Олег Царев: «Украина. Вперед в средневековье»

(Продолжение см. ниже.)

Анастасия Михайловская: — Гость «Открытой студии» — Олег Царев, председатель парламента Новороссии, и разговаривать с ним буду я, Анастасия Михайловская.

Как вы поживаете, как вообще ваше самочувствие в Москве? Как вы сейчас вот по поводу нового перемирия, как вы считаете?

Олег Царев: — Нормально. Я приехал в Москву и долгое время отучался от того, что, когда приходишь, собираешь вещи со стола, берешь мобильный телефон, ключи от машины, а еще ищешь, а где же еще что-то — что-то забыл. Приехав из Донецка, очень долго отучаешься от того, что оружие не надо носить.

А.М.: — Искал оружие?

О.Ц.: — Ищешь оружие, которое всё время в Донецке норовил где-нибудь забыть.

А.М.: — То есть ты хочешь сказать сейчас, что ты принимал участие в боевых действия?

О.Ц.: — Нет, но так получалось, что я ведь единственный гражданин Украины, об аресте которого принимал решение парламент. Парламент Украины принял решение не только о снятии с меня неприкосновенности, но отдельным голосованием, грубо нарушив Конституцию, фактически взяв на себя полномочия суда, прокуратуры, дал задание меня арестовать. И мой старый знакомый Арсен Аваков собирал неоднократно пресс-конференции, ему журналисты задавали вопрос, почему же Царев не арестован, он рассказывал о том, что работает специальная группа. И действительно, всё это время приходилось ночевать в Донецке в разных домах, менять маршруты. И, наверно, и ты очень быстро привыкаешь к войне. Заходя в помещение, первым делом смотришь на окна, зашторены ли они, потому что несколько моих товарищей погибли от пуль снайперов, находясь в зданиях, которые контролировались ополченцами — просто на своих рабочих местах.

А.М.: — Ну хорошо, скажи, а социальный статус как-то изменился после того, как сняли все полномочия, депутатскую неприкосновенность?

О.Ц.: — У меня в жизни вообще всё поменялось, за исключением семейных отношений: они у нас остались в семье крепкими, нормальными. У меня четверо детей, супруга. Несмотря на все потрясения, мы вместе.

А.М.: — Слава Богу, это самое главное. А каким образом твой капитал и твои, у тебя были, я так знаю, заводы и фабрики?

О.Ц.: — Здесь меня больше волнует не то, что семейный бизнес забрали люди Коломойского, — важно то, что они всё это закрывают, разворовывают, сдают на металлолом и люди лишаются рабочих мест.

А.М.: — Вы закончили МИФИ, насколько я знаю, с золотой медалью, да?

О.Ц.: — Да, я закончил МИФИ, очень хотел заниматься физикой — к сожалению, страна распалась, и пришлось идти в бизнес, поэтому у меня первый бизнес был компьютерный, мы продавали, устанавливали, делали компьютерные сети… Я очень надеюсь, что, может быть, мои дети будут работать не в бизнесе, а делать что-нибудь созидательное, потому что, мне кажется, двадцать лет мы идем не в ту сторону.

А.М.: — Ну давайте тогда поговорим о будущем. Как вы считаете, какие перспективы у Украины как государства?

О.Ц.: — Украина, который раз, стоит на перепутье: Европа или Россия. Для меня выбор был однозначным, потому что для меня выбор приоритета — это был выбор будущего моих детей.

А.М.: — То есть вы чувствуете себя украинцем или русским, всё-таки какая у вас?..

О.Ц.: — Я чувствую себя частью русского мира, но, наверно, такого советского русского мира — и по национальности. Я считаю, что у нас такой был плавильный котел в Советском Союзе, мы ведь русские, это не значит, что русские славяне исключительно по крови. У нас всё: и башкиры — наши, и татары — наши, и мы все, мы все — русские, да, и кавказцы — наши.

А.М.: — Ну вот а нынешняя политика Украины?

О.Ц.: — И кстати, события в Новороссии показали, что ведь некоторые кавказцы оказались более русскими, чем обычные русские. Уверен, что националисты во всех странах делают для разрушения государственности больше, чем все остальные вместе взятые. Вот сейчас можно утратить государственность благодаря действиям украинских националистов, которые уже потеряли Крым, Донбасс, будут терять и дальше. И не исключено, что Украина уже не будет той Украиной, которая была раньше.

