В начале был жест, а не слово

24 ноября театру «Кремлевский балет» исполнится 25 лет.

Директор театра Николай Троицкий о юбилее, творческом почерке «КБ», репертуаре и гастролях, своем отношении к современной балетной драматургии и о том, как… заснул на опере.

Константин Цивилев: Гость «Открытой студии» — директор театра «Кремлевский балет» Николай Сергеевич Троицкий.

Николай Сергеевич, 24 ноября театр отметит свой юбилей. Что скажете по этому поводу, все-таки 25 лет уже?

Николай Троицкий: Осталось несколько дней до того момента, когда, надеюсь, 5600 зрителей войдут в роскошный зал Государственного Кремлевского дворца и — зазвучит замечательный Симфонический оркестр радио «Орфей», с которым мы сотрудничаем. Начнется необычное действо. К 25-летию театра постановщики придумали всевозможные сюрпризы. Традиционно к юбилеям готовят либо премьеру, либо гала-концерт. Ни того, ни другого не будет. Мы остановились на том, что должно быть фантастические выступления артистов театра «Кремлевский балет» и их звездных друзей. Определить жанрово, что будет на сцене в этот вечер, сложновато. Над этим работают художественный руководитель, главный балетмейстер Андрей Борисович Петров, главный режиссер Государственного Кремлевского Дворца Евгений Глазов. Все фантазийно: трюки, музыка, танцы, оперный вокал… Это — действо, погружение в мир балета. В этот вечер у нас будут выставки костюмов, фотографий за все 25 жизни театра, будут и фотографии, сделанные в современном стиле. Мы стараемся очень бережно хранить все: традиции, декорации, костюмы…

К.Ц.: Как вы могли бы охарактеризовать творческое лицо театра «Кремлевский балет»?

Н.Т.: Если в драматическом Малом театре — это классика, стремление сохранить ее, то «Кремлевский балет» — это классика в балетном, в хореографическом искусстве. Мы намеренно держим рамки классического балетного искусства. Веяния все видим. Мы смотрим, посещаем, бываем, много ездим. Но наш театр — это все-таки не театр современного танца. Мы считаем, что аудитория тех, кто смотрит современный танец, в определенной степени, ограничена. Классический балет — это что-то невероятное. Он на все времена, на все нравы, на все власти, на все страны. Искусство классического балетного танца вызывает восторг. Поэтому наш театр — это театр классического балета. При этом даже при появлении оригинальных произведений, придуманных и поставленных Андреем Борисовичем Петровым, а он редкостный балетмейстер, который ставит, не воссоздает, а именно придумывает, то это все равно будет классический балет. Будь то «Фигаро» на музыку Моцарта и Россини, будь то «Снегурочка» на музыку Чайковского, нет же ведь такого балета у Чайковского, все равно в основе будет лежать классическая хореография.

Последняя премьера театра в прошлом году, приуроченная к открытию сезона, была «Волшебная флейта» Моцарта. Я не большой поклонник «Волшебной флейты», даже в оперном театре умудрился заснуть, извините. Но когда я увидел, во что это превращает Андрей Борисович, как он языком танца это делает, искренне сказал ему, что это выход за рамки того, что вообще всегда было сделано. Классического искусства хватает на современное звучание. Сегодняшнего дня хватает. Поэтому «Волшебная флейта» — это, практически, единственный пример балетного воссоздания известного оперного произведения. Плюс декорации замечательных итальянских художников, и предстает нечто совершенно невероятное, которое звучит очень современно.

К.Ц.: А в балете еще возможны какие-то открытия? Или, в принципе, уже все открыли, и кто захотел, тот танцует в современном стиле, а кто захотел, тот остался в классическом?

Н.Т.: Мне тут сложновато говорить, ставить такие диагнозы: открыли — не открыли. Думаю, наверное, нет. Может быть, балетные люди меня закидают чем-то, но я считаю, что даже попытки создания крупных балетных произведений все равно укладываются в это «прокрустово ложе». А когда начинается смесь, то это уже не имеет отношения к балету. Жанр балетного искусства — это жанр балетного искусства. Но когда ты приезжаешь в «Мекку театрального искусства» на Бродвей, то знаешь, что это будет мюзикл, и это всегда интересно. На балет я иду в Нью-Йорк Сити балет. На оперу — в Метрополитен-оперу. Я понимаю, что там увижу. И это очень важно. А все так называемые замесы, эклектика чаще всего не приводят к хорошему результату.

