«Тюремный опыт — целиком отрицательный»

431 день в заключении — татарстанский журналист и писатель Ирек Муртазин, известный как человек, «преждевременно похоронивший Минтимера Шаймиева», покинул колонию-поселение через почти полтора года отсидки.

Напомним, 12 сентября 2008 года Ирек Муртазин разместил в своём блоге запись о якобы последовавшей смерти президента Татарстана. Сообщения о кончине Шаймиева появлялись в блогах и ранее, но именно запись Ирека Муртазина спровоцировала скандал. В тот же день пресс-служба выступила с официальным опровержением этой информации. В декабре 2008 года Минтимер Шаймиев подал заявление в Следственный комитет с просьбой привлечь журналиста к ответственности за распространение «заведомо ложных сведений, порочащих его честь и достоинство, подрывающих его репутацию, а также за распространение сведений о его частной жизни, составляющих личную семейную тайну».

Муртазина обвинили в «возбуждении ненависти либо вражды, а равно унижении человеческого достоинства по признакам принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенными публично и с использованием СМИ, с угрозой применения насилия», то есть по известной 282 статье УК РФ. По мнению следователей, он делал это «с помощью текстов, размещенных в его блоге, книге о Шаймиеве и в выпусках издаваемых им газет».

Стоит пояснить, почему власти республики так остро отреагировали на публикацию именно в блоге Ирека Муртазина. Он долго входил в ближний круг президента Татарстана: с 1999-го года работал пресс-секретарём Минтимера Шаймиева, с 2002 года — возглавлял ГТРК «Татарстан», откуда ушёл со скандалом. Через некоторое время оказался в опале и в «оппозиции» властям республики.

Вплоть до посадки он занимался в республике тем, что можно было бы охарактеризовать как «политический троллинг» — своими действиями он постоянно раздражал власти. Выдвигался на выборах на участках, наиболее критичных для власти, например, по участку, где должен был «победить» потенциальный преемник Шаймиева. Устраивал тотальное наблюдение на участках для голосования — это в Татарстане, где за «партию власти» порой голосуют по 80−90%. Писал и издавал книги, где расписывал коррупционные схемы, действующие в республике.

В итоге за книжку его и посадили. У обвинителей не получилось доказать, что именно Ирек Муртазин — автор слуха о смерти Шаймиева (да, видимо, это действительно запустил не он).

Сейчас Ирек Муртазин на свободе — из 1 года 9 месяцев он отсидел 1 год и 2 месяца. Но с решением суда выпустить журналиста не согласилась прокуратура, и в данный момент пытается его опротестовать. В свою очередь, адвокат журналиста Юрий Зак старается вовсе освободить своего клиента от уголовного преследования.

«Мы добиваемся полного снятия всех обвинений. Мы подали жалобу в Верховный суд РФ. Создаётся опасный прецедент — привлечение любого свободомыслящего человека к уголовной ответственности по 282 статье, если он жёстко критикует власти — местные, региональные, федеральные и так далее. Поэтому мы готовы идти до конца, пройдём все инстанции, если не получится — у нас есть жалоба в Европейском суде по правам человека», — рассказал журналистам Юрий Зак.

В колонии-поселении Ирек Муртазин вёл дневник, который в ближайшее время собирается издать под названием «Записки арестанта». Далее можно ознакомиться с тем, о чём будет писать бывший политический заключённый, журналист Ирек Муртазин.

Минтимероустойчивый

«Информационно-пропагандистская армада, в создании которой я сам принимал участие, сработала на пять с плюсом. Теперь все считают, что посадили «могильщика Шаймиева», за тот слух, который я якобы распространил в своём «Живом журнале».

На самом деле на суде мы доказали, что слухи появились до этого, ещё 11 сентября, весь Татарстан только об этом и говорил. 12-го я сделал запись: «А что, если он действительно умер, что ждёт республику?»

И прокурору пришлось прошерстить мою книгу «Последний президент Татарстана». Из более чем 300-страничного издания надёргали цитат на два листа, и эти цитаты отдали на экспертизу. Так можно объявить экстремистской Библию, Коран, и так далее. Один из экспертов позже заявил, что он не делал экспертизу всей книги. Более того, её не добавили в «Список экстремистских материалов» — то есть меня за неё отправили на зону, а книгу не запретили.

431 день провёл в местах не столь отдалённых, около месяца — в одиночной камере, более месяца — в общей камере, две колонии-поселения. Согласен с Варламом Шаламовым, что «тюремный опыт — целиком отрицательный».

Колония и население

«По моему опыту общения с людьми в колонии-поселении я могу сказать, что слишком много там людей случайных, которых там не должно быть. Наказания, вынесенные им, неадекватны по своей жестокости. Более того, очень много липовых приговоров. Сегодня в колониях сидит очень много жертв приказа министра внутренних дел ещё от августа 2005 года, который вводил «палочную систему». Она до сих пор не отменена, продолжает работать, и, надеюсь, с реформой милиции всё-таки уйдёт в прошлое. Хотя надежды мало — люди-то остаются работать те же самые, и других критериев оценки работы они не знают.

