поют просто невероятно.

часть 2

К. Ц.: — Я понимаю, что этот вопрос сложный для однозначного ответа, потому что везде, как вы говорите, свои нюансы есть. А все-таки, вы много где побывали, какая страна, для вас именно, наиболее комфортна может быть для жизни, для творчества, для времяпрепровождения?

С.: — Зависит, наверное, от типа музыки, от характера человека самого. Мне нравится в этом смысле Англия, потому что она кипит новостями, кипит именно новыми идеями. То есть, если у тебя с языком особо проблем нет, то — вперед и можно там черпать. То есть все нормально с этим.

К. Ц.: — То есть видимо поэтому, когда вы записали альбом с Госоркестром, Гостелерадио Узбекистана, вы стали сводить на «Abbey Road»?

С.: — Наверное. Да так получилось, что…

К. Ц.: — Или вы из-за того, что там «Beatles» и вы хотели тоже там?

С.: — Нет, так получилось, что на тот момент у моей студии просто был какой-то завал, небольшой кризис был, а мне нельзя было уже больше ждать. Мы переписывались, с глыбиной, которая, от Розы Вотерс и пластинок Битлов, переделывают, перемиксовывают. Мы ему отправили этот материал, выслушать его мнение, чтобы он подумал. А у него было время на этот момент. И когда он послушал материал и сказал: «Можно я это сведу?». И мы сказали: «Ой, вообще было бы просто радостно». А нам нужно было сведение и мастер. Это то, чего трудно добиться здесь по звучанию. Потому что это очень сильно меняет окрас, альбом и так далее. И он взялся и сделал это очень достойно. То есть у нас, получается, сложились в буквальном смысле добрые, дружеские отношения.

К.Ц.:— Вы участвовали в телепрограмме «Голос». Как вам вообще изнутри вот эта программа, взаимоотношения?

С.: — Я думаю, что не дам, наверное, соврать: первый сезон, может быть, как и все первое в жизни каждого из нас, мне кажется, что на каком-то этапе от начала и до какого-то момента это было так супер искренне, как это выбирали. Вы смотрели, нет?

К. Ц.: — Знаете, один раз, недолго.

С.: — И вас не хватило. Такая же, честно говоря, история. Но поскольку была уже замешана в это, я наблюдала с точки зрения именно зрителя. Потому что для меня вся эта массовая индустрия, к сожалению, грустная немножко история. Поэтому я и телик не люблю смотреть особо… Я с удовольствием лучше посмотрю фильм хороший. Потому что там все гораздо честнее, для меня понятнее. Телевидение все такое загадочное, очень много брака там, неискренности и так далее. «Голос», конечно, поскольку я туда нырнула, смотрела, для определенных людей он вынес такие свои вердикты, где есть и плюсы, и минусы, соответственно. Для меня все-таки больше было плюсов, хотя, с другой стороны, абсолютно не удалось погрузиться в эту атмосферу вообще. Разрывалась между поездками в Лондон, где записывала альбом, и — обратно в Москву, на «Голос».

К. Ц.: — А вы, когда выбыли, продолжали смотреть «Голос»? Или уже была какая-то обида, ревность: «Ну, и не буду я это смотреть вообще».

С.: — Гады!

К. Ц.: — Да, вот типа этого.

С.: — Я же сразу улетела в Лондон, а это очень сильно отвлекает. Какой там?! Зачем? И потом «Голос» не показывали в Лондоне, я даже переживала: «Что ж там творится-то с остальными ребятами?». А в целом, конечно, собственные переживания присутствовали, это естественно, когда как-то так странно тебя убирают из проекта. А потом уже это все быстро растворилось, я ушла от этого. Как-то по жизни не привыкла так зацикливаться. Немножко странно выглядит, если человек на этом замыкается. Это же, это шутке подобно. Ну, как это можно вот об этом сильно задумываться? Ну «Голос», ну, проект какой-то. Жизнь-то продолжается. Гораздо есть более глобальнее темы, где можно реально думать, переживать…

К. Ц.: — Тем не менее, интерес к шоу телевизионному у вас остался. Вот вы участвовали в проекте «Вышка».