А.М.: — А как вы смотрите на федерализацию Украины?

О.Ц.: — Вот тот лозунг, который я слышу у русских «правых», которые, кстати, очень многие поддерживают Новороссию, которые воюют иногда в Новороссии, идут в ополчение, мне кажется, что он чрезвычайно опасен для России. Россия — это имперская страна. А империя — это страна, в которой всем народам одинаково комфортно. И закладывать бомбу под имперское будущее России — это значит, закладывать бомбу под настоящее и, вообще, под государственность.

А.М.: — Но давайте вернемся к вопросу о федерализации Украины. Вот сейчас много об этом говорят, и вот то, что в заключении о перемирии говорится, что куску Донбасса и куску Луганской народной республики дается некая автономия. Вот как вы к этому относитесь?

О.Ц.: — Я считаю, что это всё хорошо. Конечно же, Донбасс в большей степени хочет быть частью России — это очевидно. И я не думаю, что я что-нибудь открываю — поговорите с жителями Донбасса. И итоги референдума — я был одним из организаторов этого референдума — я знаю, чего хотели люди: они шли на референдум, считали, что это крымский сценарий, и они будут в составе России.

А.М.: — Сильное разочарование?

О.Ц.: — Я сейчас немножко про другое скажу. Сегодня большинство жителей Донбасса из всех вариантов предпочитают присоединение к России, но не закрыт вопрос присоединения к Украине, но к другой Украине, не той, которая сейчас есть. В этой Украине должна быть проведена денацификация, должен быть запрещен нацизм, должно быть проведено расследование по военным преступлениям, преступлениям в Одессе, Мариуполе, обстрелам городов. Преступления должны быть названы преступлениями. И тогда возможно примирение и присоединение к Украине. Как будет называться эта страна — Большая Новороссия или Украина — это не так важно. Важно, чрезвычайно важно исправить те ошибки, которые привели к тому, что сегодня в Украине полыхает гражданская война. Украина чрезвычайно разная, и Россия разная. Но Украина — разная, может быть, в большей степени, чем Россия. Она ментально разная. Если в России она состоит из разных народов, у которых разные культуры, но есть понимание единой общности, то на Украине часть людей — это предки тех, кто встречал Гитлера с цветами, кто воевал в войсках, которые принимали присягу Гитлеру. Большинство людей, конечно же, воевало в Красной армии. Есть католическая церковь, есть православная, есть церковь Киевского патриархата. Есть украинский язык и русский язык, который очень похож — и в этом большие проблемы, но это разные языки и разные культуры. Для того, чтобы народы могли существовать в одной стране, и не было людей первого и второго сорта, конечно же, надо дать прав больше регионам — для того, чтобы регионы самостоятельно решали свои культурные, финансовые, экономические проблемы. Надо, конечно же, поднять статус русского языка. Да, понятно, за все годы, двадцать лет независимости, людей убедили в том, что для многих украинский для них — родной. И сегодня на юго-востоке воюют в основном русские против русских. Западные регионы — там практически нет сейчас мобилизации, она срывается — не хотят воевать. В этом есть проблема, но вот мы всё равно видим, что русский язык, русская культура чрезвычайно важны, поэтому для того, чтобы не заполыхали вслед за Донецком Запорожье, Днепропетровск, Одесса, Харьков, нужно дать и этим регионам такие же полномочия, как Донбассу. Да, я думаю, и Львов не хуже. И Западная Украина захочет, справедливо захочет, решать свои проблемы самостоятельно.

А.М.: — А ваш парламент в Новороссии какую-то ведет деятельность в эту сторону?

О.Ц.: — Мы сделали обращение к областным советам всех регионов Украины, мы видим, что с ними договориться чрезвычайно сложно, мы видим, как тяжело проходили последние переговоры, когда такое принуждение Петра Порошенко к миру, когда только под давлением трех президентов, подписали какие-то договоры.

А.М.: — Ну опять же, он же не самостоятельный человек.

О.Ц.: — Да, он всё время звонил, с кем-то советовался, единственный из всех президентов, которому нужно было кому-то звонить для того, чтобы принять какие-то решения.

