Пятидесятники уже отслужили на карельской земле два раза по пятьдесят. Столетие своей церкви они скромно и без огласки отпраздновали в середине октября. Собрались со всей республики на окраине (выбрали город Сортавала), три дня молились и общались, а затем разъехались, так и не замеченные прессой. Сто лет назад это учение полулегально проникало к нам через Финляндию и Прибалтику. Их гнали и при царе, и при советах, но сейчас пятидесятники — одна из самых популярных религиозных групп. Как им живётся в наши дни, мы решили выяснить, посетив храм самого маленького района Карелии.
Гуманитарка с Запада
У пятидесятников Лахденпохьи в этом году был праздник поменьше — двадцатилетие. Впрочем, в местных масштабах не такой уж и маленький: ведь это старейшая религиозная община райцентра. Опередили они и лютеран, и даже православных.
— Сначала, в девяностые, много людей было, — рассказывает пастор Александр Черногородов, — но в основном это были люди, которые приходили за гуманитаркой. Потом как-то перекрыли это дело, и всё… Сразу так, резко.
— Вы, наверное, почувствовали тогда номинальность многолюдной общины?
— Да. Сразу такой ропот… Вот и получилась проверка, как говорят, на вшивость.
Теперь «полтинников» не наберётся и пятидесяти: в списки внесены 42 человека. Большинство жителей района крестится всё же у здешнего попа Цапа. Но на этом погружение в православную традицию чаще всего и заканчивается. До отпевания. Так что 42 активиста — цифра, завидная и для Цапа. Ему да патриарху приятнее считать поголовье крещёных, а вот социологи, выставив барьер посещаемости храма хотя бы два раза в месяц, показали: регулярных участников православного богослужения в России примерно полпроцента населения. Это сравнимо с участием россиян и в протестантских практиках.
Быть потребителем духовной гуманитарки с Запада не очень патриотично. Пятидесятники не успели, не сумели, а может, и не хотели срастись с государством. Наверное, поэтому их обзывают «сектантами», а лютеран (тоже ведь протестантов) нет. Так и живут наши герои меж Россией и Финляндией, меж двух вер, ставших национальными традициями.
Среди обветшавшего, неряшливого… одним словом, бывшего финского городка, молитвенный дом пятидесятников смотрится неожиданно воскресшим уголком Запада. Особенно летом — на фоне ровной зелёной травы и чистого голубого неба. Ухоженность и, не по-нашенски, отсутствие забора. У входа коврики с финским «вялькоммен» и обычные их щётки для чистки обуви. Прихожая. Где наши обыватели рассчитывают купить свечек, там вешают куртки и надевают тапочки. Нам поясняют:
— В церкви мы не можем продавать ничего. Это была бы предпринимательская деятельность.
Внутри никаких икон, только большой крест на стене. Так что свечки ставить некуда. Ряды лавок говорят о том, что здание построено на вырост: на них вполне могло бы усесться пять таких общин.
Храм спроектировали шведы, а дизайн навеяла местная природа. На молящихся смотрит носом настоящая лодка, вместо снастей свисают провода микрофонов. Когда-то она плавала по Ладоге, теперь это кафедра проповедника. А вот фон остался прежним: поросшие хвойным лесом холмы, деревянные гаражи для лодок на берегу озера. Только теперь всё это — гипсовый рельеф во всю стену. Продолжение пейзажа за окном не дают разглядеть матовые стёкла. Тут же пианино, альпийская горка, имитация домика, скрывающая подсобку. Похоже на декорации, да и вместо алтаря — сцена.
