«Мягкая сила» Москвы бьет не туда

На днях появилось сообщение, что этим летом во французской Ницце при Свято-Николаевском соборе планируется открыть музей, посвященный императорской России. Событие тесно связано с 200-летием со дня рождения Александра II и поэтому, думается, тематика будет во многом ограничена самой фамилией Романовых. Это не хорошо и не плохо уже хотя бы потому, что это — и есть та «мягкая сила», о которой так много говорят и к которой так редко (и зачастую так неумело) прибегают. Подобную инициативу можно только приветствовать, и большой ошибкой было бы смотреть на нее только как на еще один канал (скорее, учитывая масштаб, канальчик) распыления бюджетных средств. Даже если без этого не обойдется.

Однако более насущной задачей видится создание подобных экспозиций, или музеев, или центров — можно и при православных храмах, можно и при светских представительствах, — в тех странах ближнего зарубежья, что прежде были частью и Союза, и Империи. Обращаясь к прошлому, крайне недальновидно (в прямом смысле) ограничиваться лишь недавней советской историей с известными идеологическими баталиями по поводу. Необходимо отчетливо понимать, насколько глубоко историю 19-го века и далее — имея под боком пример древних укров, — перепахивают те, кто в этом зарубежье занят сотворением национальных идентичностей.

Сплошь и рядом грешат претензией на всеохватность — и при этом тонут в общих фразах и благих пожеланиях. Чтобы подобного не допустить, я рассмотрю только один момент, связанный с историей императорской России, который очень желательно в ближнем зарубежье, используя «мягкую силу» выставок-музеев, всячески прояснять, противостоя мифологии, за которую предмет история в ближнем зарубежье очень часто выдается.

В двух славянских странах Украина и Белоруссия весьма активны те, кто спекулирует на теме униатской церкви. Активны они, конечно, совершенно по-разному, но, преследуя свои политические цели, исходят из почти что одинаковых посылов, так что для нас интерес представляет именно «академическая» аргументация того, почему Брестская уния 1596 года была событием «прогрессивным». Из такой ее трактовки исходят и политические деятели прозападной направленности, что понятно, но также и некоторые историки, претендующие на серьезность и неангажированность. Развернуть по линии того же минкульта программу, посвященную вопросу навязывания церковной унии простому народу привилегированными сословиями тогдашнего Великого Княжества Литовского (уже состояло в подчинительном союзе с Речью Посполитой), ориентированными на католичество, представляется делом не менее важным, чем, скажем, противодействие фальсификации истории ВОВ. Ведь, в конечном счете, здесь мы также имеем дело с фальсификацией истории, а недооценивать роль религии в истории или, хуже того, считать ее «надстройкой» над «базисом» — значит, самому не видеть предпосылки очень и очень многих исторических событий.

Заинтересованными лицами часто заявляется, что создание в результате Унии Греко-католической церкви на землях современных Белоруссии и Украины было гигантским шагом к тому, чтобы соответствующие народы получили свою национальную и даже государственную (в ВКЛ) церковь — на манер Англиканской. Попутно, будто забывая про тезис о своей национальной, но также все-таки и государственной, церкви, проводится побочная мысль о том, что Православная церковь Московии (и никак иначе!) была почти что рабски подчинена московским правителям (то есть была государственной), а потому ее вообще следует рассматривать не как религиозную организацию людей, а как административную функцию государства.

Кроме того, все эти сознательные и политически грамотные современники традиционно приписывают себе право если не говорить от имени культурных деятелей той исторической эпохи, то, во всяком случае, пользоваться их именами как доказательством того, насколько культурны, развиты и вполне по-европейски цивилизованны были их земли, пока на них не позарилась азиатская Московия.

То же, что такие действительно достойные деятели, как Симеон Полоцкий, охотно принимали приглашения с Востока (от братьев по вере!) и не смотрели при этом на кого-либо свысока, их, по-видимому, нисколько не смущает. Напротив, для их мифологем годится всё: и Уния — это прогрессивно по отношению к Православию, и православный Симеон Полоцкий, обучавший детей царя Алексея Михайловича, — это доказательство априори культурного превосходства над православными Московского царства.

