Крах российской демократии был предсказан сорок лет назад

«Я не сомневаюсь, что эта великая восточнославянская империя, созданная германцами, византийцами и монголами, вступила в последние десятилетия своего существования. (1969, город Москва — деревня Акулово)».

Называлась брошюра «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» Ее издали на Западе в 1970 году.

«Прочитал ее до отъезда из Союза, она ходила в Самиздате и вызвала сенсацию в интеллигентских кругах, — вспоминает сегодня мой добрый друг Владимир Фрумкин, музыковед, теоретик бардовской песни, журналист, 18 лет проработавший обозревателем „Голоса Америки“. — Поразила аналитическая часть, где автор ставил диагноз системе… А вот предсказание скорого краха СССР вызывало сильные сомнения. Столь скорый конец власти казался немыслимым».

В семидесятые началась третья волна эмиграции. Уезжали, прощаясь навсегда. Люди, разделенные двумя мирами, все равно что умирали друг для друга. Никто не сомневался, что существующий порядок несокрушим, вечен. И, приехав туда, эмигранты рассказывали наивным европейским и американским интеллектуалам (некоторые из них тешились марксистскими идеями), что такое тоталитаризм коммунистического толка.

Павел Литвинов, один из восьми, вышедших в августе 1968 года на Красную площадь с протестом против вторжения в Чехословакию, высказался о прогнозе Амальрика, пожалуй, категоричней всех: «Даже Бог не думал, что он доживет до времени падения коммунизма». Впрочем, и на Западе не обольщались. Эссе Амальрика там приняли как «блистательную литературу».

Кто оказался прав? Теперь мы знаем.

Блистательный Андрей Амальрик при земной своей жизни, увы, не узнал.

Арестованный в 1970 году, в последнем слове на суде он говорил: «Ни проводимая режимом „охота за ведьмами“, ни ее частный пример — этот суд — не вызывают у меня ни малейшего уважения, ни даже страха. Я понимаю, впрочем, что подобные суды рассчитаны на то, чтобы запугать многих, и многие будут запуганы, — и все же я думаю, что начавшийся процесс идейного раскрепощения необратим».

Его приговорили к трем годам лагерей. Затем, сразу же в день окончания срока — новый процесс и еще три года, замененные после кассации ссылкой. В 1976-м эмигрировал, а в 1980-м сорокадвухлетний Андрей Амальрик погиб в автокатастрофе. Вторая его книга — «Записки диссидента» — вышла после смерти.

Сбывшиеся пророчества — обоснованные или спонтанные — всегда загадка и удивление.

А ведь Амальрик считался еще и «диссидентом среди диссидентов» (определение Павла Литвинова). Да, он предрекал гибель коммунистической власти, но исключительно вследствие саморазрушения, внутренней порочности, бездарности и неспособности, усугубленной неминуемой войной с Китаем (здесь Амальрик, к счастью, ошибся). А вот в самих диссидентов, в успех демократического движения — не очень верил.

Мы теперь знаем — после разрешенных свобод и реформ Михаила Горбачева возникла вроде бы мощная волна демократического движения, СССР рухнул, к власти пришли новые люди, кумиры тех, кто, не отрываясь, смотрел прямые трансляции со съездов народных депутатов. И знаем, чем кончилось. То ли предали нас наши демократические вожди, продали за чечевичную похлебку чистогана, то ли не удержали власть, то ли мы их не поддержали, не проконтролировали, не призвали к ответу…

А теперь прочитаем Амальрика: «Хотя в нашей стране уже есть социальная среда, которой могли бы стать понятны принципы личной свободы, правопорядка и демократического управления, которая в них практически нуждается… однако в массе эта среда столь посредственна, ее мышление столь „очиновлено“, а наиболее в интеллектуальном отношении независимая ее часть так пассивна, что успехи демократического движения, опирающегося на этот социальный слой, представляются мне весьма проблематичными».