А.М.: — И вы все-таки видите, что может произойти такой момент, когда все остальные, там Харьковская, Запорожская, Днепропетровские губернии, области могут вспыхнуть?

О.Ц.: — Да вы знаете, и Закарпатские тоже ведь, и все остальные, и на Западной Украине регионы. Видите, что на Западной Украине, например, в Закарпатье принято решение, что мобилизация принудительная не будет проходить, добровольцы — пожалуйста.

А.М.: — То есть закон выполняется неоднородно? Конституция, соответственно, не может работать на всей территории в том виде, в котором она есть.

О.Ц.: — Нет. Конституция у нас не работает давно. У нас Янукович решением суда поменял Конституцию, потом после военного переворота эта Конституция менялась неконституционным способом, это очевидно. Поэтому сейчас можно сказать, что всё, что проходит на Украине, не соответствует Конституции, всё это надо отматывать назад. Точно также, как Петр Порошенко наполовину легитимный президент, и такая же спорная легитимность этого парламента. Думаю, если сейчас на Украине произойдет вооруженный переворот, и Петра Порошенко уберут, кстати, сейчас Игорь Коломойский понимает, что он не может стать президентом на выборах, учитывая его скандальную репутацию, очень активно работает над тем, что сколачивает свою группу, фракцию под названием «Укроп» и отдает такое задание, и цель этого — договориться с тем, чтобы поменять Конституцию, убрать должность президента, тогда роль олигархов-феодалов вырастет многократно, и фактически де- факто страна распадется на такие анклавы, которые где-то будет контролировать Коломойский, где-то — Балога, где-то…

А.М.: — То есть это та же самая федерализация, но уже под управлением олигархов?

О.Ц.: — Да, вот такая средневековая будет федерализация.

А.М.: — Сможет ли это допустить Россия?

О.Ц.: — Я думаю, что здесь самое главное, если отстранение Порошенко от власти пройдет таким же способом, как у Януковича, ни в коем случае не признавать новое правительство. Мне кажется, что признание правительства и признание парламента, и президента Украины было сделано с большим авансом. Оправдал ли Петр Порошенко этот аванс или не оправдал, сейчас говорить сложно. Наверно, с учетом количества погибших на Донбассе, не оправдал, поэтому я считаю, что если произойдет такая ситуация, то, конечно же, признавать новые выборы не надо.

А.М.: — Но вы же знали всех этих людей лично, правильно я понимаю? Насколько можно было предположить, что Порошенко станет кровавым диктатором, а Коломойский — убийцей людей, соберет «Правый сектор» под свое крыло, и вообще, что он, будучи евреем, начнет вот такую странную фашистскую деятельность?

О.Ц.: — Насчет Коломойского сомнения ни у кого нет: он свой бизнес строил. Что касается Порошенко, то этот человек, политик, один из основателей «Партии регионов», был в правительстве Ющенко, был в правительстве Януковича, был очень близок к Кучме, и, будучи одним из организаторов оранжевой революции, Леонид Кучма до последнего момента считал, что Петр Порошенко — его друг. В среде организаторов «оранжевой» революции, он не организатор — он там выполняет функцию, он на задании, он узнает всю информацию, все ему рассказывают, и он до последнего ходил к нему. И вот такая ситуация, да, при свержении Януковича была точно такая же ситуация. Куда я ни приходил, и СНБО, администрация президента — везде видел Петра Порошенко, и он везде общался с первыми лицами.

А.М.: — То есть он такой засланный казачок и работает на Америку, видимо, уже давно.

О.Ц.: — Он всё время играет в такую игру, причем у всех сторон создается впечатление, что Петр Порошенко — это ваш человек, вот это ваш друг, и всё, что он делает, это он делает для из любви к вам.

А.М.: — То есть это — настоящее качество политика, в принципе, если рассматривать эту профессию как одну из древнейших.

О.Ц.: — Да. На Украине такого талантливого политика в качестве президента не было еще. Он умный, он беспринципный, и он умеет говорить, он легко входит в доверие, поэтому вот мы имеем то, что имеем. Я думаю, что у американцев точно такая же точка зрения, что Петр Порошенко — это их человек, хотя эта уверенность последнее время немножко покачнулась.

