Александр Бородай: «Нам нужна великая Россия, а не Новороссия сама по себе»

(продолжение см. ниже)

Андрей Иванов: — Сегодня гость «Открытой студии» — Александр Бородай, первый премьер-министр Донецкой Народной Республики. Беседовать с ним буду я, Андрей Иванов.

— Александр, недавно Украина отмечала годовщину начала событий на Майдане. Вы лично, когда почувствовали, что события переходят в зону турбулентности, и неизвестно, чем вообще это может закончиться?

Александр Бородай: — Зона турбулентности — это такое понятие, которое можно применить к Украине в течение многих последних лет. С самого начала существования «незалэжной» Украины — это постоянная зона турбулентности, где все время что-то происходит, чреватое развалом и распадом. Просто существование «незалэжной» Украины, на мой взгляд, это состояние абсолютно неестественное. Украина как государственность — нечто противоестественное, возникшее в результате очень печального события: распада Советского Союза. Советский Союз мне, сам по себе, ничем не дорог, честно говоря, как держава. Но Советский Союз все-таки, в какой-то мере, оказался наследником Российской Империи, Великой России. Ну, хотя бы по географическому принципу, хотя бы отчасти. Потому, что многие территории потерял, по сравнению с Российской Империей. Но Украина по своему названию — это окраина. Вот она — западная окраина России, Русского мира. В этом нет ничего удивительного. Потому, что восточная окраина — это Владивосток, допустим, Сахалин. В этом нет ничего унизительного, что Владивосток или Сахалин — восточные окраины России. Вот так же и нет ничего унизительного в том, что Украина — это западная окраина России. Ее, если хотите, западный форпост. Это западный наш форпост, это наша западная окраина, или — восточная окраина западного мира, Европы, если хотите. Вот за все время идет борьба за эту территорию. Сейчас эта борьба в очередной раз обострилась. Мы видим на самом деле колоссальное, растянутое на века, движение Запада на Восток, которое постоянно, постепенно, с отходами назад иногда, с какими-то сложными перипетиями политическими, но, тем не менее, пытается от нашего русского, славянского мира откусить кусок за куском. Но Украина как независимое государство естественным образом существовать не может.

А.И.: — А вот многие говорят, что Россия стала терять Украину, поскольку не работала с гражданским обществом. Российские олигархи договаривались с украинскими, в то время, как Запад создавал сотни, тысячи различных НКО: от политологических институтов до баз подготовки праворадикальных боевиков. Россия на все это смотрела, надеясь решить проблему предоставлением кредитов Януковичу. Вы согласны?

А.Б.: — В том-то и дело, что работала. Другое дело, на мой взгляд, работала не так, как нужно. Дело в том, что Россия очень активно кредитовала Украину. Прежде всего, украинский бизнес. Российский бизнес очень активно кредитовал украинский бизнес. Поэтому можно сказать, что Украина нами была практически скуплена, если хотите. Но этого оказалось недостаточно. Не скупили реальные власти, и влияния политического не получили. Конечно, Россия активно работала с украинскими политиками, не только с Януковичем. Эти все политики считались нашими, что называется, «пронашими». Ну, как же? Они же с нами контактируют, деньги получают, вроде бы подключены на нас. Но на самом деле украинская политика — это такое грязное болото, где предательство считается абсолютно естественным делом. У нас этого, похоже, не понимают. Поэтому вся наша работа, экономическая и политическая, с Украиной — она, на самом деле, как мы сейчас видим, пошла прахом. Вылетела в трубу.

А.И.: — А когда вы лично решили вмешаться в события на Украине?

А.Б.: — Для начала был Крым. А Крым — это не Украина, на мой взгляд.

А.И.: — До референдума это была еще Украина.

А.Б.: — Ну, я так не считаю. Я никогда не считал Крым украинской землей. Я уже говорил, я вообще не понимаю, что такое государственное образование Украина. На мой взгляд, это нечто противоестественное. Поэтому я Украину никогда внутренне, для себя, не считал отдельным от нас государством.

А.И.: — В среде московского истеблишмента принято понимать политику, зачастую, как «большие деньги, помноженные на контроль за СМИ», такой большой PR создается, и вроде как проблемы все решаются. И, тем не менее, вы едете сначала в Крым, потом оказываетесь в Донбассе. Не было ощущения, что вы эдакий конкистадор, который не знает, что там, за океаном? Лишь приблизительно представляет, что надо делать, но собирает в себе силы и едет, пытается что-то сделать.

А.Б.: — Звучит очень пафосно и героически. Но, наверно, можно сказать, что и так. Другое дело, что я не совсем так уж не знал, с чем буду иметь дело. Потому, что у меня есть довольно обширный опыт работы на Украине, и украинскую, по крайней мере, политическую элиту, в общем, неплохо знаю. Я как-то был в курсе взаимоотношений, связей, самого характера украинской политической элиты. Другое дело, конечно, что все равно и я, мои товарищи ехали в некоторую неизвестность. Потому, что мы не понимали, что нам придется делать. То есть, конкретно в какой ситуации мы окажемся, буквально, через день.