К.Ц.: Сколько спектаклей в репертуаре театра? Вообще, как вечна балетная постановка? Год, 20 лет?

Н.Т.: Например, в 1992 году был поставлен балет «Руслан и Людмила», он идет до сих пор. В 1994 году — «Лебединое озеро», тоже идет до сих пор с грандиозным успехом. Наша постановочная служба едва успевает обновить декорации, заменить костюмы исполнителей. У нас балетные спектакли держатся очень долго, сейчас в репертуаре 14 действующих спектаклей.

К.Ц.: А сколько, что называется, в архиве?

Н.Т.: В архиве чуть больше десятка, потому что 27 названий было поставлено за эти годы: это много для балетного искусства.

К.Ц.: А как руководство понимает, что спектаклю пора или не пора отправляться в архив?

Н.Т.: Есть такое понятие: зрительский спрос. У нас были спектакли с грандиозными декорациями, и в определенный момент Кремлевский Дворец просто не мог этого выдержать. Это сейчас появились помещения, правда, далековато от Дворца, декорации привозят, увозят, но был период, когда и этого не было. Знаете, я бы сказал, что сейчас удивительные условия для существования стационарного коллектива на гигантской прокатной площадке, коей является Государственный Кремлевский Дворец. Это уникальный случай. Нужно развести репертуары этого престижного зала, престижной концертной площадки, где выступают от Хворостовского до каких-то гастролирующих больших коллективов, и «Кремлевский балет» с постоянным репертуаром. У нас планирование вперед на несколько месяцев, поэтому мы работаем в стабильных, хороших условиях.

К.Ц.: Собираясь на гастроли, как отбираются лучшие «на экспорт» спектакли?

Н.Т.: Это, конечно, епархия Андрея Борисовича Петрова и продюсеров с приглашающей стороны. Но очень часто они идут вслед за пожеланиями Андрея Петрова, потому что он очень хорошо знает конъюнктуру, чувствует зрителя. Но всегда есть потребность запроса со стороны продюсеров. Если это Китай, то это уже можно закрыть глаза, заткнуть уши — сначала «Лебединое озеро», потом уже будем говорить о чем-то другом. Но мы достаточно жесткие в продвижении и других названий. Некоторое время назад китайцы и представить себе не могли, что мы туда предложим спектакли «Снегурочка», «Тысяча и одна ночь», даже «Волшебную флейту». Т.е. рядом с бестселлерами, шлягерами, коими являются «Спящая красавица», «Лебединое озеро», «Жизель», есть еще и «Руслан и Людмила» — это Пушкин. Поэтому мы везем во Францию «Руслана и Людмилу», в Италию — набор классический, но обязательно предлагаются «Фигаро», «Волшебная флейта», «Снегурочка», «Эсмеральда». Сейчас решается вопрос больших гастролей во Франции. Мы действительно вместе с французскими продюсерами пытаемся понять, что это. Потому что, разве Париж не видел «Лебединое»? Уже в таких вариантах, что даже китайцы у них стояли на головах, у них есть Шанхайский балет.

К.Ц.: В репертуаре театра есть такие спектакли, которые вообще не вывозятся за рубеж, потому что вы понимаете: там они не будут поняты, мягко говоря?

Н.Т.: Я такого даже не знаю. Может быть, чуть меньше «Руслан и Людмила», потому что не везде русская классика. Может быть, чуть меньше - «Красавица и чудовище», потому что это постановка английских балетмейстеров, Вэйна Иглинга под музыку Вангелиса. Это не российский балет, не русский. И нет смысла его вывозить, потому что на Западе есть в этом же русле созданные балеты. А так мы вывозим почти все наши спектакли.

К.Ц.: А балет может быть по любому произведению, или все-таки есть какие-то ограничения, табу? Например, не может быть балет, посвященный терактам в Париже? Это я свежую такую информацию внедряю.