С.: — Палец сломанный остался.

К. Ц.: — Это же вообще какое-то травмоопасное занятие прыгать.

С.: — Да. Когда мы пришли, нам сразу чемпионы сказали: «Ну, вы ведь камикадзе. Пришли на проект не понятно зачем». А у меня была одна цель — преодолеть страх высоты. Все, я ни о чем думать не могу. Я сама себе поставила это условие. Шоу не шоу — меня вообще не волнует. Все, пошла, значит, надо прыгать. Конечно, этот проект помог мне по жизни мне. Вообще я из любого действия выношу для себя выводы именно по жизни: как это все может действительно работать в моей жизни, для моего характера, в отношениях с людьми и так далее. Для меня это приоритетнее, нежели там, как вы говорите, участие в этих шоу. Они, естественно, тоже, может быть, и нужны, и подарком служат, и с другой стороны есть вот эта травматичность какая-то. А с четвертой стороны, ты понимаешь, конечно, это тебе дает еще один шанс где-то утвердиться. Если ты не сильно заморачиваешься по поводу рейтинга и прочих моментов, которые возникают при участии в этих проектах. Ты попадаешь на бесплатные курсы, где тебя учат бесплатно чемпионы. Ну, где такое может быть?

К. Ц.: — А вы уступили свое место певцу Данко. Как-то впоследствии его благодарность проявилась к вам?

С.: — А зачем нужно это? Конечно, мы все общаемся. Нельзя сказать, что мы как дети всегда за ручки держимся, встречаемся раз в месяц. Перезваниваемся. Просто мы все очень разные.

К. Ц.: — А вот давайте о вашем альбоме «Письма» поговорим.

С.: — Давайте.

К. Ц.: — Я вот прочитал, что там с вами сотрудничал Ник Кейв.

С.: — Видно, какая вам музыка близка. Здорово!

К. Ц.: — Мало кто с ним знаком в нашей стране. А у вас сложилось впечатление, что он за человек?

С.: — Я вообще боюсь, что, в конце концов, исчезнет вот эта человеческая тяга к друг у другу. Сожаление какое-то такое наступает.

К. Ц.: — И что будет?

С.: — Наступает момент, когда пустоватые что ли люди какие-то становятся. То ли из-за каких-то проблем бытовых. Хотя и раньше они были, Боже мой, даже больше, наверное, их было, чем сейчас. Но это тот человек, который тебя просто захватывает без остатка, без единого слова, который не выходит со студии, абсолютно. То есть, что он там делает, чем он питается, воздухом или той же музыкой, непонятно. Выглядит всегда одинаково. 12 дней с ним работали: черные джинсы, черная рубашка, зачесанные волосы, слегка такие неубранные, слегка такое отсутствие при всем своем полноценном присутствии. Человек, настолько честный в работе. Без претензий, абсолютно. Его поколение жило и живет на полную катушку. Они всему себя отдавали полностью. Если трезвый, или не трезвый, то на полную катушку, если работать, то тоже на полную катушку. Конечно, много прожглось жизней, и многие уходили из-за этого, да. Но мне кажется, это вот честнее гораздо, чем какие сейчас все рафинированные, все вот такие правильные, аж, до тошноты. И думаешь: «Ну, о чем поговорить-то?». Боже мой, не о чем поговорить, к сожалению. Время-то грустное наступило. Я еще к молодому поколению все еще отношусь, но уже даже за свое поколение грустновато. Потому что, скучноватые люди, в общем-то, да. Хотя разные слои существуют. И, Слава Богу. И у меня как бы есть эта, такая вот подвязка к разным слоям, к разным людям. То есть это и художники, это и те, кто занимается искусствоведением. Это очень круто, да, что есть такие люди вокруг, которые погружают тебя в разные миры. И ты не тупеешь, есть в жизни еще то, в чем-то там разбираешься и понимаешь, и чувствуешь самое главное. Один из тех людей — Ник, который своей безмолвностью просто поразил меня. И я, когда там находилась и следила за всей его работой, понимала: настоящее творчество рождается в тишине. Вот такая у меня подпитка есть. Повезло мне.

