Беломорское чудо

Нахлебавшись адреналина на порогах и шиверах Керети, решили завершить поход культурной программой. А потому, практически не продирая глаз, ранним утром вывалились на вокзале в Кеми. Сдали лодки в камеру хранения. Суетливый водила, уверяя, что он самый лучший и дешёвый, затащил в «ПАЗик». И вот уже трясёмся по окраинам Кеми навстречу ярко-оранжевому солнцу. До причала в Рабочеостровске додребезжали минут за двадцать. В ожидании кораблика залезли в портовую кафешку греться и просыпаться. Пока попили кофейку, ощутимо потеплело.

Утро потрясающее. Безоблачное небо, поблескивающая, вздыхающая водная гладь, в лёгкой акварельной дымке острова. Запах сосновых досок, сложенных в штабеля мешается с горьковатым привкусом моря.

На соседнем причале на «Святитель Николай» грузятся паломники — женщины в длинных юбках и косынках, несколько монахов. На нашем «Косякове» народ разношёрстный — несколько компаний загорелых небритых водников; велосипедисты; цивильные туристы; группа японцев, увешанных аппаратурой. Все мечутся от борта к борту, фотографируясь на фоне причала, открывающегося моря, островов со створными знаками. Особое развлечение — кормить многочисленных чаек. С пронзительными воплями, кося наглыми жёлтыми глазами, выхватывают из рук куски.

Но хлеб кончился, чайки отстали, ветерок посвежел, налетели тучки, брызнул дождичек, — постепенно все заползли в кубрик и уснули. Слева проплывают неизвестные островки с избами, церквухами, справа — гладкие китовьи горбы Кузовов. Когда в поблёскивающей синеве показалась белая жемчужинка монастыря, повылезали фотографы, защелкали. Медленно втягиваемся в пролив между Заяцким островом и швартуемся у разрушенной гостиницы «Преображенской». Знакомые места. Когда-то, больше 10 лет назад, заскочил сюда после Охты.

Определившись с проживанием, ринулись в центр цивилизации — магазины. Цены кусаются, а ассортимент небогат, даже батареек приличных нет. Зато местные булки с брусникой потрясающие, хотя может, и изголодались на походных сухарях. У ступенек караулят козы. Целое стадо. Тянутся за выходящими, выпрашивая подачки. С ними боязливо соперничают дворняги. И лишь коты ничего не клянчат, а благосклонно позволяют погладить.

Для начала отправились в Ботанический сад. Хотели взять в прокате велосипеды, но, посмотрев на цены и раздолбанность предлагаемой «техники», передумали. И правильно сделали, не раз обгоняли волочивших «железных коней» на себе по песку, через лужи и с особым «удовольствием» в горку. К тому же вдоль дороги сплошняком грибы. Причём, белые. Набрав полпакета крепких боровичков, опомнились и припрятали на обратный путь.

После низкорослых, перекрученных корявых карельских лесов поразила аллея стройных высоченных лиственниц. Огромные кедры, пихты. Липы, рябины, калина и шиповник. А внизу широкие листья бадана, спирея, душистое луговое разнотравье. А также экзотический курильский чай и крымский падуб. Вроде бы обычные деревья и кусты, но если вспомнить, что до Полярного Круга всего полторы сотни километров, что уже через месяц под свист северных ветров остров покроет снегами полярная ночь, проникаешься искренним уважением к неизвестным трудникам. А ведь были и оранжереи с дынями и арбузами.

Аллея поднимается к уютной залитой солнцем деревянной дачке митрополита Макария. Во всем расслабляющая благостность и неторопливость. С вершины горы от бревенчатой часовенки роскошный вид на соловецкие дали, окаймлённые блистающим морем, на тёмно-синие чаши озёр в зеленом окружении, под сверкающими куполами монастыря.

Не меньшее уважение и восхищение вызывают соловецкие каналы, соединяющие многочисленные озёра. Берега, укрепленные валунами, развалины древних причалов и шлюзов. Помимо сбора пресной воды в искусственное озеро Святое у стен монастыря, эти рукотворные каналы были важнейшей транспортной артерией острова. Строительный камень и строевой лес перевозили между монастырём и отдалёнными скитами. Строили их те же поморские крестьяне-обетники и монастырские трудники. Сейчас изредка расчисткой каналов занимаются волонтёры «Рождественки».

К вечеру повёл экскурсию к АртАнгару. А его уже и нет. В прошлый приезд очень понравился этот огромный щелястый сарай — ангар гидроплана времен СЛОНа. Его захватили питерские, московские, архангельские художники, поэты и прочие богемные личности, оформив картинами, фотографиями и инсталляциями типа унитаза, обжитого морскими ракушками-балянусами, и аквариума с мелкой прибрежной живностью. Тогда, помнится, попал на уютную презентацию-фуршет книжки стихов о селедке, улетающей в тёплые края. Пели, читали стихи, показывали слайд-фильм. Но настоятель посчитал неуместными светские развлечения «в сердце православной культуры». А филиал Утришского дельфинария с дрессированными белухами прикрыли ещё до моего прошлого посещения. Молиться надо.