А.И.: — Вы стали первым премьер-министром, главой правительства самопровозглашенной или — самоопределившейся Донецкой Народной Республики. Как вам кажется, без вас, без участия других людей, которые прибыли из Москвы, из России, что-то бы получилось? Некоторые говорят, если бы вы не вмешались, то и в Донецке, и в Луганске, было бы то же самое, что в Харькове, в Одессе. Люди попротестовали, но потом замерли.

А.Б.: — Дело в том, что это не так. Война все равно была бы. Я появился в Донецке, до этого побыл в Славянске. Это было незадолго перед референдумом. Я уже обнаружил там силовые структуры Донецкой Народной Республики, которые были готовы сражаться за нее, и уже к тому времени сражались, боестолкновения были, эпизодические, небольшие. Тогда еще все рассчитывали на то, что большой войны не будет, надеялись на это. Но, тем не менее, были и силовые структуры, готовые отстаивать независимость Донецкой Народной Республики. Да, разрозненные, разобщенные, иногда между собой конкурирующие. Но, тем не менее, они были. И эти структуры состояли из местных жителей Донбасса, а вовсе не из пришедших варягов или добровольцев. Поток добровольцев тогда только-только намечался. В этом смысле, в Донецке, я и моя группа были одними из первых.

А.И.: — Когда вы приехали в Донецк, чему поразились в первую очередь? Может быть, людям, которые там были?

А.Б.: — У меня есть определенный опыт работы с революционными средами. Там действительно встречаются разного рода яркие персонажи. Хотя, конечно, Новороссия для меня была таким большим и серьезным опытом. Я многое увидел, многое узнал.

А.И.: — Вы чувствовали, когда уже начали там активно работать, определенное непонимание с местными людьми? Все-таки вы выросли в Москве, это, можно так сказать, определенная московская ментальность. Там люди несколько другие. По-другому привыкли работать, по-другому мыслят. Не было противоречий, не было непонимания?

А.Б.: — Непонимания не было. Дело в том, что я, конечно, москвич, но который много где побывал, поездил по разным регионам, по разным странам. Поэтому приходилось иметь дело с разными культурными средами. А там все-таки среда была своя, были русские, патриоты России. Да, они донецкие, они донбассцы. Это накладывает определенный отпечаток, есть своя специфика в характере. Это — не простые, взрывные, волевые люди, надо сказать, часто очень хитрые. Но, по-своему, мне своей этой хитрецой нравились где-то. Где-то смешили, в хорошем смысле этого слова, в трогательном, я бы сказал, смысле.

А.И.: — Вы возглавили правительство. Какие первоочередные задачи стали решать? И удавалось ли их решать?

А.Б.: — По факту, можно сказать, что их в целом удалось решить. Естественно, какие-то задачи не удалось решить, какие-то удалось решить удачно, какие-то менее удачно. Самая основная задача была — сплочение тех сил, которые отстаивали Донецкую Народную Республику — тогда еще только символ, а не государственное образование. И, собственно говоря, из этого символа, из этой идеи, слепить реально действующую государственную машину. Если хотите, иерархию власти, бюрократию. Ну и, конечно, очень большое время занимала война, военное строительство. Я сейчас знаю, что есть те, будем так выражаться аккуратно, которые считают, что в Донецке войны не было и ничего не происходило. Ну, это опять-таки вранье. Это не так. Дело в том, что и в Донецке были базы. В самом Донецке, в городе были базы, занятые противником, превратившиеся в базу внутренних войск. И их за июнь месяц удалось всех отбить. Самая удачная операция — это взятие базы внутренних войск на улице Щорса Тогда после 8-часового боя удалось взять в плен более 400 военнослужащих внутренних войск Украины, командира части. И, что самое главное и важное для нас, захватить большое количество вооружения. Ну, прежде всего, стрелкового. Но были, по-моему, 3 единицы техники, 2 бронетранспортера. Опять-таки, было взятие базы на улице Боссе, менее удачное, честно говоря. Потому, что противнику удалось подорвать арсенал. Потом сутки практически не было того, что для нас было принципиально важным, трофеев в виде оружия с этой базы. Шли бои и в Снежном, у Саур-Могилы, в районе Дмитровки, на Карловке, в районе Волновахи. На Карловке — очень важно, это западные ворота Донецка.А.И.: — Перед вами стоял вопрос о формировании идеологии нового, молодого самопровозглашенного государства? Просто очень много разных есть точек зрения. Одни говорят, что Бородай приехал по прямому указанию из Москвы, он выполнял волю Кремля, когда Кремль его отозвал, он уехал обратно. Собственно говоря, он своих интересов там не имел. Другие говорят: он был связан с какой-то разветвленной сетью белоэмигрантов, он провозглашал эти белогвардейские идеи, и, соответственно, рабочие, трудящиеся Донбасса этого вообще никак не поняли. Третьи говорят, он сказал, что будем строить военный коммунизм. Это тоже кому-то не понравилось. Вот на самом деле, под какими идеями вы туда пришли? И пытались ли какие-то идеи воплотить в жизнь? Какая-то большая идея, мечта была?