Сейчас в России ситуация, конечно, более сложная, нежели в СССР последних двух десятилетий. Прежде всего, духовное и душевное, морально-психологическое и политическое состояние средних и низших слоев населения. Например, узнай вдруг советские люди, что у начальства зарплаты в пятьдесят раз выше, чем у них… — бунт был бы неминуем. Напомню: разговоры о пятикомнатной квартире первого секретаря обкома вызывали глухой ропот… Да и начальство не представляло себе иной жизни, довольствовалось мелкими привилегиями. Нынче считается само собой разумеющимся, что губернатор живет в загородном дворце с павлинами, а директор, глава фирмы — долларовый миллионер с «положенными по штату» заграничными банковскими счетами и владениями.

Тем не менее, несмотря на все перемены, аппарат государственного управления остался таким же. Обратимся снова к Амальрику:

«Получив власть, превосходно умеют ее удерживать в своих руках, но совершенно не умеют ею пользоваться… Режим считает себя совершенством и поэтому сознательно не хочет меняться ни по доброй воле, ни, тем более, уступая кому-то… По-видимому, мы уже достигли той мертвой точки, когда понятие власти не связывается ни с доктриной, ни с личностью вождя, ни с традицией, а только с властью как таковой: ни за какой государственной институцией или должностью не стоит ничего… В теории, она может продержаться очень долго, отделываясь самыми незначительными уступками и самыми незначительными репрессиями».

Да, все авторитарно-бюрократические режимы одинаковы. Тем более, если они в одной стране, на одной территории. Симптомы абсолютно схожие.

Но выводы Амальрика в отношении советского режима и Советского Союза применимы только к нынешней власти, к бюрократии. А к стране, к России — нет. Неприменимы.

Советский Союз держался на тогдашней партийно-бюрократической системе. Рухнула система — рухнула страна.

Да, государственное управление и сам кадровый состав российской бюрократии ничтожны, убоги по сравнению с советским. Советский партийно-хозяйственный актив часто выглядел кондово, однако добивался определенных результатов (в рамках того тупикового экономического механизма, разумеется). Нынешние — лощеные, в костюмах от-кутюр, свободно говорят по-английски… вот только в управлении — полное отсутствие каких бы то ни было успехов. Казалось бы, это крах страны.

Но Россия — не Советский Союз, Россия не тождественна правящему политическому режиму, у России совсем другой фундамент и совсем другой потенциал прочности.

Я видел Амальрика в Тарусе летом 1975 года. В советские времена всем «отщепенцам», репрессированным, отбывшим срок, разрешалось поселяться не ближе, чем за 100 километров от Москвы. В народе их иногда так и называли: «Стопервые». Таруса, маленький городок на Оке, волею истории и судьбы стала прибежищем так называемых антисоветчиков. Амальрик приезжал к Александру Гинзбургу (тогдашнему распорядителю солженицынского фонда помощи политическим заключенным, Гинзбург работал дворником в доме отдыха трудящихся имени Куйбышева), задержался у нас в городе на несколько месяцев. Моложавый и красивый, несмотря на 6 лет лагерей и ссылки. Понятно, потомственный интеллигент, элегантно-изящный даже не по-столичному, а как-то по-особому. Гинзбург, хоть и ходил в диковинном для Тарусы джинсовом костюме, по виду был все же свой, ну… московский. К московским мы были привычны — летом их чуть ли не больше, чем тарусян. Амальрик же… Если передать первое ощущение, то оно выразится одним словом: «Нездешний».

Справка «СП»:

Амальрик Андрей Алексеевич (1938—1980), общественный деятель, публицист, участник диссидентского движения в СССР, подвергался арестам в 1965 и в 1970 (за публикацию на Западе книги «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года», 1969). С 1979 в эмиграции, погиб в Испании в автокатастрофе. Похоронен на кладбище Сен-Женевьев-де Буа в Париже.