Доходит до абсурда — например, ежемесячно участковый должен направлять одно уголовное дело в суд. Может, в городе есть какие-то хулиганы, криминальный элемент. А как в деревнях, в районах? Ещё до посадки мне один из начальников РОВД рассказывал — «у нас до смешного доходит. Приезжаем к начальнику колхоза, просим дать пару фамилий, кого мы можем на зиму отправить, чтобы к посевной они освободились». Я тогда это всерьёз не воспринял, а потом сам убедился.

И получаются такие уголовные дела. Человек пришёл к соседу, взял топор, поколол дрова, отнёс его обратно. Раньше это было в порядке вещей. Сейчас человек без ведома хозяина забирает топор, несёт обратно — а там уже участковый ждёт, всё, «незаконное проникновение в жилище».

Раньше — прошла свадьба, там какая-то драка завязалась, на утро сели, опохмелились, друзья навек. Сегодня — кто первый написал заявление, тот и потерпевший, кто не написал — тот пошёл на зону за хулиганство или побои. Участковые вынуждены клепать такие уголовные дела.

Или бабушку, которая украла 5 куриц, и ей за них дали два года колонии-поселения. Она стояла на стрёме, ей перекидовали этих кур, две они успели сварить и съесть, три изъяли и проходили в деле в качестве вещдока. Света А. — украла у матери и пропила скороварку, получила 2,5 года. Антон К. был осуждён за угон автомобиля — но реально угона не было. Я написал надзорную жалобу, приговор в итоге отменили. А человек отсидел полгода, и ещё 2,5 должен был сидеть.

Анрей Ф. — ему инкриминировали кражу из 4 сараев, в одном он брал мясо, в другом ещё что-то. И везде проходило — краденное прятал в сугробе, потом продавал дальнобойщикам. Я в надзорной жалобе отметил, что в декабре 2007 года сугробов не было — вообще не было снега. В суде он заявлял, что признательные показания из него выбили. Но судья решил, что факты избиения не подтвердились. Этот приговор тоже удалось отменить.

Есть такая статья — угроза убийством. Здесь вообще абсурд на абсурде. Мать сажает сына, брат брата, и сроки немаленькие — год-полтора. Старичок лет 60-ти купил дом в деревне, начал там работать, приехал сын. Отец пилит дрова, просит сына помочь. Сын не идёт. Он зовёт второй раз, третий. В итоге бросает ножовку, кричит — «да я тебе сейчас голову отпилю». Мимо проходит участковый, забирает сына, сын пишет на отца заявление, что, мол, была угроза убийством. Угроза реальна, ножовка реальна, человек получает год колонии-поселения. И таких приговоров — выше крыши.

Система ФСИН у нас «исполнения наказаний», а колонии называются «исправительными колониями», но на деле они никого не исправляют. Это кузницы кадров криминального мира. Люди, которые там сидят, у них в головах возникает мысль — они находятся здесь не потому, что чего-то совершили, а потому, что не смогли откупиться. Не хватило на судью, не хватило на нормального адвоката, если что-то украли — что украли слишком мало. Люди решают, что когда выйдут на свободу, будут действовать умнее, осторожнее, или, напротив, наглее, решительнее, чтобы опять сюда не попасть. Раскаяния я ни у кого не наблюдал.

Есть институт условно-досрочного освобождения. Чтобы выйти по нему, человек должен стать тенью, и тогда его выпустят. Есть множество примеров, когда человека освобождают по УДО, и через очень непродолжительное время он снова оказывается под стражей. Например, Кристина, элитная проститутка Нижнекамска, украла телефон у клиента. Получила год, попала в колонию, получила УДО, через месяц обратно — опять украла телефон.

Или Олег С. — хищение металла, в конце декабря освобождается условно-досрочно, 2 января — возвращается обратно, взят с поличным при хищении металла. Есть и более чудовищный пример: Альберт Х., который прогремел на всю Россию, когда в конце ноября прошлого года около 500 силовиков Татарстана охотились за вооружёнными террористами, которые стреляли в людей. Их быстро блокировали, удалось избежать случайных жертв. Троих террористов, которые и не думали сдаваться, отстреливались, уничтожили. Один из этих людей за полгода до этого был досрочно освобождён из УИК-10. Попал он туда за хищение, прошёл школу, вышел и подался в террористы. И в чём же здесь исправление?

Наша исправительная система никого не исправляет, делает людей ещё более испорченными.

Я не могу сказать, какое количество сидит невинно осуждённых. Но процентов 30−40 людей не должны там сидеть — достаточно штрафа, исправработ, условного срока. А так — это будущая пехота криминального мира".

Как исправить исправителей

«У меня 4 штрафных изолятора, 6 выговоров, постановление о признании злостным нарушителем, плюс представление о смене меры пресечения с колонии-поселения на колонию общего режима, то есть целый букет взысканий. Вообще я должен был до 11 февраля в ШИЗО сидеть. Как мне сказал сотрудник ФСИН «да с таким букетом надо в преступные авторитеты идти, а не по УДО освобождаться». Из 4 штрафных изоляторов на сегодняшний день 3 признаны необоснованными.