К. Ц.: — Повезло, да. Всех, наверное, заинтересует: а как вы его пригласили? Позвонили по телефону, написали письмо, встретили где-то?

С.: — А нет, так мне и повезло. Познакомил нас Олли Смит, который пишет просто сногшибательные тексты, и при всем при этом, остается еще таким простым человек, у кого очень много дружеских отношений практически со всеми. То есть, естественно он нас познакомил, а если учитывать, что это его близкий друг, Ник, то к нам отнесся очень дружески. Он послушал материал, который написан на слова его близкого друга, спетый вот таким артистом. Голос ему очень понравился, как все это спелось и так далее. А дальше он уже именно, как говорится, в своей стихии, он уже погружается в музыку, где-то поправляем звуки. Там большая работа произошла. Но, мне кажется, еще надо альбом сделать, чтобы мы вообще просто здорово друг друга поняли. Потому что не сильно со звучанием, я согласна, но, тем не менее, мне кажется, альбом получился интересным.

К. Ц.: — Поэтов было много задействовано, но я обратил внимание, что там есть и Вулых, и Степанцов. Они же такие ироничные поэты.

С.: — А видели бы вы, насколько они не ироничные оказываются изнутри. Вся эта ирония это одна часть просто их.

К. Ц.: — Одна грань такая, да?

С.: — Да, именно, именно. Впрочем, в каждом из нас это есть. Но и получается, что есть еще и эта сторона, где есть и лирика.

К. Ц.: — А они специально писали для альбома? Или вы взяли их какие-то стихотворения?

С.: — Нет, это все специально. Причем, шла борьба внутри каждого текста.

К. Ц.: — Какие-то капают им отчисления?

С.: — Там все нормально в этом смысле работает. Потому что я изначально за это всегда тревожусь, потому что это просто по всем канонам нормально, когда человек получает свое вознаграждение. Так и должно быть. Потому что каждый трудится, и если ты умеешь найти общий язык, то эти моменты, они просто ускользают из вида. Никто никого обманывать не собирается. Материал достойный и нужно, естественно, все это оценить…

К. Ц.: — Вот тут вопрос есть наших читателей: «Как складываются взаимоотношения с Агутиным? Прошла ли обида?». Он вас обидел? Что имеется в виду?

С.: — Взаимоотношений никаких нет и не было изначально. Потому что очень быстрый темп самого проекта, очень такие редкие встречи, чисто из-за моего отсутствия. У нас был график построен и мы в эти графики встречались. То есть абсолютно мой отобранный материал, от самой себя, и я никого не грузила. В общем, я приходила нарядная, все там сама укладывалась, красилась, песни приносила и все, как говорится, готовый человечек приходил, исполнял. То есть там было не до отношений особо. Нам главное был материал, его надо отстоять и показать, значит, достойно выступить, и все. А там уж как-то вот завязывать отношения, это же все-таки не «Фабрика» или как там, где они живут.

К. Ц.: — Вот опять от наших зрителей: «Добрый день. Спасибо за ваше творчество. Кого вы считаете лучшими российскими композиторами, исполнителями музыки и песен?».

С.: — Из современной музыки обязательно «Метро», «БГ», Слава Бутусов. Я, наверное, больше в этом смысле такая консервативная особа. Очень нравится «Дельфин». Обожаю его творения, как он это делает.

К. Ц.: — Вот Дарья интересуется: «Любите ли слушать свои песни? И как часто это делаете?».

С.: — Да, в сугубо интимной обстановке, в наушниках. Очень тихо. Я должна их слушать, потому что выстраиваю материал, концепцию, как все должно развиваться. А так, чтобы сидеть и наслаждаться, честно, в этом проблема моя личная. Не могу, потому что мне не нравится мой голос, мне еще очень много работать.

