Трехэтажная жизнь

У первой очень плохо работают ноги, у второй — руки. Зина и Антонина познакомились во Всеволожском доме-интернате, куда сдали себя сами, чтобы не быть обузой для родственников, и теперь помогают друг другу

Антонина Григорьевна и Зинаида Георгиевна живут вдвоем в небольшой комнате Всеволожского дома-интерната для престарелых и инвалидов. Антонина — в сиреневой водолазке, широких темных брюках, в больших коричневых ботинках; у нее короткие седые волосы, обрамляющие крупное лицо, уверенный голос и задорный смех, иногда похожий на утиное гоготание. Зинаида совсем маленькая, она одета в розовую спортивную кофту, леггинсы и розовые тапочки; кроткие взгляд и улыбка дополняют тихую и немного невнятную речь. У первой очень плохо работают ноги, у второй — руки. Они помогают друг другу в быту и как могут обустраивают свое жилье. На стенах их комнаты висят репродукции пейзажей и вышитые бисером бабочки (подарок родственников Зинаиды), а на комоде ровной стопкой уложены книжки, сканворды соседствуют с Чеховым и «Несвятыми святыми» архимандрита Тихона. Занавески украшены бантиками из ткани и бумажными бабочками.

***

Доехать до Всеволожского дома-интерната из Петербурга просто: 40 рублей, не больше часа на маршрутке — и вы на месте. Никакого города здесь уже нет, только деревья, поле и пыльная дорога. На огороженной территории размером с футбольное поле стоит трехэтажное кирпичное здание — тут живут инвалиды и пожилые люди. От здания расходятся несколько дорожек, мимо кустов, яблонь, памятника ветеранам Великой Отечественной, небольшой сцены и спортивной площадки. Все это обнесено забором с относительно свежими рисунками ко Дню Победы и полустершимися изображениями животных.

На крыльце, у входа в дом-интернат, греются двое стариков. Один из них — в зимней куртке и кепке — сидит в кресле-коляске. Второй устроился на скамейке, положив руки на трость, он часто притоптывает ногами, будто от холода, и довольно жмурится на солнце, когда оно выходит из-за облаков.

Антонина Григорьевна и Зинаида Георгиевна, как и все, кто может более или менее самостоятельно о себе заботиться, живут на третьем этаже. Жильцам второго этажа часто требуется помощь: они забывают, кто их соседи, или что они тут делают. Наконец, первый этаж — самый тяжелый, тут живут лежачие больные. Весь день они смотрят в потолок и ни с кем не разговаривают.

Мы приходим, когда сотрудницы интерната умывают стариков. В душевой, лицом к окну, сидит женщина; ее голая спина проглядывает из-за кресла-коляски. Пока ее моют, она издает глухой, но громкий звук — будто кто-то хотел крикнуть, но забыл, зачем, и остановился посередине. Мы идем дальше по коридору. C непривычки здесь тяжело дышать, и хочется как можно скорее выйти наружу — тут повсюду «запах старости».

Наталью Владимировну Коровичеву, директора дома-интерната, этот запах совершенно не смущает, она работает здесь уже 13 лет. Она женщина-ураган: везде нужно успеть, все проверить, со всеми переговорить, просмотреть документы и, наконец, выдохнуть, выкурив на крыльце сигарету. Коровичева — высокая женщина с короткой стрижкой, громким голосом и немного истеричным смехом, живет своим интернатом и подопечными. «Моя мама умерла четыре года назад, — вздыхает Коровичева. — С тех пор я поняла, как надо ценить всех этих людей. Всех бабушек и дедушек…» У женщины наворачиваются слезы.

Она быстро берет себя в руки и проводит для нас экскурсию по зданию. Вот розовая столовая и зал, где устраивают концерты для стариков; вот домашний храм (по словам директора, «намоленное место»); вот «соляная пещера», специальная комната с системой реабилитации больных, переживших инсульт; вот комната для отдыха, с мягкими подушками и плюшевым конем; вот компьютеры с выходом в Интернет, которыми учатся пользоваться подопечные; вот зал с тренажерами, которые помогут жителям интерната «встать на ноги». Одни похожи на велотренажеры и помогают больным развивать координацию, заодно укрепляя мышцы. Другой купили недавно, он похож на большую сплюснутую кофемолку и помогает разрабатывать руки.

Наконец Наталья Владимировна доводит нас до двери на третьем этаже. За ней — истории Антонины и Зинаиды.