Мы пришли к репетиции хора. Незатейливые песни о Боге любят все протестанты, они даже заимствуют друг у друга репертуар. Но есть и то, чем славятся именно пятидесятники: «говорение на языках». Скептики объясняют этот феномен истерическим расстройством, православные склонны считать его беснованием, а сами харизматы ощущают схождение Святого Духа, как у апостолов в пятидесятый день после Пасхи. Апостолов, хотя они говорили на реально существующих языках, общественность посчитала пьяными. Нынешние пятидесятники зачастую производят и худшее впечатление. «Kогда на вас нисходит Святой Дух, то вы будете простерты на полу, вас прошибет пот, из носа, простите, полетят сопли»: начитавшись подобного в Интернете, мы с опаской поглядываем по сторонам.
На часах уже десять. Сейчас начнётся… Но нам сообщают:
— Пастор задерживается, колесо пробил.
— Служба будет позже?
— Нет, мы без него начнём.
Демократично. Тут и пастор не назначается епископом, а избирается совершеннолетними верующими. Проголосовать могут даже за женщину, как в соседнем районе. Опаздывающий Черногородов избран бессрочно, однако новый устав общины ограничит полномочия пастора четырьмя-шестью годами. Членское собрание принимает и все прочие важные решения в жизни общины. Неудивительно, что службу могут провести самостоятельно.
Самодеятельность
С началом молитвы все чинно встают: мужчины справа, женщины слева. Хористки перемежают пение импровизированными молитвами. Говорят эмоционально, а фортепьяно, подстраиваясь под прозу, звучит медленнее и сентиментальнее. Как мы узнаём позже, пианистка Ангелина тоже импровизирует — исходя из своего вкуса и настроения. Со времён Баха протестантская музыка несколько изменилась: то, что мы слышим, напоминает старую добрую эстраду, вроде «Аббы». Молящиеся настроены на одну волну с музыкантшей, а рэперы и рокеры наверняка обходят собрание стороной.
Медляки чередуются с песнями поэнергичнее. Кое-кто начинает хлопать, некоторые поднимают правую руку, а один парень застывает в позе «превед, Медвед». На стену за пустующей кафедрой-лодкой направлен луч проектора, подсказывающего текст. Справа, возле домика, ходит туда-сюда мужчина, делающий пометки в Библии. Это Игорь Цалиев, глава реабилитационного центра, готовится сказать слово.
Приходящие позже, не стесняясь опоздания, здороваются, обнимаются. Быстро проходит к сцене пастор Александр. Малиновая рубашка заправлена в брюки. Галстук белым узлом имитирует колоратку, а ниже пестрит надписями «Верю в Иисуса Христа, Сына Божьего». На золотистой заколке — имя Jesus, которого как раз просят: «Царствуй в нашем городе, в нашем районе, во всей Карелии».
Пастор занимает кафедру. Служба не короче православной: мы чувствуем, как рассеивается внимание. «Аминь или как?», — встряхивает проповедник аудиторию. Он только что вернулся из отпуска, и рассказывает в основном об этом. Затем предлагает уступить микрофон: «Кто желает посвидетельствовать во славу Господа нашего Иисуса Христа?». Становится понятно, что рассказ об отпуске тоже был свидетельством. Но никто почему-то не спешит. Заминку прерывает концертмейстер Ангелина: «Я много и часто свидетельствую вам…». На сей раз она говорит о своём юбилее и профессиональном празднике — дне учителя. Выходит Игорь с Библией. «Какой псалом читали, Саша?», — обращается он к пастору. Наверное, псалом мог быть любым. Игорь в курсе всех новостей: «потеряны нравственные устои», «пропагандируются однополые браки». Недавно слышали то же на молитвенном собрании у баптистов. Однако едва ли в Лахденпохье найдётся хоть одна пара, жаждущая однополого брака…
Благословение рюмок и финансов
Сегодня собирают трижды. Второй раз — на ремонт крыши неимущим лахденпохцам, о которых Игорь вычитал «ВКонтакте». Третий — на общий обед после собрания. У бабушки, пришедшей в летних туфлях и трико, две лепты было, а на третий сбор не хватило. Вдовица улыбается сборщику беззубым ртом. Конечно, покормят и её.