К. Ц.: — Александр интересуется: «Здравствуйте, дорогая наша Севара. Этим летом удалось отдохнуть? Или полное погружение в работу?». И вот еще хочет он дождаться клипа на композицию «Письма».

С.: — Слава Бутусов написал слова, я музыку. Мы в дуэте ее и спели. Материал, как раз за весь период весенне-летний, отсняли 4−6 клипов. Вообще для меня такая морока, эти клипы! Я, честно говоря, не люблю сниматься в клипах, в фотосессиях. И это для меня революция, что столько и сразу. Поэтому выйдет обязательно «Письма» именно такой, очень добрый клип, ничего сверхъестественного, ну какие-то наши присутствия и что-то связанное именно эмоционально с самой песней.

К.Ц.: — А отдохнуть, кстати, вам хватает время с ребенком общаться?

С.: — Да. Все нормально там, все схвачено, все хорошо. Очень хороший ребенок.

К. Ц.: — Ну, как схвачено? Он радуется: «Мама с гастролей приехала!»? Или все-таки…

С.: — Он просто уважаемая личность в моей жизни, поэтому там нет такого: мама, сын. Он меня по имени называет. Я от этого получаю удовольствие! Он знает, что я артист, что я мать, что должна родить еще ребенка. То есть у него есть свои потребности, и я как бы его слушаю. Я его слушаюсь.

К. Ц.: — А он ваши песни слушает?

С.: — Да, он большой мой критик и фанат. Он, правда, очень закрытый, он отворачивается, слушает мою музыку, и вообще когда он поет, отворачивается. У него абсолютный слух. Все нормально. Хороший человек растет, дай Бог.

К. Ц.: — Ну, Слава Богу. Спасибо вам, Севара, что пришли в «Свободную Прессу».

С.: — А вам за добрые вопросы спасибо.

Полная версия на видео «Открытой студии»

Над программой работали: Константин Цивилев (ведущий), Майя Мамедова (продюсер), Александр Фатеев (оператор-монтажер, фото), Татьяна Парубаймех (бильд-редактор).

Примечание: Уважаемые читатели «Свободной прессы», приносим вам свои извинения за возможные технические неточности, с которыми вы могли столкнуться при прочтении данного материала.

Справка «Открытой студии»

Севара Назархан — звезда мирового уровня, родилась в 1976 в Андижане. Севара — из семьи исполнителей узбекской народной музыки, училась в Государственной консерватории Узбекистана. В ее репертуаре песни в различных жанрах: соул и джаз, этника и рок, дрим-поп и кавер-версии на эстрадную классику. В 2000 году Севара познакомилась с известным английским музыкантом Питером Гэбриэлом и получила приглашение на запись сольного альбома на его лейбле Real World Records в Лондоне. Альбом «Yol Bolsin» был выпущен на этом лейбле в 2003 году. Музыкальным продюсером альбома стал знаменитый французский музыкант и продюсер Гектор Зазу. «Yol Bolsin» был тепло встречен европейскими музыкальными критиками, назвавшими его одним из самых артистичных релизов года. Вслед за этим последовало участие Севары в мировом турне Питера Гэбриэла «Growing Up», в ходе которого было сыграно более 50 концертов на всех крупнейших площадках Европы, США и Канады.

В 2004 году Севаре была присуждена победа в категории «Best Asian Artist» («Лучший артист Азии») в рамках престижной премии BBC World Music Award.

В 2007 году Real World Records выпустили второй альбом Севары «Sen». В этот раз продюсерами альбома стали Бруно Эллингэм (Bruno Ellingham), работавший с такими группами как Goldfrapp, Nine Inch Nails, Doves и легендарный питерский музыкант Виктор Сологуб («Странные игры», «Deadушки»).

В 2012 году Севара приняла участие в проекте «Голос» на Первом канале. Участие в проекте «Голос» принесло Севаре огромную популярность среди российских слушателей.

В настоящее время Севара записывает новый альбом и готовится к большим сольным концертам.