ГКЧП навсегда

Судя по всему, двадцать вторая годовщина августовских событий 1991 года будет отмечаться в России без особой помпы.

Старшее поколение не любит вспоминать странный «августовский путч», думаю, из-за смутного ощущения разочарования и досады: сколько было надежд, и все пошло прахом. А для молодежи ГКЧП — такая же седая история, как, скажем Февральская революция 1917 года.

Между тем, в августе 1991 года действительно решалась судьба страны на десятилетия вперед; решалась, да так до конца и не решилась, повисла в воздухе огромным — в одну шестую часть суши — знаком вопроса.

Что будет здесь, на бескрайних просторах Евразии: новая империя, конгломерат независимых государств или нескончаемый распад и хаос?

Сформируется ли новый устойчивый общественно-экономический строй, или еще не одному поколению предстоит вариться в протоплазме недоношенного госкапитализма, с сильным феодальным душком?

Наконец, установится ли здесь стабильный политический режим с устойчивыми демократическими институтами, или так и будет веками раскачиваться российский политический маховик, бросающий общество из авторитаризма в хаос?

Внятного ответа на эти вопросы, поставленные еще в августе 1991 года, кажется, еще никто не знает, хотя многие пытаются заглянуть за исторический горизонт.

В августовских событиях я участвовал довольно активно, хотя, может быть, и не так рьяно, как некоторые мои товарищи по движению «Демократическая Россия», к которому я тогда еще принадлежал.

В то время я был народным депутатом, членом Верховного Совета пока еще РСФСР (РФ появилась в декабре того же года), членом Комитета по вопросам экономической реформы и собственности и убежденным демократом.

Для некоторых моих друзей и знакомых слово «демократ» — «демок», по известным причинам, стало потом почти ругательством. Согласен, определенные основания для этого имеются, и все же, я не только не стыжусь своего прошлого, но и сегодня исповедую демократические взгляды. Другое дело, что демократическое «зерно», за прошедшие десятилетиями настолько заросло «плевелами» либерального экстремизма, что отделить одно от другого уже не просто. Но придется, иначе у нас в России ничего путного не получится.

Так вот, в августе 1991 года я, как правоверный «демок», разумеется, решительно выступил против ГКЧП. Хотя, говоря честно, некоторые сомнения в политике Ельцина и его команды у меня к тому времени уже появились. Связаны они были, в первую очередь, с так называемой «войной законов», очевидно, преследующей только одну задачу - «выбить стул из-под Горбачева». А то, что это разрушало экономику, никого не волновало.

Но, как мне казалось, это был еще не повод, чтобы поддерживать ГКЧП.

У меня часто спрашивают, а как бы я поступил сегодня, если бы мне представилась фантастическая возможность снова вернуться в август 1991, но с нынешним опытом и знаниями? Как повел бы я себя в такой ситуации?

В конце статьи я постараюсь ответить на этот вопрос, а пока попробуем разобраться в том, что же это было за явление такое — ГКЧП — с исторической точки зрения?

Какие социально-политические силы, какие исторические тенденции схлестнулись тогда на московских улицах, кто вышел победителем, и что из этого получилось?

Сразу оговорюсь, что я не сторонник конспирологических теорий, и потому самое простое и популярное объяснение («это все придумал Черчилль в восемнадцатом году»), без колебаний вывожу за скобки нашего разговора.

Нет, ребята, всю эту кашу мы сами заварили, нам ее и расхлебывать.

Попытаемся крупными мазками, без лишних подробностей, набросать схему расстановки основных социальных сил в стране на то время.

Старые советские страты находились уже в состоянии полураспада: номенклатура, хотя формально все еще состояла в КПСС, но уже не подчинялась партийной дисциплине и стремительно расползалась по национально-республиканским и профессионально-отраслевым квартирам.

Рабочий класс, все еще очень многочисленный и «какбыактивный» (шахтерские стачки и пр.), в своем большинстве занимал выжидательную позицию, но уже начинал понемногу люмпенизироваться и готовится к карьере челночников.

Тогда еще колхозное крестьянство, только к концу 70-х годов очухалось после стресса коллективизации, ужасов войны и нищеты послевоенного восстановления. Но все его живые силы высасывал продолжающийся процесс урбанизации. Оставшийся в деревне «арьергард» потихоньку спивался.

