Игорь Чубайс: Пора вернуться в Россию

Автор единственного учебника по Отечествоведению и фундаментальных исследований о Русской идее, доктор философских наук, родной брат и давний оппонент того самого Чубайса (как он сам говорит, «даже не однофамилец») рассказал корреспонденту «Свободной Прессы», что думает о единстве народа и посвященном этому празднике.

«СП»: — Игорь Борисович, близится День народного единства, но по-прежнему непонятно, кому с кем объединяться?

— Уже не первый год идет дискуссия о том, когда же праздник — 4 ноября или 7 ноября? И зачем поминать это 4 ноября, которое Бог весть когда было? Вспомним историю.

4 ноября — это день начала преодоления смуты. Когда не стало потомков Рюриковича, «почил Бозе» последний бездетный сын Ивана Грозного, тогда прервался этот род и прервался механизм наследования. Госмашина забуксовала. А тут из Польши пришел некто, кто назвался царевичем Дмитрием и поляков пустили в Москву и в Кремль с условием, что они примут православие. Они пообещали, но не приняли его, и это исчерпало терпение русского народа. Было создано народное ополчение, и в 1612 году князь Пожарский с иконой Казанской Божьей Матери вошел в Кремль, изгнав поляков.

Уже в феврале 1613 года был избран новый русский царь, династия Романовых взошла на престол и пошатнувшаяся российская государственность была восстановлена. Госустройство было тогда настолько эффективным и устойчивым, что даже глубинный кризис его не разрушил. И Романовы еще триста лет верой и правдой служили своей стране.

Если уж говорить о единстве, то надо помнить, что народное ополчение в 1612 году соединило многих, тогда не было понятия «нация», люди делились по вероисповеданию. В состав ополчения вошли народы Поволжья, в частности, татары и, конечно, русские, спасшие Москву. А ведь всего за шестьдесят лет до смуты Иван Грозный в тяжелой, кровопролитной битве взял Казань. Однако, выражаясь современным языком, национальная политика, которая проводилась из Кремля, была настолько эффективной, что через шесть десятилетий после этой кровавой бойни за Казань татары испытывали такие же патриотические чувства, как все подданные русского царя.

Опыт народного ополчения поучителен во многих отношениях. Например, Сталин, создавая его в 1941 году для спасения столицы, одновременно его же опасался. Поэтому часть ополченцев не получили оружия, хотя его было с избытком. Сталин не был уверен, что его повернут в правильную сторону. О народном ополчении уместно вспомнить и в нынешней критической ситуации, когда либо Россия победит коррупцию, либо коррупция…

Говоря о нынешнем времени, мы так и не осознали, что в 1917 году пресеклась российская государственность, и мы находимся в состоянии второй смуты — император был убит, церковь разрушена, российские законы отменены, собственность национализирована, сословия отменены и т. д.

«СП»: — Но сейчас власти как раз настаивают на преемственности. Теперь принято считать, и михалковский манифест этому посвящен, что СССР и Святая Русь — одно и то же.

— Вот мы понимаем, что Третий рейх и ФРГ — разные государства. А что тысячелетняя Россия и Советский Союз — совершенно разные и взаимоисключающие государства, до сих пор не всем понятно, а кто-то и пытается морочить людям голову. Вообще о том, что «над русской историей со скрипом, скрежетом и грохотом опускается железный занавес», написал Василий Розанов в 1918 году в работе «Апокалипсис нашего времени». Между Советским Союзом и тысячелетней Россией не только госпереворот 1917 года, но и гражданская война, ГУЛАГ, раскулачивание, расказачивание, депортации, уничтожение офицерского корпуса и так далее… Советский Союз — это не Россия. Когда Михалков в своем манифесте настаивает на преемственности власти, и говорит, что нам нужны «законность и правопорядок», — я бы двумя руками за них голосовал, но тут же возникает вопрос, какая законность? Какой правопорядок?

Александр Второй, который проводил не только крестьянскую реформу, но и правовую, создал совершенно четкую систему, при которой люди из разных сословий чувствовали себя в суде на равных, они понимали, что суд будет справедливый, и решение суда не зависит от того, к какому сословию ты относишься. Это один тип законности и правопорядка.

А большевики, когда захватили власть, в ответ на убийство чекиста Урицкого, объявили красный террор и за три дня без суда и следствия расстреляли 10 тысяч человек. Это самый что ни на есть революционный правопорядок. Но с русским правопорядком и с русской законностью это не совместимо.

Так за какой правопорядок выступает Михалков? Он попросту прячет проблему и на самый главный вопрос не дает ответа… Когда мы поймем, что наше Отечество — Россия, а не СССР, что наша страна стала формироваться в девятом веке, а не под залп «Авроры», тогда и будет понятно, что 4 ноября — это наш праздник. Который, кстати, отмечался в России более трехсот лет.

«СП»: — Меня в этом обсуждении михалковского манифеста, на котором, видимо, часть политического класса хочет строить государственную идеологию, больше всего задевает то, что это выдается за «старинный спор славян между собою». Что якобы перед нами славянофилы и западники. Но ведь это рассчитано на нынешнюю телеаудиторию, которая никаких славянофилов в жизни не читала…

— Что тут возразить? Согласен вполне. Конечно, у нас мощная политическая демагогия, мощная пропаганда существует. Но особенность этой пропаганды в том, что наши власти отказываются определять свою идентичность. Потому что если Советский Союз — не Россия, то возникает вопрос: а кто же мы после распада Советского Союза?