А.М.: — Ну вот, вы знаете всю кухню изнутри, то есть вы для них — очень опасный человек. Каким образом вы соблюдаете свою какую-то безопасность, охраняете себя?

О.Ц.: — Когда я в Новороссии, то там мы передвигались всё время на разных маршрутах, выставляли постовых на ночь, ложишься спать — заряжаешь оружие, патрон — в патроннике, при этом я никогда не стрелял в людей и не участвовал в боевых действиях, потому что, я считаю, политик и военный — это разные вещи. Но тем не менее, вот мне всё время приходилось на машинах менять стекла, перекрашивать, убирать где-то пулевые отверстия, где-то — осколочные. Это был вот такой период достаточно активный.

А.М.: — Но вы всё-таки решили остаться в политике или бизнес вам ближе, сейчас всё-таки такое, мне кажется, перепутье, когда не понятно, кто будет заниматься вопросами Новороссии, уже столько появилось новых лиц, вы бы могли, наверное, уйти в тень.

О.Ц.: — Вы знаете, я не являюсь профессиональным политиком, но так уже получилось, что вот то, что происходит, я в это достаточно глубоко вовлечен. И если будет необходимость, я буду до тех пор в политике, до тех пор, пока в этом будет существовать необходимость. Что касается бизнеса, то у меня весь бизнес остался в Днепропетровске, и сейчас он принадлежит Игорю Коломойскому и его заместителям, которые им распоряжаются. Поэтому заниматься бизнесом я сейчас так напрямую не могу.

А.М.: — То есть вы, даже будучи таким хорошим хозяйственником, всё равно оказались в ситуации невостребованности.

О.Ц.: — Ну почему невостребованности? Работы очень много: гуманитарная помощь, громадное количество вопросов, которые приходится решать каждый день. Вот мы несколько дней тому назад отправили большую партию книг из МГУ в Донецкий государственный университет. Мы сейчас очень активно сотрудничаем с рядом организаций и занимаемся вывозом на лечение детей, и очень большое количество вопросов, которые сейчас приходится решать.

А.М.: — Олег, а вот история с «Беркутом», с ребятами, которые пострадали из-за отсутствия политический воли Януковича, я так понимаю. Как вы к этой ситуации относитесь? Вы же были одним из первых, кто стал им помогать.

О.Ц.: — Мы создали фонд «Все мы — Беркут», да, мы собрали очень большие деньги, около полумиллиона долларов. Мы пролечили всех пострадавших, всех, кто к нам обратился от «Беркута», вручали помощь семьям для того, чтобы хоронить погибших.

А.М.: — Я знаю, что многие ребята из «Беркута» пошли воевать на стороне Донбасса.

О.Ц.: — Многие ребята из «Беркута» пошли воевать на стороне Донбасса, многие из беркутовцев воевали, к сожалению, на стороне АТО.

А.М.: — То есть получается, что на совести не кровавого президента Януковича — 80 раненых и 30 убитых.

О.Ц.: — Самые кровавые руководители — это, как обычно, слабые руководители. Сильный руководитель — это тот, кто наводит порядок сразу.

А.М.: — Давайте тогда разберемся: предположим, сейчас очень много говорится о том, что в Москве может быть Майдан, и что его могут организовать белоленточники, даже создается движение против Майдана, «Антимайдан», в котором тоже какие-то непонятные личности, стариковы, ну и вообще, разные артисты. Как вы считаете, каким образом мы можем противостоять реальному Майдану, если он будет организован в Москве?