Тем временем на кухне сестра Екатерина слушает богослужение через динамики. У неё много работы: «Обычно после службы чай, но сегодня будет обед, потому что празднуем дни рождения». На столе дожидается трапезы огромный домашний торт.
Александр снова проповедует, а потом молится, зажмурив глаза. Берут микрофон и другие, но он не перестаёт напряжённо шептать. Служба достигает кульминации. К причастию подходят те, кто сам чувствует себя «в мире с Господом и ближними». Как именно примиряться: лично, исповедуясь пастору или открыв грех перед всей общиной — тоже решают самостоятельно. Причащаясь кусочками хлеба и вином из рюмочек, не перестают улыбаться друг другу. Пастор выпивает свою последним.
Мы переглядываемся: служба закончилась, а Дух так и не сошёл… «Вы разочарованы? Говорение на языках — это ведь дар, а не самоцель», - поясняет Александр и зовёт нас на трапезу. Там сосед по столу признается, что его воспитание скорее баптистское, да и вообще «в Америке на службах и танцуют, и что хочешь. А наши люди закомплексованны, они и руку-то стесняются поднять».
Если лебедь полюбит ворона
Россияне консервативны, даже если они протестанты и получают духовную гуманитарку. Это касается не только гомофобии и сомнений в необходимости женского священства. Например, пятидесятники из Финляндии удивляются тому, что в Лахденпохье могут отлучить от церкви за межконфессиональный брак. Пастору приходилось открывать Библию, чтобы убедить зарубежных коллег. О порядках в общине он рассказывает и нам:
— У нас есть церковное дисциплинирование. Сначала на замечание поставить, если жизнь не соответствует Священному Писанию. Когда человек не слушается и всё равно делает по-своему, тогда отлучение. Это не значит, что он не может ходить на собрание: может, но не участвует в таинствах. И за руку приветствоваться с ним нельзя, и кушать вместе. Всё это делается для того, чтобы устыдить, чтобы он одумался и вернулся.
— А что происходит в семье отлучённого? Как тогда решается вопрос с той же едой?
— Я не могу прийти в семью, над ними стоять и говорить: «А вы не должны вместе кушать». Всё зависит от личного понимания людей.
Казалось бы, сердцу не прикажешь. Но пастор считает иначе: «Не может лебедь полюбить ворона. Они совсем не подходят друг другу». Коль полюбил неверующего — значит, не такой уж ты и лебедь. А к христианам других конфессий пятидесятники лояльны только тогда, когда те действительно живут церковной жизнью, а не просто раз в году красят яйца.
— Не секрет, что именно в так называемых традиционных церквях всё для галочки. «Я православный» — и всё на этом, а по сути неверующий человек.
— Значит, смешанные браки иногда допускаются?
— Просто мы не проводим церемонию венчания для таких браков. Только благословляем.
Зато венчает поп! За чаем разговорились с Алексеем — пятидесятником в третьем поколении. На службе молодой человек без жены: она православная. Чтобы батюшка поженил, пришлось пообещать крестить у него детей. Для православной стороны это принципиально, а протестантам всё равно: главное — это тот выбор, который будет сделан в сознательном возрасте.
Алексей и сам подумывал о переходе в православие, хотел даже поступить в семинарию. Но не стал:
— Я понял, что у православных очень жёстко, они не имеют права думать. С точки зрения чистоты веры это хорошо, но с точки зрения здравого смысла — нет. Я хочу делать свои ошибки сам.
Молятся теперь с женой, не упоминая Деву Марию. А посты она всё равно соблюдает не все, потому что любит мороженое.
Альтернативная служба
Еда то объединяет, то разделяет христиан. Когда в Лахденпохью приезжает много финских гостей, пятидесятники помогают лютеранам печь пирожки к празднику. А вот с православным священником Цапом каши не сваришь, хотя пастор регулярно видится с ним на собраниях в мэрии:
— Мне кажется, что батюшка ведёт себя на комитетах как-то вызывающе. Почему-то мы не можем сотрудничать. Я его приглашал в реабилитационный центр, чтобы он какие-то свои занятия вёл, помогал людям выйти из тупика.