А вот интеллигенция, особенно техническая, сгруппированная вокруг многочисленных НИИ и КБ и превратившаяся на волне научно-технической революции в одну из самых многочисленных и организованных страт советского общества, несмотря на растущие экономические трудности, еще не почувствовала, что скоро ей предстоит исчезнуть «как классу». Именно из этого слоя и рекрутировались многочисленные «прорабы» демократических реформ и национальных суверенитетов.

Большую активность проявляла и нарождающаяся буржуазия: бывшие цеховики, превратившиеся в кооператоров, фарцовщики, спекулянты, жулики всех мастей, уголовные авторитеты и сообразительные комсомольские активисты, раньше всех сообразившие, куда ветер дует.

Не терялись и «красные директора», быстро научившиеся извлекать выгоду из управленческого хаоса и политической нестабильности.

Их совместными усилиями процесс приватизации был фактически запущен задолго до его официального старта.

Нетрудно догадаться, на кого опирался Ельцин и его команда: перестроечная интеллигенция, протобуржуазия и республиканская номенклатура, заинтересованная в освобождении от оков союзного государства.

А на какие социальные силы надеялся опереться ГКЧП?

Перечень официальных документов, оставшихся после ГКЧП, не так уж велик, что неудивительно, эта структура просуществовала всего четыре дня (18−22 августа), вот основные: «Заявление Советского руководства», «Обращение к советскому народу», Постановления Государственного комитета по чрезвычайному положению ГКЧП СССР.

В первом содержалось заявление о передаче полномочий президента СССР от Горбачева к Янаеву («В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачёвым Михаилом Сергеевичем, обязанностей Президента СССР») и содержалось довольно расплывчатое обоснование необходимости введения в стране чрезвычайного положения («В целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса»).

Есть там и ссылка на результаты референдума о сохранении СССР, но вот, пожалуй, и все.

В постановлении № 1 речь шла, главным образом, об организационных мерах по обеспечению режима ЧП; расформировывались «структуры власти и управления, военизированные формирования, действующие вопреки Конституции СССР», приостанавливалась деятельность партий и общественный организаций, «препятствующих нормализации обстановки», запрещались демонстрации и забастовки и вводилась цензура в СМИ.

Несколько более содержательно «Обращение к советскому народу».

В нем констатировалось, что Горбачевская перестройка зашла в тупик (что, в целом, соответствовало действительности), экстремистские силы взяли курс не ликвидацию Советского Союза, «Кризис власти катастрофически сказался на экономике», ну и, конечно, «наступление на права трудящихся», пропаганда безнравственности и сожаления об утрате авторитета в мире.

Далее, ГКЧП обещал искоренить пороки и исправить недостатки, преумножив достижения.

Читая этот документ сегодня, невозможно отделаться от странного чувства, что речь идет не о событиях более чем двадцатилетней давности, а о сегодняшнем дне — достаточно заменить «Советский Союз» на «Российская федерация».

Все проблемы налицо!

Это, как минимум, свидетельствует о том, что системный кризис, поразивший нашу страну более двух десятилетий назад, все еще не преодолен. И неизвестно, справится ли с ним общество в обозримом будущем.

Но какие рецепты лечения болезни предлагали лидеры ГКЧП? Кроме чрезвычайщины, разумеется, которая, по определению, не выправляет, не лечит, а лишь замораживает ситуацию?

Поразительно, но факт: в тексте обращения нет внятной программы выхода из кризиса.

Более того, не содержится в нем и четкой оценки политики «перестройки», нет и внятной идеологической составляющей. Авторы документа ни разу не использую такие слова, как «коммунизм», «коммунистический», «социализм», «социалистический». Даже о КПСС не идет речь.

Избегают они и упоминания общенародной собственности (вообще понятия «собственность»), предпочитая говорить о «многоукладной экономике».

Единственная уступка левым настроениям, содержащаяся в «Обращении», двусмысленный пассаж: «Каким быть общественному строю, должен решать народ, а его пытаются лишить этого права».

Нет и традиционной для коммунистов (а все члены ГКЧП были членами партии) апелляции к рабочему классу и его интересам.

Короче говоря, это совсем не «Коммунистический манифест», скорее, наоборот — программа постепенной капиталистической реставрации, правда, в отличие от Ельцинской, предполагавшая сохранение единства страны.

Кто бы спорил — задача благородная! И, уже в силу одного этого, члены ГКЧП заслуживают уважения и народной памяти.

