Равнение на Манделу

На днях фонд «Общественное мнение» (ФОМ) опубликовал результаты исследований, из которого следует, что россияне считают политическую оппозицию в стране «декоративной», не способной всерьёз влиять на решения власти.

30% опрошенных вообще убеждены, что никакой оппозиции в России не существует. А 31% респондентов затруднился с ответом.

Те, кто считает, что оппозиция в России существует, чаще всего называют ее представителями лидера КПРФ Геннадия Зюганова, лидера ЛДПР Владимира Жириновского (по 9%), а также экс-кандидата в мэры Москвы Алексея Навального (8%).

25 октября в день 10-летия своего ареста экс-глава ЮКОСа Михаил Ходорковский дал несколько советов представителям российской оппозиции. В статье для The New York Times экс-глава ЮКОСа и, по мнению ряда международных правозащитных организаций, главный политический заключенный России, призвал сограждан не бояться трудностей в борьбе с несовершенствами власти и не опасаться тюрьмы. В пример он привел знаменитого южноафриканского борца с апартеидом Нельсона Манделу.

«Исторический опыт учит, что только там, где реформаторы смогли достичь согласия со своими оппонентами, общество выходило из кризиса с минимальными потерями», — приводит слова Ходорковского NEWSru.com.

Впрочем, по мнению опального экс-олигарха, шансы на изменение системы власти «под названием «Владимир Путин», невелики.

Чего не хватает сегодня оппозиции для того, чтобы реально влиять на власть: законов, смелости, ярких идей?

— Всё довольно просто. Система так называемой стабильности, существующая в России последние 10 лет, как раз с момента ареста Ходорковского, основана на одном простом факте: государство умудряется обеспечить большей части общества достаточный прожиточный минимум. - Говорит публицист, главный редактор интернет-журнала «Русский обозреватель» Егор Холмогоров. — У каждого этот минимум свой. У столичного «креативного класса» доходы зачастую сопоставимы с европейскими. У жителей депрессивных посёлков Урала или Нечерноземья уровень жизнь очень низок. Но в каждом из слоёв общества те средства, которые люди имеют, более-менее их устраивают. Всем хотелось бы большего. Но то, что есть — достаточно, чтобы у них не возникало желания сильно рисковать ради решения острых социальных, политических и прочих проблем. В результате все протестные движения, которые у нас имеются — короткие эмоциональные всплески. Они дают мощный выброс адреналина. Но эмоции затухают, как только этот выброс адреналина заканчивается.

Никто всерьёз не хочет терять тот уровень жизни, какой он имеет, ради непонятных перспектив политической борьбы «не на жизнь, а не смерть».

При этом ни извне, ни изнутри нашу оппозицию никто всерьёз не финансирует. Надо понимать, что вложения в нашу оппозицию из-за рубежа — капля в море. Они несопоставимы с теми ресурсами, которые может направить на свою защиту Кремль. К тому же ни одна из фракций оппозиции не имеет идеи, которая бы побуждала бороться и идти до конца.

Почему более-менее в этом смысле заметны и пассионарны (хотя тоже в совершенно недостаточной степени) националисты? Потому что их идея носит более мобилизующий, способствующий хотя бы минимальному самоотречению характер.

Но в целом всё, как у Высоцкого: «настоящих буйных мало, вот и нету вожаков». «Буйных» нет именно потому, что никто не хочет расставаться с достаточно спокойной, комфортной, дающей определённые возможности самореализации жизни, которая сейчас существует.

«СП»: — Что-то может изменить эту ситуацию?