— А чиновники идут на сотрудничество с вами?
— Да. Нас не притесняет никто.
Нет, по словам Александра Черногородова, и конфликтов с местными жителями. Но мы помним о недавних протестах из-за строительства пятидесятнического храма — в бунташной Кондопоге. Потому идём проверять. Соседи будто сговорились: к храму привыкли, ничем не мешает.
Остаётся самим припоминать, какие у христиан могут быть трения с миром. Спрашиваем пастора:
— Допускается ли у вас служба в армии?
— Наша церковь молодая, дети только сейчас подходят к армейскому возрасту. Я бы рекомендовал не давать клятву, ведь есть такая заповедь. Поэтому альтернативная служба была бы лучше, хотя тяжело идти против течения.
Говорим и о пошедших против течения: только отнюдь не в армию, но тоже на своего рода альтернативную службу. Несколько человек, хотевших молитвы «погорячее», дезертировало в церковь «Посольство Божье» (есть в маленькой Лахденпохье и такие послы). А вот правдоискателя Вадима пастор забыл. Мы находим его сами, у местных лютеран:
— Лютеранством раньше и не интересовался особо, варился в пятидесятнической церкви. Поскольку я музыкант, то больше в голове музыка. Ушли с супругой из-за лицемерия руководства (не всех). Они с кафедры ругали, например, за то, что прихожане не были в воскресенье на служении. Типа надо всё бросить, семью и работу — на второй план, приди на собрание, хоть кровь из носу… А когда сами по подобным делам не присутствовали, так это и не обсуждалось. Как только я указал им на «брёвна» в их глазах по конкретным фактам, то тут же был снят со служения: просто так, после того, как двенадцать лет был музыкантом в группе прославления…
Реабилитированы прижизненно
Ознакомившись с храмом и его кухней, мы не можем пройти мимо социального служения общины — работы с алкоголиками и наркоманами. Реабилитационный центр разместился в здании бывшего мебельного магазина. Церковь выкупила его три с половиной года назад. Названия учреждения не видно. Красиво написанная от руки табличка гласит: «Бог есть Любовь». Из трубы деревянного дома заманчиво вьётся дымок. Внутри действительно жарко натоплено. Всё на виду: в одном помещении — и двухэтажные кровати, и кухня, и столик с телевизором. При входе висит распорядок дня. Правила тут строгие. Подъём около шести. Запрещено иметь деньги, литературу, пользоваться телефоном, общаться с посторонними. Переписка — только с родными. «Письма от друзей уничтожаются. Вся переписка проверяется». И так — год. Из тридцати человек выдержало пять. Ещё четверо прошли краткий восстановительный курс. Пятеро пытаются преодолеть себя прямо сейчас. В основном не местные: из Петрозаводска, Ухты, Москвы.
Всех мы видели на службе. Но подозрения в вербовке адептов уже развеяны пастором Александром:
— Мы не преследуем цели, чтобы они присоединились к нашей церкви. Цель — помочь людям выйти из своего пике, так скажем. Чтобы они стали полноправными членами общества. Ну а если они захотят, то они могут стать членами церкви. Поэтому и к православным я обращался уже давно, и директор в прошлом году обращался, приглашал к сотрудничеству.
Работник центра знакомит нас с подопечными, показывает нехитрое хозяйство. И вдруг вспоминает о юбилейных мероприятиях в Сортавале:
— Хотел поехать. Но мне говорят: «Кто же тебя здесь заменит?».
Реабилитанты откликаются задорно, как комсомольцы из советского кино:
— Так давайте все вместе поедем!
И поедут. А нас вдогонку просят выслать фотографии. Забыв, что не положено.