Очень часто поминается и московский первопечатник Иван Федоров, переехавший по неизвестным нам причинам (не исключено, что и личного, как бы сейчас сказали, характера) на территорию ВКЛ — так, как будто одно это показывает отношение невежественных московитов к культуре. При этом бездоказательно утверждается, что его чуть ли не выгнали (депортировали), а типографию, где он трудился, сожгли, что вовсе не соответствует историческим сведениям.

Все эти и подобные им (по структуре доказательств) измышления нельзя недооценивать, всем им следует противопоставлять исторически зафиксированные, никак не передерганные и не искаженные в угоду сиюминутным задачам факты. Это и должно быть целью «мягкой силы»: говорить с людьми на спокойном и вдумчивом языке культуры — в противовес языку тех, кто превращает людей в управляемую толпу, в сборище потребителей истерических лозунгов. Но распыляться также незачем.

В Ницце будет музей императорской России, вероятно, с акцентом на личность Александра II, — весьма хорошо. Но Франция далеко, а думать в первую очередь нужно о тех частях исторической России, которые в наши дни всячески окучивают своими фондами ее цивилизационные противники.

В том же Киеве уже немыслимо и думать организовать хотя бы экспозицию, связанную с Россией — хоть советской, хоть царской. В Минске все обстоит иначе, и этим надо пользоваться, а не успокаивать себя тем, что союзник никуда не денется. Я указал одно из возможных направлений, но на самом деле их много больше, война с Наполеоном и белорусские земли в этой войне, например.

Возвращаясь же к исторической правде об Унии, отмечу, что не следует думать, что это было давно и теперь уже не актуально. «Мягкая сила» служит задачам наших дней, но питается она от мощи всей предшествующей отечественной истории, а потому и может быть, при грамотном ее использовании, очень эффективна.

Отказываться же от ее применения в конкретных Белоруссии и Украине — значит, отходить в сторону и предоставлять полную свободу тем, кто на каждом шагу и в каждой своей методичке орет об угрозе русификации, подкрепляя это историческими сведениями (перевернутыми с ног на голову). Об ополячивании, кстати, от них же услышишь редко-редко, вскользь и даже чуть ли не с оправданием поляков. Наверное, потому, что они (поляки) западнее и уже потому цивилизованнее.

Симеон Полоцкий поехал в Москву по приглашению царя, а после стал педагогом его детей? Печатник Иван Федоров последовал в обратном направлении — не в результате какого-то мнимого на себя гонения, а по собственной воле и размышлению? Прекрасно, пусть российское посольство в Минске или какой-нибудь Дом Москвы там же организуют тематическую экспозицию, которая расскажет о деятельности этих достойных людей, что и послужит лучшим опровержением бредней, несомых отдельными бойкими «публицистами» про «белорусов, которые просвещали нецивилизованных россиян».

Есть лишь одно непременное условие «мягкой силы»: нельзя подменять, как это делается в большинстве истерических лозунгов, обращающих людей в толпу, исторические реалии дней минувших реалиями дней сегодняшних. На материале этой статьи: в наши дни подобная церковная уния действительно означала бы прежде всего национальную церковную автономию, пусть и с понятным политическим подтекстом, — но тогда, когда она была заключена (1596 год), она являла собой исключительно политическую и даже цивилизационную манифестацию, учитывая роль религии в те века. По этой же причине (соответствие исторических реалий) уроженцы территории современной РБ вроде Симеона Полоцкого были в первую очередь православными, а не белорусами, если подобный термин в его современном значении, которому полтора века от силы, вообще к ним применим. И, как бы то ни было, ехали они все-таки чаще на Восток, чем на Запад, а уж этого никто из «заинтересованных» исправить не в силах, как бы ему того ни хотелось.

Да, есть факты, но факты научились так перевирать, что надеяться на одно то, что «раз было — так было», не приходится.

Говоря об общем прошлом, мы всё чаще ограничиваемся Советским Союзом, а недруги исторической России копают много глубже — делают правильно, исходя их своих интересов.

Есть такое выражение — развесистая клюква. А что такое «мягкая сила»? Это секатор, по крайней мере, обрезающий куст этой клюквы так, чтобы он не был совсем уж развесистым. Хорошо бы, конечно, и вовсе выкорчевать его, но это дело силы уже совсем другой, далеко не мягкой.

Белоруссия

Постсоветское пространство: Госдума приняла заявление в защиту русского языка в латвийских школах