Спасенные депортацией

В Латвии — скандал. Известный публицист Александр Гильман, имеющий статус политически репрессированого (его детство прошло в ссылке с родителями), опубликовал в рижской газете «Час» статью, в которой высказал иное отношение к сталинским депортациям, нежели у официальной Риги и тем более — у местных националистов.

Нет, он не оправдывает репрессии. Но ему в вину вменяют… унижение достоинства латышей и разжигание национальной розни. На самом деле Гильман, опираясь на собственный опыт, просто рассказывает о тех трагических событиях, однако его повествование не совпадает с нынешними интерпретациями.

Но обратимся к тексту статьи. «Как любой интеллигентный человек первой половины двадцатого века, она (бабушка Гильмана. — „СП“) была внутренне готова к аресту всю жизнь. И при царе (дед сидел даже дважды), и при большевиках (в 1920-м еле ноги унесли из Москвы), и при Карле Улманисе (президент Латвии, пришедший к власти в результате государственного переворота 1934 года. — „СП“). Но по понятиям того времени в застенках у сатрапа узник попадает в общество единомышленников, а не жуликов».

А вот у Сталина никакой системы не существовало, утверждает автор. «Общий принцип арестов был ясен: брали высших чиновников, общественных деятелей, крупных предпринимателей с семьями. Но исполнение было такое же бездарное и некачественное, как и большая часть советской продукции: совершенно невозможно было понять, почему этого человека арестовали, а его компаньона не тронули», — пишет Гильман. «Высылка 14 июня — акт бессмысленной жестокости. Жертвами ее люди становились большей частью случайно». По его словам, мифом является то, будто в 14 июня был уничтожен «цвет латышской нации».

Тут следует обратиться и к утверждению известного российского ученого, директора фонда «Историческая память» Александра Дюкова. Рассуждая на тему о том, почему на территории Латвии в начале гитлеровской оккупации не удалось достичь больших результатов в уничтожении евреев, бригаденфюрер Штальэккер высказывал мысль: «В основном это объяснялось тем, что национальное руководство было угнано Советами. Однако путем оказания влияния на латышскую вспомогательную полицию удалось организовать еврейский погром». А вот выдержка из одного документа службы безопасности — СД, представленная Дюковым: «Значительно ослабляет активность латышского населения то обстоятельство, что за две недели до возникновения войны русские вывезли около 500 латышских семей, которых можно считать относящимися к интеллигенции, в глубь страны».

В целом же по архивным данным во время июньской депортации 1941 года из Латвии было вывезено около 16 тысяч человек.

А кто вывозил? Гильман развенчал второй миф — о том, будто это делали евреи. «Всех моих близких высылали латыши — молодые ребята из «Рабочей гвардии», — пишет он. «По возвращении из Сибири моя тетка встретила одноклассника и очень обрадовалась ему — из их школы так мало в живых осталось. Она никак не могла понять, почему тот ее избегает, — думала, у парня жена ревнивая. Он только перед смертью признался, что 14 июня ходил арестовывать и всю жизнь после этого маялся, не мог себе простить».

Третий миф, против которого выступил бывший политрепрессированый, он так и назвал: «Ужас каторжных работ». «Человеку свойственно забывать плохое и помнить хорошее — но и объективно жизнь в Сибири была не так трагична, как принято об этом говорить, — заверяет публицист. — Очень трудной оказалась первая зима — из-за холода, неустроенности и безработицы: не было ни пайка, ни зарплаты. Потом был тяжелый труд — лесоповал, подледная рыбалка, но еще через год-другой почти все нашли работу в конторе. Не потому, что у ссыльных были какие-то привилегии, просто все они имели хотя бы среднее образование, а среди тамошних кадров никого нельзя было найти на должность бухгалтера или даже кладовщика».

«Сибирь издавна была местом ссылки, сибиряки относились к „врагам народа“ без опаски, и те жили примерно как местное население — только раз в неделю надо было ходить отмечаться и нельзя было уехать, — вспоминает Гильман. — Постепенно режим смягчался, под конец даже в отпуск в Ригу ездили. Дети оканчивали школы и поступали в вузы, один наш знакомый до сих пор профессор в каком-то красноярском институте».

«Разумеется, любая неволя ужасна, — резюмирует автор. — Но объективно из всего того поколения больше всего шансов выжить было у тех, кого сослали, как это ни кощунственно звучит. Мамина старшая сестра была замужем, высылке не подлежала и погибла в гетто вместе с мужем и ребенком. Двоюродные братья ее эвакуировались, пошли на фронт — один погиб, другой остался инвалидом, третий подорвал сердце и умер сравнительно молодым.

Разумные латыши из репрессированных рассуждают так же. «Если бы меня не выслали, то взяли бы в легион (Латышский легион СС. — „СП“). А там или убили бы, или — плен и опять-таки Сибирь».

«Поколению, которое родилось в первой четверти прошлого столетия, выпала очень трагичная судьба. Жизнь не дала им благополучных дорог — сложить голову можно было на любой, — рассуждает автор. — Выделять из массы жертв жестокого века одну группу — цинично и подло».

В тех людях, которые прошли через сталинские депортации, никакой злобы нет, пишет Гильман. «Они, кстати, очень хорошо и охотно говорят по-русски. Один из маминых спутников по Крайнему Северу так объяснял, почему ему трудно общаться со школьными товарищами, после войны осевшими на Западе: «В какой-то момент и мы, и они оказались в чужой стране без гроша за душой. Но нас окружали такие же нищие сибиряки, а их — богатые американцы. Вот они всю жизнь и прожили в зависти, а нам некому было завидовать и не на кого злиться».

И вот все эти «крамольные» рассуждения вызвали сильнейшее раздражение в у политической элиты Латвии. Члены парламентской подкомиссии по патриотическому воспитанию не просто осудили высказывания политрепрессированного, но и призвали местную госбезопасность — Полицию безопасности — провести проверку. Председатель подкомиссии Райвис Дзинтарс заявил, что статья Гильмана, возможно содержит признаки разжигания национальной розни и оправдания преступлений против человечества. Он призвал резко осудить любые попытки унизить достоинство латвийцев, пострадавших в ходе сталинских репрессий.

Хотя в чем тут унижение — непонятно…

Рига