***

Антонине Григорьевне 73 года, она родилась в поселке Карташевском. В 1944 году погиб ее отец и родился брат. Об отце у нее сохранилось единственное воспоминание: «Родился Лешка. Я помню что-то такое круглое и большое, и там — люди. Как на нарах. Помню, как какой-то военный передо мной садится и протягивает маленький пакетик с двумя подушечками. А я смотрю и думаю: „Как ма-а-ло“. Мне потом крестная сказала, что это было гумно, в соседней с нашей деревне. Батька где-то недалеко в части стоял. И он на сына к нам прибегал посмотреть. Я отца так и запомнила».

«Мама у нас хорошей была, — говорит Антонина Григорьевна. — Правда, однажды так нас с братиком прутом гоняла!»

Мать заболела туберкулезом, когда Тоне было семь. Они с братом в это же время подхватили какую-то простуду, так и лежали все в одном доме. Сын соседки, чтобы как-то помочь больным, решил написать письмо Сталину. «Я тогда слово „Сталин“ в первый раз услышала», — улыбается женщина. Мама Антонины умерла, а детей определили в псковский детприемник.

«Сначала мы с Лешкой жили в одном детском доме. Это было здание посреди лесов и лугов, рядом была речка. Мы вели свое хозяйство, за братом даже закрепили корову. Его, кстати, местная газета с этой коровой как-то напечатала! Как-то я у брата спросила, какое время у него было самым счастливым, и он сказал — в детдоме».

Но в детдоме Тоня заболела полиомиелитом. Почему и как, никто не знает, Антонина говорит, что больше ни у кого полиомиелита не было. «Встала утром, пошла в туалет, шатало от стенки к стенке. А на следующий день до уборной дойти не могла. Попросила у соседа горшок, присела — и уже не смогла встать». После этого Тоню отправили в детский дом для инвалидов под Гатчину. «Тогда я еще ходила, — Антонина с грустью смотрит на свои ноги. — Но с каждым годом все становилось хуже и хуже».

После школы девушка пошла учиться в учебно-производственный комбинат для инвалидов, который закончила мастером четвертого разряда по пошиву верхней одежды. Затем она оказалась в Тосне, где до сих пор живет ее брат с семьей. В совсем маленьком городке Антонина жила в коммуналке с девятью соседями. До пенсии работала в ателье. «Вначале у нас был индивидуальный пошив. А потом у меня была бригада. Потом уже руки устали ворочать, я пошла на платье. Вначале на смотке была, а потом шила. Машинистка делала машинную работу, ученица — ручную, бригадир — размеловку. У нас была мужская бригада верхней одежды, женская верхней и конфекционка. И брючники отдельно были. Сейчас-то уже не так. Все развалилось с этой перестройкой», — говорит Антонина Григорьевна.

В середине восьмидесятых колени у нее стали прогибаться в другую сторону, на одной из ног сделали неудачную операцию. С 1991 года у Антонины Григорьевны на обеих ногах шины и большие коричневые ортопедические ботинки.

Антонина всегда знала, что под конец жизни окажется в интернате. Так она сама для себя и решила.

В 1993 году ей дали квартиру, но в 2009-м она переписала ее на племянника и сдала себя в интернат.

— Я никогда и никому не хотела быть обузой, — говорит она, строго глядя мне в глаза.

— Как же так? Вам ни разу не хотелось завести семью?

— Нет. И детей не хотела я. Да, у меня была когда-то любовь. Это был друг моего брата, молодой и здоровый. Но нет, нет. У него была большая семья, и я не хотела доставлять неудобства. Если б я была на здоровых ногах… Но я не жалею. Никогда их здоровых не будет. Вся любовь проходит. Ерунда это на постном масле…

Антонине Григорьевне хватает любви к своим родственникам — брату и племянникам, которые иногда навещают ее в доме-интернате. «Вы бы видели Егорку, ему скоро два годика будет!»

***

Ее соседка, Зинаида Георгиевна, кротко просит называть себя Зиной: «Так я моложе себя чувствую». Ей за 60 лет, она родилась в Волховском районе, в деревне. У Зины было четыре брата, сейчас жив только один. Зато семь племянников. А еще двоюродные и троюродные братья и сестры. Они нечасто приезжают ее навестить, но периодически звонят.