Н.Т.: Наверное, в этом смысле границ нет. Другое дело, будет ли спрос. Не далее, как сегодня, мы говорили с главным дирижером оркестра радио «Орфей», в чем дело? Спрос на серьезную музыку, мы говорим, прежде всего, о музыке в концертном зале им. Чайковского, или в консерватории, или даже в Доме музыки. Как только серьезное название, как только серьезная музыка, сразу есть зрительский спад. Нынешнее время опять вытаскивает на поверхность развлечения, это есть все равно. «Ромео и Джульетта» — замечательный балет у нас в постановке Григоровича, но на нем все равно будет меньше, чем на «Щелкунчике», на «Жизель». Зрительская потребность немного в другом сейчас.

К.Ц.: Почему нет балетов на современную тему? Знаете, как раньше, во времена Сталина были какие-то «производственные» балеты.

Н.Т.: Я думаю, что вы сейчас иронизируете, заставляете меня улыбнуться. Я что-то с трудом представляю себе спектакль «Сталевары». Не всякий жизненный материал может лечь в основу. Это то самое, что называется современной драматургией. Даже попытки сделать на каких-то классических, но осовремененных произведениях, не срабатывают. Что поделать, балет — это такое искусство, это как классическая музыка.

К.Ц.: В балете «Наполеон» есть сцена коронации, там Папа Римский. А вот Папа Римский, он танцует в своей митре?

Н.Т.: Нет, есть миманс, есть движения, в целом ряде балетов короли и королевы, как правило, не танцуют.

К.Ц.: То есть мы не увидим, как кружится Папа Римский?

Н.Т.: Нет, это миманс. Знаете, что мне еще нравится, как директору мне очень важно, чтобы мне нравилось то, что делается в театре. Я даже не называю это продуктом, хотя, называя это продуктом, мне не стыдно предлагать такой продукт, представлять такие произведения в «Кремлевском балете» при всем том, что это гигантская сцена, и должен быть очень крупный жест, чтобы он улетел туда на балкон, но очень сильна драматическая основа каждого балета. Поэтому когда приглашаешь кого-то на балет, они говорят: «Не ближе 10−15 ряда». Я говорю, да садитесь в первый-второй ряд. Мало того, что есть оркестровая яма, но еще и посмотреть, как живут артисты. У нас же есть замечательный заслуженный артист Миша Мартынюк. Ну что вы, «Фигаро» на него поставлено, Андрей Борисович такой подарок сделал артисту. Саша Тимофеева — мало того, что дивной красоты девочка, не оторвать глаз, когда «Эсмеральду» она танцует. Или Ирочка Аблицова, та же самая Эсмеральда. Сколько смотрю — столько плачу.

К.Ц.: А если представить, например, просмотр «Кремлевского балета» метров с пятисот и без бинокля? Вы по пластике балерину узнаете?

Н.Т.: Да, я могу. Но это я, потому что я их знаю хорошо. А потом, знаете почему у балетных людей есть такие ярые поклонники? Потому что сделает пробежку Саша Тимофеева, а вот — Ирочка Аблицова. В одной и той же партии они разные люди, и от этого очень интересно, можно смотреть и в этом исполнении, и в этом. Например, на нашем «Фестивале звезды мирового балета» в наших спектаклях танцуют артисты из разных стран мира. Когда в сентябре на открытии фестиваля танцевала Мария Александрова в «Дон Кихоте», казалось бы, что мы в «Дон Кихоте» не видели? Но она танцевала с Владом Лантратовым — это совершенно другая история, они приносят с собой другой мир. У наших ребят есть понимание, что они — «Кремлевский балет». Ты приходишь на работу, проходишь через Кутафью башню, Троицкий мост, Троицкие ворота. Ты входишь на территорию, где находится президент. Ментальность этого места, грегор, знаете, иногда такое слово красивое хочется употребить — эти все понятия имеют материальную насыщенность. Когда ребята выходят на нашу сцену, все равно в этом есть какой-то цимес, такое чувство, которое их приподнимает.

