Борис Стругацкий: Раскол элиты представляется мне неизбежным

Даже если бы братья Аркадий и Борис Стругацкие написали одну только повесть «Пикник на обочине», «переросший» позже в знаменитый фильм Андрея Тарковского «Сталкер», этого бы хватило им, чтобы на многие годы стать в СССР «людьми оппозиции». Власть нещадно кромсала и «Пикник…», и многие другие повести, рассказы, романы фантастов из Ленинграда. А среди произведений братьев — провидческие «Обитаемый остров», «Полдень. ХХII век. (Возвращение)», «Трудно быть Богом»… То, о чем они писали когда-то, странным (удивительным!) образом стало реальностью. Пример?

Открыла наугад томик их произведений. Искала подходящую цитату на тему грядущих российских выборов — в Государственную Думу, затем президентских. И попала в самую точку: «Главное — это ощущение наползающей тени. Непонятно, чья, непонятно, откуда, но она наползает и наползает совершенно неотвратимо. Эта неотвратимость чувствовалась во всем. И в том, что граждане перестали распевать куплеты политического содержания, стали очень серьезными и совершенно точно знали, что необходимо для блага государства…».

Это из романа «Трудно быть Богом». Написанный в 1964 году, он актуален, кажется, и сегодня. Странно было бы не позвонить младшему из братьев Стругацких — Борису (старший Аркадий скоропостижно скончался в 1991 году), не задать ему несколько вопросов «о текущем моменте».

«СП»: — Борис Натанович, начну, если не возражаете, с любимого своего романа — «Трудно быть Богом». С того места, где доктор Будах беседует с прогрессором с другой планеты, требуя сначала «провести массовую гипноиндукцию и позитивную реморализацию», а затем «оставить нас и дать нам идти своей дорогой». Вы сами — что бы попросили для современной России у Бога?

— Решился просить, проси невозможного. Счастья для всех. Даром. Сколько угодно счастья. И пусть никто не уйдет обиженным.

«СП»: — На ваш взгляд, по какому пути, в каком направлении движется сейчас наша страна?

— Похоже, по самому опасному и бесперспективному: курс на огосударствление, дальнейшую централизацию, сворачивание демократических свобод, администрирование, усиление власти бюрократии. У нас это проходит, как «курс на стабильность и порядок». Фактически же — торможение, тупик, застой. Впрочем, есть ощущение, что и власти предержащие это понимают. Раскол элиты представляется мне неизбежным. Раскол на тех, кто не желает управлять страной холопов и тех, кто любой ценой стремится сохранить статус-кво.

«СП»: — Под элитой вы имеете в виду власть, кремлевских сидельцев? Так они там, по-моему, «единым тандемом»…

— Так только кажется. «Умные нам не надобны, надобны верные». Но умные неизбежны, как сам прогресс.

«СП»: — В нынешней ситуации «гэбэшной централизации» (в Питере теперь только так и называют Кремль, и Смольный, в последнем уже как минимум трое чиновников с погонами — губернатор и главы комитетов) — так вот в нынешней ситуации нужны ли России выборы? Вот губернаторов уже несколько лет как назначают. Может, и депутатов надо так же?

— То есть, нужна ли России демократия? Как известно, «демократия — отвратительная форма правления; но ничего лучше человечество не придумало». Эти слова приписывают легендарному английскому премьеру Черчиллю. Надо думать, он знал, что говорил, этот старый многоопытный политический волк, зубы съевший на теории и практике управления. У демократии действительно масса недостатков, но есть одно несомненное и очевидное достоинство: это чуть ли не единственная форма правления, способная обеспечить плавную, бесконфликтную и справедливую смену правящих элит. И основное орудие этой смены — свободные всенародные регулярные выборы под контролем независимых СМИ и в условиях существования не зависимой от государства судебной системы.

Регулярная и бесконфликтная смена правящих элит — главное (и, возможно, единственное) условие существования конкурентоспособной экономики и науки, условие прогресса и в конечном итоге — процветания. Если нет такой смены, то преобладают тоталитарные, жесткие, сугубо централизованные формы управления. А, значит, неизбежна потеря конкурентоспособности, торможение, застой. Проверено на протяжении последней пары веков в десятках государств на всех континентах!

«СП»: — Но у нас в стране выборы свободные — так говорит власть…

— У нас практически отсутствуют независимые (от власти) средства массовой информации и полностью отсутствует независимая от власти судебная система. В этих условиях говорить о «свободных» выборах не имеет смысла. Наши выборы «организованы», они сверху донизу пронизаны пресловутым административным ресурсом, они управляются, они практически неподконтрольны общественности. Что в них «свободного»? Не загоняют избирателя насильно на участок? Говорят, и такое случается. А уж солдатики идут повзводно и поротно… Поэтому ваш предыдущий вопрос о необходимости выборов как таковых легко переформулировать так: нуждается ли Россия в энергичном движении на пути процветания, прогресса, улучшения качества жизни? Или она готова согласиться на возвращение всеобщего государственного контроля над всем и вся, к потере темпов развития, к застою, к мифической «державности», означающей просто превращение в государство Третьего мира с ядерными ракетами наперевес?

Первый путь — путь демократии, путь независимых выборов, курс на бесконфликтную и регулярную смену элит. Второй путь… сами понимаете.

«СП»: — Как случилось, на ваш взгляд, что пресса опять попала под пресс — после развала СССР вроде как освободились, а Путин мягко так железной рукой все вернул на круги своя?