О.Ц.: — Надо проанализировать украинский Майдан, каким образом он начинался, почему он был успешен. Вы знаете, всё это происходило у меня на глазах, и я знаю гораздо больше, чем я могу говорить, гораздо больше, и присутствовал во многих местах, знаю подноготную многих процессов. Хочу сказать, что украинский Майдан с трудом получился. Об этом мало кто говорит, но вот ощущение перед Новым годом было такое, что всё, он захлебнулся, и мы уже даже праздновали победу — победу не Януковича, победу над тем, что Украина не будет втянута в гражданскую войну, потому что для тех, кто был вовлечен в процесс и знал всю подноготную, он понимал, что Украину толкают по югославскому сценарию. Вот напрямую, вот просто по прописанному, по кальке, ничего нового не придумано. И конечно же, такого сценария для страны никто не хотел. Если можно полностью прописать всю схему украинского Майдана и посмотреть, что нужно для того, чтобы русский Майдан не был возможен. Но поверьте, для того, чтобы устроить украинский Майдан, потребовалось громаднейшее усилие, это всё было очень непросто, и был момент, когда уже американцы считали, и не только американцы, что всё, этот Майдан захлебнется. И каждый день собиралось всё меньше и меньше людей, на каждую субботу всё было меньше, и те провокации, которые выдумывали для того, чтобы собрать людей, там какие-нибудь избиения какого-нибудь журналиста, или там пропажа какого-нибудь активиста, — они каждый раз вылазили, и люди разочаровывались, и собиралось всё меньше и меньше людей, пока не поменяли сценарий, пока не приехала новая команда после Нового года заниматься Майданом, и если Майдан вначале шел по технологии Джима Шарпа — это технология ненасильственного свержения, в страну свезли всех политтехнологов, которые были, вообще в мире: это Марко Ивкович, который как бы считается автором югославской революции, который снял про себя фильм, это команда Михо Саакашвили, это достаточно большое количество людей, не буду их называть фамилии, из России, это Алекс Росс из Соединенных Штатов — специалист по компьютерным технологиям.

А.М.: — То есть пятая колонна тоже принимала участие, русская, да?

О.Ц.: — Да. Приезжали даже профессора из Йеля, из Гарварда — социологи, которые этим занимаются. Они прямо говорили, что чравильно, что не правильно, что надо делать — надо увеличивать социальную базу протеста, на Майдан должны выходить все протестующие и недовольные, не важно чем, и так далее. Я бы с удовольствием мог бы проконсультировать всех желающих, что нужно делать для того, чтобы в России не было Майдана. Ну по пунктам: должен быть контроль над СМИ, олигархи должны зависеть больше от России, чем от зарубежья, ведь у нас, как было: приезжали иностранные политики и разговаривали не только с президентом, но и не стесняясь летели на Донбасс, в другие регионы, там встречались с нашими олигархами, им были закрыты кредиты, им было очень жестко поставлено условие, их СМИ выступили в поддержку Майдана. Многие давали деньги, отчитывались, что вот, видите, мы работаем. Без поддержки олигархов не было бы Майдана. Поэтому бизнес надо ориентировать на Россию, здесь должны быть не только деньги, в России, но и права собственности, ведь это неправильно, когда олигархи между собой судятся в Лондоне по поводу прав собственности.

Вторая часть

А.М.: — Каким же образом был проведен референдум в Новороссии, если все олигархи должны были быть настроены против, правильно я понимаю? Но ведь без вливания денег там Рината Ахметова не могла произойти такая большая история.

О.Ц.: — Такой громадный был подъем у людей, такое желание сделать так, как было в Крыму, что референдум фактически там, я видел смету проведения референдума — это около миллиона долларов для Донецкой и Луганской области.

А.М.: — Ну, их же кто-то должен был дать, соответственно…

О.Ц.: — Люди работали бесплатно…

А.М.: — Ну всё равно, миллион долларов — он же не возник из воздуха.

О.Ц.: — Поэтому это основная часть была затрат. Я собрал мэров в Луганске, мэров Луганской области, я обратился к Областному совету. Областной совет проголосовал за назначение референдума. А потом Областной совет, президиум Областного совета признал результаты референдума. Фактически — калька с крымских процессов. Без помощи мэров, которую развернули наши сторонники, развернули всю структуру и работу по комиссиям, подключились депутаты всех местных органов власти, и фактически я оплатил только бумагу для бюллетеней и печать бюллетеней. Всё остальное была инициатива…

А.М.: — Ну а куда же делись все эти прекрасные мэры?

О.Ц.: — Это были небольшие деньги, я собирался привезти бумагу из Днепропетровской бумажной фабрики,

А.М.: — Свою просто, да?

О.Ц.: — Но не рискнул.

А.М.: — Подожди, но куда ж тогда делись все эти мэры, все эти инициативные люди, и почему на их месте сидит Плотницкий, к которому так много вопросов.