К.Ц.: Я так понял, у вас сплоченный, дружный коллектив, потому что бросил взгляд на буклет и увидел имена не только художественного руководителя, директора, ведущего, но и массажиста.

Н.Т.: Ну а как? У нас ограниченный штат, каждый занимает очень точное место, нет бездельников.

К.Ц.: Этот буклет чему был посвящен?

Н.Т.: Это был наш последний буклет, где нет только «Волшебной флейты». Он двуязычный, и нам всегда очень радостно представлять его в поездках. Прежде всего его продюсеры смотрят, на которых он рассчитан, и тех, кто интересуется балетом. Кстати, у нас есть и видео всех спектаклей.

К.Ц.: Весь балет никто же не будет смотреть, у вас какие-то трейлеры?

Н.Т.: А весь балет и нельзя, это авторское право. Мы не предоставляем полные балеты. Есть нарезка расширенная, есть нарезка в 5−6 минут, чтобы показать театр, у нас есть буклеты под каждый спектакль, Кремлевский Дворец идет на это, чтобы достойно представляться. У нас выпускается каждый месяц книжка, где не только наши балеты, но и концерты. Как только пройдет юбилейный вечер, это фантазийное представление, на следующий день мы танцуем «Жизель», а потом «Эсмеральду»: театр все время в работе.

К.Ц.: На ваш взгляд, балет это шоу? Как сейчас обстоят дела с декорациями? Они по-прежнему дорогие, помпезные или используются современные технологии?

Н.Т.: «Кремлевский балет» работает в классической манере, мы очень любим декорации писанные. Но мастерство балетмейстера-постановщика, стенографа и ведущего режиссера спектакля таково, что идет сменяемая картинка, мгновенно переносишься в иную атмосферу. Так работают наши специалисты. Это более традиционно, более консервативно.

К.Ц.: Насколько придается значение дороговизне костюма?

Н.Т.: Важны хорошие добротные ткани — это большая статья затрат. Потом, балетный костюм имеет очень большую специфику, чтобы балерина или танцовщик могли танцевать.

К.Ц.: Что лучше воспринимает современный зритель: цельный спектакль или отрывки из разных балетов?

Н.Т.: Опыт показывает, что воспринимаются цельные балеты. Даже в русском балетном искусстве, в России, не очень любят, когда в первом действии одноактный балет и во втором одноактный. Это все-таки не наш менталитет. Должно быть цельное произведение с развитием сюжета, обязательно антракт, чтобы можно было чуть попереживать, пережить такой мощный удар, поток — это музыка, картинка, действо. Это, все-таки, сильное статическое воздействие.

К. Ц.: Оркестр всегда на репетициях балета или можно под фонограмму репетировать, а уже потом с оркестром?

Н.Т.: Оркестр приходит подготовленным на репетиции, т.е. к спектаклю он готов. Однако у нас обязательна разводная репетиция, музыкальная, потому что дирижер должен поймать сегодняшнего исполнителя, сегодняшнюю танцовщицу. Это может быть разно по ритмам, у кого-то есть свой индивидуальный выход на номер по партиям, поэтому обязательно есть такая прогонная репетиция.

К. Ц.: В каких странах благодарная публика, балет она ждет и любит, а в какие страны с балетом и ехать-то не надо?

Н.Т.: Есть страны, которые не балетные. Но когда происходят это действо, эта магия, нам равно сдается, например, турецкий зритель, который, казалось бы, совсем далек от этого. Ведь до недавнего времени в Стамбуле не было большой площадки, которая могла бы выдержать такие коллективы, как наш, или какой-то мюзикл. И только когда появился роскошный зал Зорлу, куда уже можно привезти декорации, тогда публика ахнула, что есть такое искусство. А когда мы приехали в Анкару, где до сих пор нет никакого концертного зала, и мы сутки монтировали все, то публика опять вся ахнула. В Китае одно время было, знаете как, я вот иногда вспоминаю жесткую фразу «железной рукой к счастью веду». Когда мы ездили в прошлые годы в Китай, то там была ситуация, при которой зрителя целево приводили, по команде аплодисменты и т. д. Сейчас этой системы нет, зритель приходит уже вольно, свободно, купив билеты. И тоже сначала идет некая растерянность, а потом все равно восторг. Другое дело, что по-разному воспринимают. Конечно, если приезжать в Италию, в Париж, в Лондон, здесь публика, знающая, куда идет, где могут быть аплодисменты, а где что-то случилось и т. д. Конечно, очень разная публика. Но, знаете, мы выступали в Бейруте. Там даже пришлось днем давать дополнительный спектакль для школьников. Все школы приводили туда детей, чтобы они познакомились с балетом, мы показывали там «Тысячу и одну ночь», не самое популярное балетное произведение на музыку Фикрета Амирова. Оказалось, что это находит отклик, это интересно, это сказка в таком ярком зрелищном варианте. Музыка, танец, костюм, декорации равно срабатывают.