— Звенья единого процесса — «возвращение совка». Всякий революционный процесс сопровождается откатом в прошлое, когда миллионные массы обнаруживают, что надежды оказаться в стране молочных рек с кисельным берегами опять не реализовались. Кому-то, может быть, и стало лучше («им»), а кому-то, наоборот, сильно поплохело («мне»). И вот уже начинает казаться, что Сталин и в самом деле был замечательным менеджером, а при Брежневе вообще катались, как сыр в масле, а девяностые у нас — «лихие», олигархи ограбили народ, — и все потому, что порядка нет… Но что такое в России порядок? Это когда начальство всех сильней. Сильней бандитов, сильней воров, сильней оппозиции, сильней общества, сильней демократии. И пресса попадает под пресс, и «силовики» становятся главной силой: порядок превыше всего.

«СП»: — Но вот Путин и Медведев наперебой утверждают обратное, приводя как главный аргумент демократизации российского общества — многопартийность.

— Это повторение вашего вопроса о демократии. Есть ли смысл в организации социума таким образом, чтобы широкие массы населения имели возможность влиять на политический курс властных элит? Есть ли смысл в политической конкуренции, или все должны дудеть в одну дуду, построившись, как бывало встарь, в единую колонну под управлением вождя, который «знает как надо»? Многопартийность имеет смысл там и тогда, где и когда реализовано гражданское общество - главное орудие борьбы с авторитаризмом и застоем.

«СП»: — К слову, коль уж речь зашла о Путине с Медведевым, весной будем выбирать президента уже на 6 лет. Может, сразу пожизненно? Или тут в ином дело — за 6 лет можно больше успеть?

— Всё дело в страхе начальства перед потерей пресловутой «стабильности». Наш полуфеодальный менталитет пугает нас «народной мудростью»: крутой порядок лучше вольной свободы. Мы недобрым словом поминаем «лихие девяностые». Мы страстно мечтаем, чтобы все устаканилось, раз навсегда определилось, перемены прекратились и «завтра» стало бы таким же как «сегодня». Мы удовлетворенно называем это «стабильностью». Мы не хотим признавать, что главные шаги вперед, в будущее были сделаны именно в «лихие девяностые». И мы ни за какие коврижки не пожелаем признать, что стабильность превратилась в застой.

«СП»: — Вы говорите «страх», «полуфеодальный менталилет»… Но у нас такая интеллигенция — стойкая, умная, принципиальная. Почему ж «не действует» — в смысле, на основные людские массы? Не передается «в народ» её принципиальность и сила ума?

— Никогда в России интеллигенция не была «ни честью, ни совестью, ни умом народа». Эти роли, как известно, выполняло у нас начальство. Интеллигенция же всегда была у нас расколота. Меньшая ее часть демонстрировала чудеса храбрости в противостоянии режиму, но большая всегда склонна была «избирать часть благую» и отсиживалась на своих знаменитых кухнях, а то и просто шла в услужение к власти. Что не удивительно: никого в России власть так не гнобила, не унижала, не изводила, как носителя знаний, «все понимающего, ни во что не верящего, ни с чем не соглашающегося».

«СП»: — Можете объяснить, как мне кажется, парадокс: «загульного» демократа Ельцина россияне не слишком любили. Но вот назначил он преемника и все тупо пошли за того голосовать. Как? Почему? Не стадо же мы…

— Преемник был молод, принципиально трезв, обаятелен, остер на язык, решительный, твердый, и произносил он правильные слова по поводу всех существенных проблем. Миллионы истосковались по такому руководителю. Ельцин был — царь. ВВП воспринимался как вождь. Он и сейчас многими так воспринимается. А народ любит вождей.

«СП»: — Если бы в вашей власти была организация выборной компании — чтобы бы вы в ней изменили? Как бы все организовали?

— Какой смысл спрашивать об этом меня? Что я понимаю в этих узкопрофессиональных и специальных вопросах? Ясно, что — прежде всего — нужна властная воля: изменить порядки в стране; убрать скрытую цензуру в СМИ; развернуть судебную реформу… И дать свободу специалистам по организации выборной компании. Уверен: их в стране более чем достаточно.

«СП»: — Кого ещё, помимо депутатов и президента, надо выбирать в России тайным голосованием?

— Не знаю. Судей — наверняка. Участковых («шерифов») — может быть.

«СП»: — Если «перевести» современных политиков России на язык ваших с братом произведений — кто есть кто из них, начиная с верхушки?

— Не переводятся. Или я плохой переводчик?..

«СП»: — Поскольку вы — писатель-фантаст, не могу не спросить: каким видится вам ближайшее будущее России?

— Будущее - это прошлое «б/у». Словно молью траченное. «Выборы без выбора» — да, бывало, но ведь теперь половина электората на них вообще не ходит. «Руководящая партия» — видели, знакомы, но почему она какая-то неубедительная: занимается своими тихими делишками и в авторитете только у чиновников. «Государственная идеология» — господи, да какая нынче может быть государственная идеология? Сплошной замшелый антиатлантизм, годится зубы заговорить обывателю, а более ни для чего… Прогресс — не прогресс, застой — не застой. А вместо полей, скучная пустыня, - вся в чертополохах нового поколения, которое хочет только, чтобы было весело и ни о чем не надо было думать. Неопределенность с тридцатью неизвестными, — вот что такое Будущее, и остается только генералиссимуса перефразировать: «Нэ так всо это будэт, савсэм нэ так».

Санкт-Петербург