Зина долго жила с родителями. Отец умер, когда ей было 41, мать — через двенадцать лет: в 90 лет она сломала шейку бедра, и после этого уже не вставала. «Потом восемь лет я жила в нашем доме одна, — вспоминает Зина. — Таскала воду, колола дрова. Все сама делала до поры до времени».

В детстве девочка заболела. После гриппа у нее появились осложнения, «в голову дало». До 16 лет она жила по больницам. Потом она закончила школу, выучилась на бухгалтера и до перестройки работала в туркомпании.

— Вы бывали где-нибудь? Раз работали в туристической отрасли.

— Только один раз в Киеве. И то проездом. Нормальный город, красивый. Знаете, мне почему-то никуда особо не хотелось. Я человек домашний. Да и средств не было, конечно.

Пару лет назад у нее стали отказывать руки, не хватало сил передвинуть даже стул. Зинаида ходила к врачам, но те разводили руками — мол, непонятная болезнь. Только каждый раз сообщали, что она прогрессирует. И она, как и ее подруга Антонина, решила никому не причинять неудобств и попросила в соцслужбе направление в дом-интернат. Сначала ее брат возмущался и кричал: «Это позор! У тебя есть родственники, а ты живешь в интернате!» Но, побывав несколько раз во Всеволожске, он перестал так остро реагировать.

***

Женщины помогают друг другу. Антонина шьет Зинаиде какие-нибудь кофточки, а та бегает за санитаркой или за новостями для подруги — той на костылях сложно передвигаться. Они говорят, что людям надо делать добро, вот и дарят его друг другу. Две женщины — одна крепкая и активная (даже несмотря на ноги), а вторая хрупкая и кроткая — нашли здесь друг друга. Раньше, вспоминают Антонина и Зинаида, они жили с соседками-бабушками, у которых через какое-то время стало совсем плохо с головой. Тогда и поняли, что надо друг к другу подселяться.

Подруги гуляют по территории дома-интерната, решают вместе кроссворды и читают книги. Слушают радио и думают, как бы еще обустроить свою комнату.

— Знаете, сейчас тут красиво. Видели бы вы, как ветки яблонь наклоняются — так много этих яблок сейчас… — улыбается Зинаида.

— Ага. А вот зимой будет посложнее, конечно, — вторит ей Антонина. — Скучно, имею в виду. Но найдем, что делать.

Чего они сейчас больше всего боятся? Наверное, попасть на первый этаж и стать лежачими больными, говорят они. Чего больше всего хотят? Очень просто: «Нам бы снова в физкультурном зале заниматься, да только сотрудница, которая нам там помогала, куда-то уехала…»

Они не чувствуют себя одинокими. Любят племянников, племянниц и их детей. Радуются, когда в интернат приезжают школьники и устраивают представления с концертами. Гордятся и показывают открытки, которые им подарили.

— Как вам вообще живется? — напоследок спрашиваю я женщин.

— Да нормально живется. Хорошо, — отвечают они.

***

Если обойти трехэтажное здание слева, то увидишь скамейку, около которой стоит банка с окурками. А рядом жужжит какая-то большая металлическая коробка, похожая на холодильник. Ко мне подходит сотрудница дома-интерната и тоже закуривает.

— А знаете, что это такое? — спрашивает она, кивая на коробку.

— Нет. Насосы какие-то?

— Ха! Это морг! Современный, оборудованный. Из него потом трупы достают и увозят в город. Вот вчера тут бабушка лежала, совсем недавно умерла. А раньше морга не было, и стариков приходилось просто складывать здесь, пока ждали служб.

— Вы, наверное, уже привыкли к смерти?

— Думаю, да. А как по-другому, когда в год по 25 человек умирает? Да, наверное, привыкла… — говорит женщина и тушит окурок о стекло банки.

Больше всего Антонина Григорьевна и Зинаида Георгиевна любят заниматься в физкультурном зале. Фонд «Нужна помощь» уже собрал почти 650 из необходимых 750 тысяч рублей на покупку тренажеров для подопечных Всеволожского дома-интерната. Вы можете приблизить счастливый финал этого благотворительного сбора, пожертвовав любую, даже самую маленькую сумму, ведь она не просто поможет кому-то укрепить здоровье или восстановить его после перенесенного инсульта, а сделает чью-то жизнь чуточку счастливее.

СДЕЛАТЬ ПОЖЕРТВОВАНИЕ

Сумма Email