Беспредел начался после публикации статьи в «Новой газете» под названием «Архипелаг батрак».

Я написал главе ФСИНа 10 писем, с описанием текущей ситуации и конкретными предложениями. Начиная от снятия погон с сотрудников. Сегодня в исправительных и карательных учреждениях люди в погонах остались в Африке, в Азии и в России. Я предложил хотя бы в порядке эксперимента назначить гражданских лиц директорами СИЗО «Московской тишины» и «Бутырки».

Заключённый нередко узнаёт о том, что у него целый букет взысканий, когда пишет заявление на условно-досрочное освобождение. Такая практика: объявляют выговор, пишут акт о том, что заключённый от ознакомления постановления или от дачи объяснения отказался, и три подписи. Фальшивка чистейшей воды. Я про свои два выговора узнал только когда попал в колонию-поселение.

Первый выговор — «за межкамерную связь с Габсалямовым». Ничего не говорящая фамилия, если не знать, что Габсалямов — вор в законе по кличке «Гриня Казанский». Вообще получается, что я преступный авторитет. И то же самое — от ознакомления отказался, объяснений не дал. Что мешает фиксировать настоящие отказы на аудиозаписи? У всех телефоны, диктофоны, технически это не проблема.

Или штрафные изоляторы. В Менделеевске я столкнулся с такой ситуацией, что люди по 2−3 месяца не выходят из ШИЗО, хотя есть максимальный срок — 15 суток. Идёт процесс ломания человека. Я предлагал не сажать в штрафные изоляторы иначе, как по приговору суда — так как это фактически смена режима отбывания наказания. Есть прецедент — в армии же отменили гауптвахты именно после обращения правозащитников. То же самое надо сделать и в системе ФСИН.

После моей публикации в «Новой газете» в колонии прошла проверка по указанным мной фактам двое заместителей начальника уволены. Видимо, будет уволен и начальник УИК-10, но его не могут ознакомить с приказом — он на больничном. На мой взгляд, там чистейшая 127 статья УК («использование рабского труда») — есть чем заняться правоохранительным органам республики. На дворе 2011 год, рабство вроде отменено, но существует.

Та линия поведения, которой я придерживался в заключении, я бы так себя и вёл — но без поддержки меня бы там просто раздавили. Мне объясняли, что меня «раскрутят» на новый срок, и раньше, чем через 5−6 лет я оттуда не выйду, если вообще выйду — это говорил очень серьёзный человек с большим количеством звёзд на погонах.

Заявление на УДО я подавал исключительно для того, чтобы потянуть время, из тактических соображений. Сам текст очень наглый — «вину не признаю, признать её — согласиться с тем, что в Татарстане нет коррупции, нет правового беспредела, нет произвола чиновников. Признать это, отказаться от своих политических убеждений я не могу». Дальше пишу, что у меня букет взысканий, но это не является основанием для отказа. С таким ходатайством я не должен был оказаться на свободе. Надеюсь, это постановление будет оставлено в силе — или придётся возвращаться в Менделеевск, досиживать недосиженное. Можно сказать, побывал в краткосрочном отпуске".

Муртазин, заткнись!

«Мои взыскания появлялись после контактов с прессой. Сначала «Вечерняя Казань» вышла с моей репликой о том, что ждёт Татарстан после отставки Шаймиева. Причём это выступление прошло внутритюремную цензуру. Появляется публикация, и на следующий день я получаю 15 суток штрафного изолятора.

Второй раз в ШИЗО я попал после визита съёмочной бригады программы «Центральное телевидение». Я даю оценку происходящему в Татарстане. Меня спрашивают — «нужны ли президенты в нацреспубликах?». В этом интервью я говорил, что Шаймиев вроде бы ушёл, а вроде бы пытается остаться. Его команда просто так власть не отдаст, и Минтимер Шарипович находится в положении политического шпагата, одной ногой ушёл, другой цепляется, этот разрыв всё шире и шире, эта эквилибристика в его возрасте очень вредна.

В итоге эта кассета до Москвы не добралась, её якобы «зажевало», сюжет в эфир не пошёл, а я попал в изолятор.

Третье и четвёртое взыскание мне были предъявлены за то, что я якобы покинул рабочее место, второе — за то, что сорвал воспитательное мероприятие. Они тоже были признаны незаконными, подлежащими отмене. А вынесены они были через 2 дня после отъезда московской комиссии, которая проверяла факты из статьи «Архипелаг батрак».

Но, думаю, прессовали меня не по инициативе исправительного учреждения…

Другие осуждённые меня никак не могли определить в своей картине мира. Меня один приблатнённый спрашивал: «Ты не мужик, ведёшь себя как блатной. Но ты и не блатной, каких-то особых условий для себя не хочешь, мужиков поддерживаешь. С администрацией кусаешься постоянно, но заставить тебя выйти за рамки закона нельзя. По повадкам — блатной, но вроде и не блатной. Ты кто вообще?» Я говорю — «политический я».