Но к кому они обращались? К «Советскому народу», который едва ли когда-либо существовал как единое целое, а уж к 1991 году и вовсе превратился в конгломерат враждующих национальных и социально-политических группировок.

На чью поддержку они могли рассчитывать? Армии, спецслужб?

Но даже среди силовиков обращение ГКЧП было встречено без энтузиазма.

Недаром солдаты генерала Лебедя братались с москвичами, а командование легендарной группы «Альфа» отказывалось действовать без письменного приказа.

В этой связи мне вспоминается разговор с генералом Шебаршиным, состоявшийся 22 августа в его кабинете на Лубянке. Леонид Владимирович был только что назначен и.о. председателя КГБ СССР (после ареста Крючкова).

Оказался я там по простой причине: в Москве ходили разговоры о том, что толпа противников ГКЧП собирается штурмовать штаб-квартиру КГБ на Лубянке, и Руслан Хасбулатов попросил меня и еще нескольких депутатов взять ситуацию под контроль.

Шебаршин встретил нас приветливо, пригласил в свой кабинет, угостил чаем, охотно отвечал на все наши вопросы. Просидели мы у него несколько часов и ушли только тогда, когда убедились: никаких эксцессов уже не будет.

А разговор вышел очень интересным: о разведке, о политике, о будущем России.

Кроме прочих, я задал ему вопрос: почему части КГБ СССР не предприняли штурма Белого Дома, ведь (как мы тогда считали), ГКЧП такой приказ отдал.

Леонид Владимирович улыбнулся и спокойно ответил, что если бы приказ о штурме Белого Дома поступил по всей форме, в запечатанном конверте, из рук фельдъегеря, он немедленно был бы выполнен. «Мы люди военные», — добавил он. А сил и средств для штурма было более чем достаточно. Кстати, Шебаршин говорил тогда о некоем усыпляющем газе, который можно было использовать для этой цели. Об этом разговоре я вспомнил после штурма концертного зала на Дубровке, впрочем, сейчас речь не об этом.

Но устные распоряжения членов ГКЧП никто выполнять не собирался, не нашлось среди офицеров КГБ СССР таких энтузиастов. А письменный приказ Крючков подписать не решился.

Вот так делается история.

ГКЧП просуществовал всего четыре дня и бесславно капитулировал. Но он никого не расстрелял — расстрелы из танков — это уже потом, через 2 года, именно Ельцин развяжет гражданскую войну в отдельно взятой столице.

Потом началась такая вакханалия торжествующих победителей, которую я вспоминаю с глубоким отвращением.

Между прочим, именно отвратительное поведение Ельцина и его ближайшего окружения после ликвидации ГКЧП, глумление над Горбачевым, над союзными органами власти заставило меня впервые всерьез задуматься о том, что за человек оказался в эту критическую эпоху во главе России. Вскоре я пришел к выводу, что Ельцин представляет для страны и народа несравненно большую опасность, чем Горбачев. Но об этом как-нибудь в другой раз.

Тем не менее, я глубоко убежден, что ГКЧП даже теоретически не способен был вывести страну из кризиса. Отдавая должное личному мужеству Янаева, Крючкова, Язова, Пуго и других членов Комитета, приходится признать, что они не имели никакой стратегической линии, альтернативной «перестройке». Судя по всему, они собирались продолжить политику Горбачева без Горбачева, «перестраивать», но медленнее, аккуратнее, без «забегания вперед».

А общество в то время торопилось «вперед — в сверкающий супермаркет капитализма».

И единственное, что, на мой взгляд, сулила нам совершенно невероятная победа ГКЧП — это репрессии и кровь, которые все равно не остановили бы распада державы.

В нашем обществе не было сил, способных повернуть вспять процессы дезинтеграции.

Окончательно это выяснилось в октябре 1993 года.

На мой взгляд, таких сил в России нет еще и сейчас.

Именно поэтому предложенная Владимиром Путиным политическая повестка Евразийского Союза вызвала в народе не энтузиазм, а апатию и раздражение.

Нам бы Российскую Федерацию не растерять!

Единственное, что членам ГКЧП удалось сделать — это сформулировать вопросы, ответ на которые не смогли дать ни они сами, ни Ельцин, ни Путин 1, ни Путин 2.

Но найти эти ответы все равно придется, причем в самое ближайшее время.

Фото: Алексей Федосеев/ РИА Новости