— Есть два сценария. Первый — это резкий экономический коллапс. В этих условиях некоторым социальным группам начнёт не хватать средств на самое необходимое. Разница между тем, что они потеряют, перейдя к жёсткой политической борьбе, и тем что у них будет на тот момент, станет несущественной. Как в известном выражении про пролетариат, которому нечего терять, кроме своих цепей. Второй сценарий — если власть перейдёт к резкой репрессивной политике. То есть, если у нас за относительно свободные высказывания в «Твиттере», начнут сажать, то это вынудит многих оппозиционеров занять куда более жёсткую и непримиримую позицию. Если истории, вроде сфабрикованного дела Даниила Константинова, станут регулярными, противостояние власти и оппозиции резко радикализуется. А пока все сыты и есть возможность что-то минимально расходящееся с «генеральной линией» бубнить в соцсетях, ситуация будет такова, какова она есть.

— Я думаю, что всё дело в том, что у власти пока хватает сил противодействовать гражданской активности, — говорит политолог и историк Игорь Чубайс. — Для этого используется два механизма. Главный способ — контроль информационного потока. Целый ряд перспективных политиков отсечён от основных СМИ, они не могут высказать свою позицию широкому кругу людей. Даже там, где дискуссия по спорным вопросам имеет место, она носит какой-то болезненно-ублюдочный характер. Недавно я наблюдал дискуссию на одном из российских каналов, где обсуждался вопрос возвращения памятника Дзержинскому на Лубянку. У меня сложилось впечатление, что не только сторонники возрождения памятника тому, кто стоял у истоков создания ГУЛАГА, но и противники были связаны по рукам, и не могли сказать ничего путного.

В советское время контроль за информацией был сильнее. Но он был примитивней. Кроме того, было много западных радиостанций, которые уделяли тому, что происходит в СССР большое внимание. И многие их слушали. В результате у них складывалась относительно объективная картина происходящего. Сейчас Запад плюнул на Россию, западные станции почти не вещают на нашей территории. Поэтому для большинства населения несколько федеральных телеканалов — главный источник информации. Второй механизм контроля — политические репрессии. Например, «узники 6 мая» вот уже полтора года находятся в заключении. Притом, что проведено общественное расследование, которое доказало, что никаких массовых беспорядков не было. И даже осторожный и умеренный чиновник, советник при президенте по правам человека Лукин заявил, что не было самого факта массовых беспорядков. Но это абсолютно не останавливает власть. Она показывает, что готова жёстко наказывать любого, кто готов выступать против существующих порядков. Теперь уже и судебная психиатрия начинает разворачиваться.

Я уже не говорю о том, что в стране оправдываются сталинские репрессии. А сам Сталин подаётся, как эффективный менеджер.

При этом ситуация в стране непрерывно ухудшается. И экономическая, и нравственная. Идёт развал по всем линиям. Однако каналы для выражения недовольства крайне ограничены. Власти ведут дело к тому, чтобы возник новый социальный взрыв. И это вместо того, чтобы вступить в диалог с обществом, вместе находить решение проблем. Это мне напоминает историю с развалом СССР. Кто-то говорит, что больше всего виноват Горбачёв, другие — Ельцин. Думаю, что доля вины и на том, и на другом. Но ещё в конце 70-х известный диссидент Андрей Амальрик написал статью, где предсказал распад страны уже в середине 80-х. Брежнев вместо того, чтобы прислушаться к его выводам, выгнал его из страны. И сегодня вместо диалога с обществом власть постоянно «закручивает гайки», тем самым провоцируя новый острый кризис.

«СП»: — А есть ли у нас сегодня фигуры в оппозиции, в перспективе способные достичь авторитета Нельсона Манделы, на которого советует равняться Ходорковский?

— Как известно, короля играет свита. У нас вытаптывают интеллектуальное пространство и даже ту куцую социальную науку, которая осталась, продолжают уничтожать.

Думаю, что личности масштаба Манделы у нас в оппозиции есть. Если немного ослабить контроль за СМИ, сделать их более открытыми, мы увидим, что есть оппозиционные лидеры, достойные того, чтобы к ним прислушивались, за ними шли.

Фото ИТАР-ТАСС/ Сергей Карпов