С утра прогулялись на Филипповские садки. Тоже своего рода памятник соловецкому природопользованию. Широкая и высокая дамба из огромных каменюк отделяет от моря узкий залив. Поскольку, учитывая многочисленные посты, основой питания монахов была треска, а море не гарантировало ежедневной добычи, то при богатом улове часть рыбы выпускалось в садки, куда при неудаче или штормах закидывали невод.

Даже вздрогнули, когда из воды показалась сначала одна чёрная спина, затем вторая. «Тюлени!!!» — завопили детки. Нет, дайверы. Может, ищут сокровища, спрятанные монахами после революции или после указов Петра Первого, а может от англичан и французов или шведов. Монастырь был богат, и желающих хватало.

А тюленя удалось потом увидеть неподалёку от Парусного берега. Толстячок нежился на большом плоском камне и милостиво позволил себя сфотографировать.

Сходили к «лабиринтам» — выложенным в доисторические времена каменным кругам. Происхождение и смысл их до сих пор не разгаданы. Зато поблизости много маленьких современных, сложенных руками креативных туристов.

До «Переговорного камня» не добрались. Не сходили на Голгофу, Большую Муксалминскую Дамбу, не съездили на Анзер и Заяцкий остров. Непривычное ощущение, что в отличие от других туристических мест, бегать за достопримечательностями на острове нет никакого желания. Хочется сесть на прибрежный замшелый валун и бездумно созерцать вздыхающее море, стены и купола монастыря, низкое прозрачное небо.

Может, тянет к тишине и покою после насыщенного и бурного похода?

Колдовство северной природы? Но чего-чего, а насмотрелись порожистых рек, видели и закаты, встречали туманные рассветы на каменных лбах над уютными озёрами, наблюдали море и в штиль и в шторм, бродили по шуршащему белому ягельному сосняку.

Место святое? В чём святость? В человеческом горе? Если вспомнить соловецкую историю, то каждый камушек полит потом и слезами карельских поморов, ведь монастырь с XV века владел всем беломорским побережьем от Сумы до Варзуги. Помимо денежного и натурального оброка крестьяне бесплатно работали, плавали на монастырских судах и строили, строили. Вот как без всякой техники голыми руками ворочать эти огромные валуны под промозглыми северными дождями, в тучах безжалостной мошки и комаров?

Ещё больше пролилось безвинной крови. Соловецкие казематы — старейшая тюрьма российской империи. Помимо тысяч безвестных здесь сидели: протопоп Сильвестр, автор «Домостроя»; «царь Всея Руси» татарский князь Симеон Бекбулатович, предки Льва Толстого дипломат и литератор Пётр Андреевич Толстой и сын его Иван; предки Пушкина Павел Ганнибал и сенатор граф Платон Мусин-Пушкин; казацкий атаман Пётр Кальнишевский и многие, многие другие. Причём о гуманности и правах не задумывались. Тесные, низкие каморки, каменная лавка, маленькое оконце, а чаще и без. Зябко и влажно даже летом. А ещё и кандалы, вырванные ноздри, и очень часто отрезанные языки, поскольку отправляли сюда, как правило, диссидентов. Преступников политических и неудобных. Ни прогулок, ни разговоров. Никакой надежды пожизненно.

О пытках и расстрелах сталинского конвейера смерти СЛОНе написано много.

Да и нынче всё выглядит довольно странно для святого места. Стяжательство и выжимание денег из туристов и паломников на фоне общероссийской провинциальной заброшенности и неустроенности.

К вечеру, уже подтащив рюкзаки к причалу, завершили экскурсией в Кремль и в музей. Потрясающая древняя мощь каменных стен из огромных в рост человека валунов, покрытых рыжим мхом, над Святым озером. Белые стены храмов и купола, взлетающие в опрокинутый голубой северный небосвод. И покосившиеся поклонные кресты, затертые старославянские иероглифы на могильных плитах, запах воска и ладана в соборе.

Гнетущая атмосфера музея — жуткая история концлагеря и школы юнг — 13−15 летних будущих героев, уходивших на фронт после годового обучения.

Перед отъездом сбегали в водорослевый магазинчик за подарками — кремы и шампунь из морской капусты ламинарии, морская соль. Фарфоровый колокольчик. Из прочих сувениров плоские камушки с детскими рисунками куполов и надписями «Соловки»; прянички — «козули»; тряпочные куколки — обереги. Приглянулся неимоверной цены деревянный сервиз с архангелогородской росписью. Скупердяйство подкрепилось воспоминанием, что в Кеми ещё ждёт рюкзак с лодкой. Да и зачем мне этот сервиз?

Загрузились на «Косяков», бросили монетки. Из глубины серой тенью вылетел бычок-керчак и цапнул одну. Что бы это значило?

Опять беготня с борта на борт с фотоаппаратами, кормление обезумевших от жадности чаек. Постепенно белый островок скрылся в синем мареве. Прощальным подарком была вереница белушьих спин и фонтанчиков на подходе к Кузовам.

Фото автора.