О.Ц.: — К сожалению, в дальнейшем вместо мэров во многих городах были назначены коменданты, и структура местного самоуправления была разрушена в Луганской области. У Донецка в большей степени местные органы власти сохранились и в Макеевке.

А.М.: — Мэр Макеевки — прекрасный человек, я тоже его знаю.

О.Ц.: — Да, и в Донецке. Но, к сожалению, к большому сожалению, я, кстати, выступал против решения Игоря Стрелкова, чтобы поставить ультиматум мэру Донецка. В Донецке до последнего времени садили розы, стригли траву, когда падала мина, тут же приезжали коммунальные службы и засыпали место на асфальте. А когда Славянск был блокирован и вот там рядом находился водозабор, и его всё время расстреливали украинские войска, была ситуация, когда весь Донбасс мог остаться без воды, уже воды осталось на несколько дней, уже начали отключение в нескольких районах, потому что водозабор, трубы гигантские в мой рост, лежали, их там много труб, минами просто были изрешечены. Когда их приезжали чинить, заваривать дырки, опять стреляли по ним и у нас погибали ремонтники. Мэр Донецка выступал посредником: его принимали и украинские власти, его принимали и представители Донецка, и вот он как-то договаривался, пытался договариваться с властями.

А.М.: — Насколько я знаю, Игорю Ивановичу не понравилось то, что он был назначен Киевом. Вот как-то вот эта часть…

О.Ц.: — Он не был назначен Киевом, его выбирали, это же местные органы власти, их выбирают, он — бессменный мэр Донецка, его выбирали дончане. Но, слава Богу, остался его заместитель и, в общем-то, поверьте мне, у нас тот порядок, который там сейчас есть — во многом благодаря местным органам власти, которые работают. Вообще, я — сторонник того, что должно быть четкое различение полномочий. Местные органы власти должны отвечать за коммунальные вопросы, политикой не должны заниматься.

А.М.: — Ну хорошо, тогда вот мой вопрос, который остался не отвеченным. А было ли разочарование у местных людей, проживающих на территории Донбасса, когда они не оказались в составе России, и Россия не сделала ничего, чтобы позвать их к себе, ну как по сценарию Крыма?

О.Ц.: — Ну, по-видимому, да. Я понимаю, что идет большая игра, я понимаю, что мы с вами видим только верхушку айсберга, а громадная работа проводится, и ее не видно. Ведь не просто так вдруг приехали руководители крупнейших европейских стран на переговоры, и не просто так у них меняется позиция — это же видно. Работа проводится и в Соединенных Штатах, и вообще, громадная работа проводится, которую мы не видим. Но человек, который находится в Донецке, он понимает, он надеялся на то, что он придет на референдум, и у него будет такая же ситуация, как в Крыму: российская пенсия, российская зарплата.

А.М.: — Ну да, и российская армия на границе.

О.Ц.: — Российская армия, да. А сейчас там полгода не получают заработную плату, пенсию… Конечно же, это не то, на что люди рассчитывали.

А.М.: — Давайте вернемся к вопросам читателей. Сегодня у нас такие вопросы: «Расскажите, как будет строиться политика и экономика молодой республики? Имеется в виду Новороссия. Насколько Новороссия будет независимой от России?» — спрашивает Вячеслав.

О.Ц.: — Согласно Минских договоренностей, Новороссия должна быть частью Украины с максимальным автономным статусом — и финансовым, и экономическим. То есть, могут быть отдельные отношения Новороссии с Россией: беспошлинная торговля, какие-то особые отношения, своя цена на энергоресурсы, свои производственные связи, и мы рассчитываем, что так и будет.

А.М.: — Вот еще вопрос того же Вячеслава: «Какой может быть мир у нормальных людей с фашизмом?»

О.Ц.: — Чрезвычайно болезненный для меня вопрос, потому что тут очень сложный выбор. Я надеюсь, что эта власть в Киеве просуществует недолго, мы рано или поздно, надеюсь, всё-таки рано, вернем всю Украину в наш русский мир. Я уверен, что Украина должна быть частью русского мира, и я уверен то, что на протяжении двадцати лет убеждали часть украинцев в том, что они не русские, а Россия на это всё спокойно смотрела — это была большая ошибка, — что сейчас сделаны выводы, и уверен, что спокойствие на Украину вернется только тогда, когда Украина опять будет в составе России или рядом, вместе.