К. Ц.: Я понимаю, что вы не хореограф, но какие-то хореографические фантазии вас могут посещать? Потом вы бы пришли к Петрову и сказали бы: я тут записал… Или это нереальная ситуация?

Н.Т.: Это, наверное, какие-то трогательные моменты, когда я могу попроситься передохнуть у Андрея Борисовича в кабинете. Но в большей степени я выслушиваю то, что он говорит. Андрею Борисовичу через несколько месяцев 70 лет, 25 из них он в «Кремлевском балете», все остальное — это Большой театр. Представляете, какой это кладезь? Когда у него бывает настроение, он начинает рассказывать. Что касается хореографических придумок — нет, меня это не посещает. Меня посещают драматические вещи, мне очень хочется усилить то, что делают ребята, подсказать какие-то интересные драматические ходы. Но я в этот процесс не вмешиваюсь: знаете, есть мой «коридор».

К. Ц.: Близятся юбилейные торжества. Какие-то награждения коллективу предвидятся?

Н.Т.: Да, Управление делами президента, государство откликнулись на это событие. Надеемся, что некоторые артисты получат звание «Заслуженный артист России», а педагоги — «Заслуженный деятель искусств России». Награды выше для этой категории творческих людей нет. Многие будут награждены грамотами. Министерство культуры, даже Независимые профсоюзы страны откликнулись. Я надеюсь, что это порадует многих ребят. И Кремлевский Дворец. Знаете, получить грамоту Петра Михайловича Шаболтая, Генерального директора (для тех, кто понимает) очень почетно. У нас служат профессионалы балета. Знаете, чтобы показать полноценные произведения, требуются и большие вложения, и условия. В России кроме специальных зданий театры оперы и балета, куда не очень нас любят пускать, потому что там есть свои труппы, почти во всех домах культуры, грандиозных залах нет пола, а это очень опасно. Мы не можем подвергать наших танцовщиков этим опасностям, они должны жить долго и счастливо, и так их профессиональный век не очень долог. В 38 — 40 лет уходят на пенсию, но с театром не расстаются, работают педагогами. Заведующий труппой Вадим Кременский — он «Заслуженный артист России», начинал в нашем театре, и Андрей Борисович пригласил его быть заведующим труппой, но он продолжал танцевать, будучи даже на пенсии. Это вот сейчас он говорит, нет, уже есть кому танцевать, дайте отдохнуть. Отдых, правда, у нас не предвидится. Жанна Владимировна Богородицкая, которая тоже начинала у нас, она сейчас педагог, воспитывает замечательных балерин. Поэтому у многих ребят путь выстраивается так. Заведующий костюмерным цехом в Кремлевском Дворце — это наша бывшая балерина, бутафорским цехом — тоже наш балетный артист. Ребята не уходят из этой профессии.

К.Ц: Что бы вы хотели пожелать театру «Кремлевский балет» в канун его 25-летия?

Н.Т.: Терпения, выдержки, мужества. Каждый день входить в стены Кремлевского Дворца — это гражданский подвиг. Танцевать на этой площадке — это не просто мужество и здоровье, но еще и ответственность. Пожелать силы, внутренней убежденности, что это нужно, что мы несем совершенно невероятный, подлинный праздник.

Полный текст беседы — в видеоматериале «Открытой студии».

Оператор — Александр Фатеев.