Русское сердце

На территории ЛДНР состоится референдум о вступлении народных республик в состав Российской Федерации. Такая прошла информация. Мельком, не слишком масштабно. И её, в общем-то, не слишком поддержали ни с той, ни с другой стороны.

Однако новость эта — то, что она обещает — крайне важна. Прежде всего, для людей Донбасса. Тех, кто живёт, выживает на территории ЛДНР. Эта новость для них — благая весть, надежда на окончание ада, шанс на то, что жизнь наладится и станет нормальной. А, может быть — хочется верить, — даже чуть лучше.

Я был в Донецке на первых протестных митингах. Они начались, когда Евромайдан восторжествовал. Я был там, на площади Ленина, где напротив памятника вождю чуть позже стоял «Запорожец», раскрашенный в цвета российского флага. Я шёл по улице Артёма в толпе, а над ней реяли триколоры. Толпа скандировала: «Россия, Россия!». Вот как оно было.

Слышали ли мы тогда реальный голос Донбасса? Вопрос спорный, к тому же ответкой на него всегда можно бросить: а стал ли Евромайдан голосом всей Украины? Революцию не делают массы — их творит группа радикальных, уверенных в себе и своих идеях лиц.

Но то, что сердце Донбасса, было русским — это факт, отрицать который не стали даже преданные украинской национальной идее товарищи. Русское сердце, бьющееся в теле советской действительности.

Неслучайно Луганск хотели назвать Далеградом. В честь великого русского учёного и писателя — он здесь родился — Владимира Даля. Достаточно было приехать сюда, чтобы убедиться в том, какова местная самоидентификация.

Да, искусственные конструкты, големы можно возродить заклинанием — в данном случае красным, — но при этом надо понимать, что с ними делать дальше. Если в принципе что-то делать.

Я запомнил следующий эпизод. В конце апреля прошлого года. Администрации уже были захвачены. На окнах, стенах висели таблички с антифашистскими лозунгами. На площади толпились люди, на экране вещал один из российских федеральных каналов. Я стоял в Донецке перед захваченным зданием администрации, а какой-то бородатый человек объяснял группе из 20−30 человек, почему сейчас невозможно вступление в состав Российской Федерации. Люди расстраивались, испускали протяжное «у-у-у» и вообще были крайне недовольны. Однако после бородач надавливал и говорил: «Но это пока, а вот потом…»

Всякий раз, когда я приезжал в Донбасс, израненный, обескровленный, я видел, как люди ждали этого прекрасного, чудодейственного «потом». Мы знаем, хоть и не всегда говорим об этом в голос: ЛДНР их не устраивает. Они, живущие здесь, хотят в Россию, верят в Россию. Туда они и хотят.

Не все, конечно. Но чтобы все — так не бывает. Даже в Крыму.

И я не хочу оправдывать происходящее. Ни в коем разе. В этой братоубийственной войне — жесточайшей в своей бездарности — я ни на чьей стороне. Мои глаза, моё сердце устремлены, прежде всего, — и только — в сторону простых мирных людей. Тех, кому достаётся больше всего.

Я общался с ними там. И в лагерях для беженцев. И в городах России и Украины. Большая часть из них говорила о том, что они пошли на майский референдум, веря, что рано или поздно станут частью Россией. Это — правда.

Правда, неприятная для Украины. Правда, создающая трудности для России. Но так есть. И от этого не уйти. Пока данное желание не будет реализовано — бойня, заключённая в формат «новой войны» (по Мари Кальдор), будет продолжаться. Или пока не состоится полная и окончательная зачистка. И это следствие не украинской оплошности или российского вмешательства, но наследие странного, смутного прошлого.

Они родились с русским сердцем. И быт их — подчас варварский, подчас кровавый, а подчас, наоборот, заставляющий восхищаться — не смог заглушить его биение, его ритмы. Они питали этот непонятный для многих донбасский мир.

Казацкие кулаки могут бить в грудь, где на одной стороне вытатуирован трезубец, а на другой — портрет Степана Бандеры, или станут звучать спокойные, рассудительные голоса о том, что Украина едина, цельна, сильна, но донбасского отпочкования не изменишь. Я и сам сторонник единой краины — она нужна и украинцам, и россиянам, и всей Европе для нормальной, стабильной жизни, — но нельзя колотить молотком, а потом кувалдой по вазе, чтобы в итоге склеить её. Так не бывает.

В Донбассе сделано много ошибок. И с той, и с другой стороны. В Донбассе чёрное смешалось с белым, и, по сути, остался один лишь цвет — серый. С вкраплениями красно-коричневого. Но неизменным, похоже, остаётся одно — желание людей, рождённое в русском сердце. И пусть это звучит идеалистично, но пришло время услышать мнение именно этих людей. Разбитых, задавленных, униженных и оскорблённых. Они — и только они! — должны решить судьбу части Донбасса.

Референдум в данном контексте — не нечто фантастическое, сложносочинённое, но действенное воплощение коллективного сознательного и бессознательного. Это голос тех, кто будет думать не только разумом, но и, прежде всего, сердцем.