А.М.: — Вопрос: «Олег Анатольевич, очевидно, что пока в Киеве хунта в состоянии контролировать ВССУ, уничтожение мирного населения Новороссии будет продолжаться. Зачем Путин всеми силами пытается сохранить в Киеве власть преступников, а разницы между Порошенко и Турчиновым тоже не видит. Алексей Дударев». Собственно, и я не вижу.

О.Ц.: — Я так думаю, что Россия сейчас делает всё для того, чтобы сохранить не Порошенко, а максимум человеческих жизней на Донбассе и на Украине. Ведь и в этой войне, которая происходит, есть герои, есть герои, которые совершают героические поступки. Но сама гражданская война по определению героической быть не может: когда люди одного народа убивают друг друга, разрушают города, разрушают заводы, мосты, которые нам же потом всё это восстанавливать.

Убиваем обманутых людей. И героического в этом ничего нет, поэтому, я думаю, что решения Владимира Владимировича связаны с тем, что он пытается сохранить людей.

А.М.: — Александр Сосов спрашивает, какие институты и атрибуты государственного образования Новороссии приняты и разработаны.

О.Ц.: — Принят пока только флаг Новороссии. Есть парламент и есть флаг — это атрибуты.

А.М.: — А вот медали, которые раздаются? Игорь Иванович Стрелаков раздает Георгиевские медали в Новороссии.

О.Ц.: — Они не приняты.

А.М.: — Мария задает вам вопрос: «Олег Анатольевич, сейчас много говорят о начавшемся прозрении украинского народа. Прозревшие украинцы пополняют ряды ополченцев?»

О.Ц.: — Да. Таких случаев перехода военнослужащих, особенно мобилизованных, на сторону Новороссии достаточно много. Очень большое количество людей воюет в армии Новороссии — представители из Одессы, из Харькова, из Запорожья, из Днепропетровска.

А.М.: — Вопрос от Ольги, скорее, просьба: «Можно ли вывезти из района военных действий всех детей? Это немыслимо и кощунственно, что в наше время в Европе умирают от ударов военных снарядов дети».

О.Ц.: — Мы этим сейчас занимаемся. Мы вывозим только раненых, больных детей, которые нуждаются в лечении и в отдыхе. Мы сейчас этим там достаточно серьезно и массово занимаемся.

А.М.: — «Олег Анатольевич, меня очень интересует ж/д сообщение в зоне конфликтов, в том числе вокруг Дебальцево. Ходят ли товарняки, которые, наряду с продукцией предприятий, потенциально могут снабжать склады воюющих сторон? Олег Кудиев».

О.Ц.: — До последнего времени ходили. Я сейчас не знаю. В связи с последними активными перестрелками и военными действиями, которые идут в Дебальцево, я сомневаюсь, что сейчас там что-то такое серьезное происходит. Дебальцево — конечно же, крупнейший железнодорожный узел.

А.М.: — Иван задает вопрос: «Кому и для чего нужны были минские переговоры, нет ли у вас ощущения, что Новороссию с помощью лицемерного пацифизма слили, если не сказать, предали. Даже Лукашенко — против сепаратизма, которым в его понимании становится отделение Украины от Донецка».

О.Ц.: — Я знаю, сколько усилий было потрачено для того, чтобы не допустить этих переговоров. Обратите внимание: все события после Нового года были направлены на то, чтобы не допустить встречи руководителей Франции, Германии, России и Украины в «нормандском» формате. Здесь сейчас чрезвычайно сложно Порошенко не выполнить эти обязательства. Не получилась международной изоляции России — она провалилась. Россия с Европейским союзом выступили вместе, потому что и Россия, и Европейский союз заинтересованы в мире, в том, чтобы не было большой войны в середине Европы.

А.М.: — «Уважаемый Олег Царев! Вопрос: поскольку объявлена всеобщая амнистия, то как быть с памятью о жертвах, ведь они погибли за правое дело? И — дети. Должно быть возмездие. Возмездие и справедливость».

