Каким мы запомним Евгения Примакова

29 июня страна и весь мир прощается с Евгением Максимовичем Примаковым, бывшим премьер-министром правительства России, руководителем Службы Внешней Разведки (СВР), президентом Торгово-промышленной палаты РФ и просто замечательным человеком. Хотелось бы еще раз вспомнить, каким он был. Абсолютно все, с кем строился и создавался Институт Ближнего Востока, — это либо бывшие сотрудники Примакова, либо его ученики, либо те, кто с ним полжизни проработал в разные периоды в Академии Наук или разведке. Поэтому сегодня мы беседуем о нем с президентом Института Ближнего Востока Евгением Сатановским.

«СП»: — Евгений Янович, каким человеком был Евгений Максимович Примаков?

— Он был разным. Но если надо было совершить поступок, то он, не акцентируя, не рассуждая, без истерик делал свое дело. Пример — его разворот над Атлантикой, когда американцы сообщили ему о том, что приняли решение бомбить Югославию.

«СП»: — Он сам решал, что предпринять в данной ситуации?

— Безусловно, это было его решение, санкционированное высшим руководством страны до того, как он вынужден был это решение принять.

«СП»: — То есть он был человеком поступка?

— В конкретные периоды он никогда не стеснялся и не боялся принимать самостоятельные решения, несмотря, или исходя, из своих отношений с американскими лидерами. Неважно, был ли это президент или госсекретарь, Евгений Максимович действовал так, как положено было действовать: без надрыва, без истерик, без проклятий в адрес «кровавого империализма», с достоинством взрослого человека.

«СП»: — О каких самых значимых фактах или ситуациях его службы в СВР можно рассказать?

— Я не могу комментировать то, что делать не имею права. Единственное, могу сказать, что Примаков был замечательным организатором не только науки, но и разведки. Он эту службу сохранил и фактически спас от развала, разброда и уничтожения. Правда, сегодняшнюю структуру АН спасти уже невозможно — Федеральное агентство по образованию, безусловно, ее убьет. «Схарчит» с нулевым результатом для страны, но с немалым для «эффективных менеджеров». Примаков смог отсрочить гибель российской науки, но не спасти ее. Увы, возраст был уже не тот.

«СП»: — Как Примаков вел себя в неформальной обстановке?

— Те, кто с ним много общался, говорят, что он был веселым человеком, чрезвычайно активным, жизнелюбом. Великим мастером застолий, что характерно для человека, родившегося на Кавказе. Он вел себя, как радушный хозяин, умеющий вести стол. Это в традиции — он умел пить, и это важно. Причем, застолья, которые вел Евгений Максимович, были весьма хлебосольные, никогда не было скандалов и прочей чепухи.

«СП»: — На его малой родине такое, действительно, не приветствовалось…

— Да, это был скорей процесс получения радости от жизни, что характерно для Грузии, где он родился. Он вообще был щедрым человеком — кавказцем (в лучшем смысле этого слова) с большой еврейской составляющей. С характером человека, который не является жлобом, что свойственно для мужчины, выросшего в Грузии. И всегда был очень преданным другом.

«СП»: — То есть он не был «человеком в футляре»?

— Нет, конечно. Он был открытым и вполне душевным человеком, который знал свое место и положение. И с ним считались. Но при этом максимально открыт. Абсолютно все, с кем строился и создавался Институт Ближнего Востока, — это либо сотрудники Примакова, либо его ученики, либо те, кто с ним полжизни проработал в разные периоды в Академии Наук или разведке.

Молодое поколение наших сотрудников, коллег и экспертов — они уже не застали активной деятельности Евгения Максимовича. Тем не менее, в системе Института нам удалось сохранить все, что Примаков строил и создавал.

«СП»: — Как складывались его отношения с родными и близкими?

— Евгений Максимович был замечательным семьянином: он очень трогательно заботился о своих близких. И потрясающим отцом и дедушкой. Но главное — его дети и внуки не были блатными — ни-ко-гда! Даже подумать нельзя о ситуации, при которой они бы оказались в рядах золотой молодежи. Это сильно отличало их от детей членов Политбюро — я о сегодняшних и не говорю.

«СП»: — Многие говорят о его кристальной честности, о том, что к нему не прилипало ничего отрицательного.

— Он был большим боссом. Но пойдите и найдите-ка его в списке «Форбс». Воспользовался ли он хоть раз своим положением премьер-министра, министра иностранных дел или главы разведки для того, чтобы набить себе карманы? Был ли у него хоть какой-нибудь скандал, связанный с финансами? Нет, никогда! Его никто даже не пытался в этом обвинить. Именно поэтому он был нетерпим к людям того типа, который представлял, например, Борис Березовский. Между ними шла настоящая война, в которой Березовский, к сожалению победил. Но что теперь поделать — Примаков ушел в отставку, потом занимался другими делами. Все это очень напоминает фразу Фаины Раневской: «Боже мой, какая я старая — еще помню порядочных людей». И в личной жизни он был порядочным человеком.

«СП»: — Был ли он человеком осторожным?

— Могу сказать, что не очень осторожные люди никогда не занимали высоких постов и не делали карьеры.

«СП»: — Каким его можно было охарактеризовать в качестве государственного деятеля?

— Он был человеком империи. И в этом плане делал карьеру так, как ее в империях и делают — жестко и достаточно твердо идя по выбранному пути. И сочетая это с абсолютным византийством. Поскольку что в советские годы, что в нынешние занимать высокий пост при дворе (а характеризовать это можно терминами именно такими) без гибкости и умения вовремя замолчать нельзя. Но при этом в обычной человеческой обстановке он был очень любим всеми, кто был с ним знаком. Да, он был жестким, но другими руководители не бывают. Однако жестоким он не был. Он не был ни националистом, ни ксенофобом, иначе бы не смог заниматься Ближним Востоком.

«СП»: — Не был ли он идеалистом?

— Евгений Максимович прекрасно понимал окружающий мир и отдавал себе отчет в том, что тот из себя представляет. Но идеалистом он, безусловно, не был. У него не было, скажем, никаких иллюзий как насчет Саддама Хусейна, так и по поводу того, что будет после него. И он был человеком, который ни к кому особенно не подлаживался.