«СП»: — И кто же мы?

— У нас три возможности. Новая Россия может быть новым изданием СССР, есть такие политические силы, и их сторонники, их избиратели. Другой вариант — Россия может отказаться от всей своей истории и бежать за Западом — это постулируют правые партии, за которые голосует полтора человека. А на самом деле нам нужна партия преемственности с тысячелетней Россией. Нам надо, насколько это еще возможно, сохранить и реформировать российские ценности и нормы, что приведет к возрождению страны. Это тот путь, по которому, кстати, пошли все наши соседи — Латвия, Польша, Эстония, Венгрия, они восстанавливают ту государственность, которая была до тоталитарного коммунистического режима.

А Михалков игнорирует эту проблему, он ее как бы не видит. Но, не видя ее, невозможно понять, где твоя родина. И когда соединяется советское и российское — а они несоединимы, — у людей возникает стойкое безразличие ко всему. Можно любить курящих или некурящих, но нельзя делать специализированный вагон для курящих и некурящих одновременно, это абсурд. Нельзя вводить одновременно лево- и правостороннее движение. Либо туда, либо сюда! Но сегодня, когда не определена наша идентичность, наша система ценностей и правил, а соединяется советское и антисоветское, российское и антироссийское, разрушаются все правила.

Два года назад накинулись на Саакашвили и чуть не раздавили его за то, что он хотел впрыгнуть в НАТО, а сегодня говорят, что мы вместе с НАТО должны быть. Это же политика абсурда! Она ведет к бессмыслице, к полному безразличию, к разрушению патриотизма. Вот еще один урок 1612 года: нам нужно понять, где наша страна? В чем наши правила, какие российские правила нужно восстанавливать.

«СП»: — А вы считаете, что есть у нас в обществе такие силы, которые пошли бы по этому третьему обозначенному вами пути?

— Они, конечно, есть, но находятся в условиях мощнейшего давления средств массовой информации, которые запутывают этот вопрос. Как только нам вернули этот единственный русский праздник — День иконы Казанской Божьей Матери, на улицы вышел в самом худшем издании «Русский марш», националисты выбежали на улицы и стали всех запугивать. Я уверен, что руководители марша — люди непонятной ориентации, они говорили в интервью, что все равно Россия распадется, какая разница. Ну и как это можно увязать с патриотизмом? Патриоту сама мысль о том, что его родина перестанет существовать, — невыносима. Это вообще какие-то подставные, покупные люди, которые непонятно чего делают. Нам вернули русскую историю и тут же ее изгадили.

«СП»: — А чем на самом деле для нас важен праздник иконы Казанской Божьей Матери?

— Тем, что он помогает вернуть свои правила и традиции, понять, где твои истоки. Этот вопрос у нас один из самых запутанных. Помните, как в фильме «Калина красная» Егор Прокудин плачет после встречи с матерью: «Это же мать моя! Мать меня не узнала!».

А мы сами нашу мать, нашу Родину не узнаем. Наша Родина — это не Советский Союз, надо это, наконец, понять… Надо вернуться в Россию.

«СП»: — Но все-таки нельзя не согласиться с тем, что сила народа — в единстве. Что силен, жизнеспособен лишь единый народ.

— Но единство народа не в том, что пограничники стоят с автоматами и никого не выпускают, единство — это когда есть общее понимание своей истории, своих ценностей, своих истоков. У нас сегодня очень глубокая болезнь: страна без идентичности, у нас нет общенационального консенсуса по самым ключевым вопросам. Советский Союз — это наше великое достижение или жуткая катастрофа? Сталин — это эффективный менеджер или чудовищный убийца? Мы не разобрались в главных вопросах, и в этой ситуации объявлять единство — все равно, что объединить насильника и трехлетнюю девочку, которую он изнасиловал. Вот она подросла и теперь давайте объявим им единство. Какое единство? Он покаялся? Отсидел? Он вообще наказан? Он осознал? Ничего не произошло.

«СП»: — Вы говорили, что по расчетам Менделеева, русских сейчас должно быть на 450 миллионов человек больше…

— В начале века Дмитрий Иванович Менделеев — первый россиевед, он и ввел это понятие — сделал расчеты после первой общероссийской переписи 1897 года. Получилось, что к 2000 году в России должно быть 594 миллиона человек. А нас сейчас 142 миллиона. Вот эти великие гайдаровские реформы вместе со сталинским коммунизмом лишили нас 450 миллионов соотечественников. Мы потеряли более 5 миллионов квадратных километров нашей территории, это двадцать Англий, мы потеряли 95 процентов наших исторических культурных сокровищ. Это цивилизационная катастрофа. Как писал А. Солженицын, «ХХ век Россия проиграла». Но народ, конечно, с большими потерями, и это выдержал. Значит, сегодня, поняв и осознав что такое Россия, надо стремится к преемству с ней и к ее возрождению.