О.Ц.: — Самое страшное — это, конечно, дети. Дети, которые не понимают, что происходит. Дети, которые не понимают, за что, почему. Прилетел снаряд — почему? Нет папы, нет мамы — почему? Боль, почему нет руки, ноги? Я такое количество посетил семей, у которых погибли дети, у которых ранены дети — это, конечно же, самое большое горе, которое может быть, и это, конечно же, ужасно, это — жуткое преступление. И вот сколько у меня будут силы, столько я буду бороться за то, чтобы виновные в нем понесли наказание.

А.М.: — Я просто сегодня всю ночь не спала и думала, что же дальше будут делать эти родители, папа и мама, у которых за один момент погибло трое детей. Вот что им дальше остается делать — только пойти в ополчение. Ну как еще, вот как?

О.Ц.: — Вот когда начиналась война, когда, вспомните кадры на 9 мая расстрела людей под Мариуполем, люди подходят к БТР, к зданию милиции, в них стреляют из автомата, они идут — они не верят, что в них стреляют, одни падают, другие подходят, ругаются, кричат, вспомните эти кадры. Они не могли понять, что в них стреляют. 9 мая, приехали какие-то фашисты, в них стреляют — этого не может быть. А сейчас уже все к этому привыкли. И в этом, наверное, была задача этих стервятников войны. Мне говорят, что практически за всеми этими эксцессами стоит Игорь Коломойский, но надо было приучить людей к тому, что можно убивать. Вот события в Одессе, Мариуполе, в Харькове, в Запорожье — в том, что надо приучить людей, что надо было убивать, убивать за убеждения, ведь это сложно, вот подумайте: вот человек не такой, как вы, думает не так, как вы, а его надо убить, и это нормально. А вот когда начинаются войны, вот этот первый этап — он очень сложный, потому что люди — они хорошие сами по себе, и не так просто это всё, вот заставить творить те зверства, которые есть, которые происходят во время гражданских и других войн. А с течением времени война переходит в другу фазу, когда уже не воюют за какие-то политические идеалы, за какие-то требования федерализации, русского языка там, Єдина Країна там или еще за что-то, а мстят за погибшего товарища, мстят за разрушенный дом, мстят за убитого ребенка, мстят за разрушенную жизнь, когда вот миллионы людей были вынуждены покинуть страну. Вот воюют, потому что ничего другого не умеют. Вот мы входим в такую стадию — это чрезвычайно опасно. Вспомните «Конармию» Бабеля — он очень хорошо описывает эту ситуацию, когда было такое после Первой Мировой войны, было такое количество людей, воюющих с одной и с другой стороны, кстати, нередкие были переходы. Знаете, как брали в плен там белых, они там снимали погоны — шли воевать за Красных, или наоборот. И почему, потому что это были люди войны.

А.М.: — То есть стихия войны поглощает всё человеческое?

О.Ц.: — Да, да. Последовательно, шаг за шагом приучали к этому. Ведь первая, вот смотрите, «оранжевая» революция, да, это, конечно, было нарушением закона на каждом шагу, но людей не убивали. И вот всё жестче, жестче, жестче. Страна была отброшена на годы назад. А нет же ж, видите, смогли раскачать и сделать еще раз. И я думаю, что подход совершенно верный — это безумство надо останавливать: оно будет продолжаться, оно будет захватывать всё большее и большее количество людей, которые будут воевать уже независимо ни от чего друг с другом, будут убивать, будут ужасы гражданской войны. Гражданские войне — самые страшные. Во время гражданских войн совершают самые страшные преступления, никто так не может издеваться друг над другом, как люди во время гражданской войны, свои — над своими.

А.М.: — Олег, что бы вы сказали солдату украинскому и его матери?

О.Ц.: — Иди домой — это не ваша война, надо прекращать эту войну, ничем хорошим это не кончится ни для тебя, ни для твоих родителей, ни для страны, которую ты думаешь, что ты защищаешь. Это не твоя война. На этой войне не будет победителей — в ней проиграют все.

Полная версия на видео «Открытой студии».

Над программой работали: Анастасия Михайловская, Елена Наумова (фото), Александр Фатеев (оператор-монтажер), Татьяна Парубаймех (бильд-редактор).

Примечание: Уважаемые читатели «Свободной прессы», приносим вам свои извинения за возможные технические неточности, с которыми вы могли столкнуться при прочтении данного материала.