А.Б.: — Да. Она очень простая и очевидная. И мне не пришлось никакую идеологию формировать. Я услышал от вас 3 версии. Все 3, честно, откровенно говоря, одинаково глупые. Особенно, конечно, глупая версия про белоэмигрантское подполье. Я просто не понимаю, что это за белоэмигрантское подполье. Где оно существует? Мы же не в 1922-м и не в 1923-м году ХХ века живем. Одним словом, это уж совсем смешная версия. Что касается остальных версий, то я понимаю, как они строятся, но они тоже не соответствуют действительности. А что касается идеологии, все было очень просто. Луганска я не касался в данном случае, давайте будем говорить о Донецке, который просто хотел в Россию. И это была главная идея. Ее требовалось сформулировать, она была сформулирована. Ее не требовалось предлагать массово, массы ее сами озвучивали, и очень активно. Те люди, которые живут на Донбассе, захотели после того, как на Украине произошел военный переворот, после того, как к России присоединился Крым, тоже присоединиться к России. То есть это была главная, основная идеологическая идея. Что касается каких-то экономических интересов, то экономических интересов я на Донбассе действительно не имел, и не имею на сегодняшний день. Ну, что касается управления экономикой, то никакой экономики, кроме как функционировала по остаточному принципу, там не было. Все решения исходили из обычного здравого смысла. А вовсе не с какой-то специально продуманной парадигмой военного коммунизма, или наоборот, какого-то союза с олигархами. Это все, честно говоря, ложь, выдумки.

А.И.: — У нас в студии было много представителей ополчения, и многие из них признавались: «Мы рассчитывали, что с Донбассом будет то же самое, что и с Крымом. Появятся вежливые люди, мы проведем референдум и станем субъектами Российской Федерации». У вас была такая надежда? Или вы изначально понимали, что будет то, как сегодня?

А.Б.: — Да, была. Нет, изначально я этого не понимал. Я так же, как и они, на это искренне рассчитывал.

А.И.: — И когда пришло понимание, что крымский сценарий не повторится?

А.Б.: — Постепенно. Сначала я думал, что, честно говоря, вот тот каркас, в строительстве которого я принимаю участие, каркас государственности под названием ДНР — это очень временное образование, которому держаться несколько дней, 2 недели. Но не больше. А потом просто приходит Российская Федерация и этот каркас за ненадобностью, будем говорить, уничтожается или сламывается: просто не нужен становится. И его загоняют в обычные, нормальные федеральные структуры власти Российской Федерации. Вот я на это искренне надеялся, как и очень-очень многие другие: ополченцы, не ополченцы, просто жители Донбасса, добровольцы, которые пришли из России. Этого не произошло. Но я, в отличие от тех, кто вопит про предательство, никакого предательства в этом не вижу. Потому, что построение Донецкой Народной Республики, или построение Новороссии, построение Луганской Народной Республики не является для русских людей самоцелью. Это, если хотите, вторичная цель. Для меня, как я думаю, и для миллионов русских людей, русских патриотов. Основная цель — это Великая Россия. Построение Великой России. Да, в которую, очень желательно, чтобы вошли Донецк, Луганск. Но, тем не менее, Великая Россия является нашей единственной настоящей целью. И то, что Российская Федерация не включила в свой состав Донецкую и Луганскую республики, не признала их официально, как государственные образования, но при этом активно помогает и дипломатическими, и экономическими средствами народу Донбасса, для меня это является оправданным. Да, я надеялся на нечто другое. Но то, что его не произошло, у меня обиды на Российскую Федерацию, в том числе и на власть Российской Федерации, не вызывает. Потому, что я понимаю, эта власть делает все, что может, чтобы помочь народу Донбасса. И то, что она не включила их в свой состав, для этого есть причины. Причины эти очень серьезные. И эти причины — не прихоть, а заключаются в том, что основная деятельность власти Российской Федерации подчинена, прежде всего, интересам Российской Федерации в целом. России в целом.

Часть 2

А.И.: — В середине июня я был в Донбассе, в Луганске, в Донецке, встречался со многими разными людьми, в том числе и близкими к власти новых республик. И все в один голос говорили, что сами по себе Донецкая, Луганская Республики — они нежизнеспособны. Да и, собственно, смысла нет, что-то там строить. А вот наша цель — Новороссия. Другие говорили: нет, наша цель — взятие Киева, а в дальнейшем и Львова. То есть, объединение всей прежней Украины, без Крыма, естественно, и уже установление нормальной народной власти. Для вас, что такое Новороссия? И в чем причина, что до сих пор нет ее даже в границах нынешних, а есть отдельно Донецкая Республика, отдельно Луганская Республика? Везде своя власть, своя система подчинения.

А.Б.: — Давайте с этим разберемся, потому, что это действительно важный момент. У нас очень много трещат про Новороссию, используют этот термин. Я вообще его сам, честно говоря, иногда просто, ну, заражаюсь от всех остальных, тоже начинаю использовать. Хотя делаю это неправильно. Вообще, термин «Новороссия», на сегодняшний день, он довольно бессмысленный. Потому, что Новороссия, на сегодняшний день — это идея. Хорошая, светлая идея. Да, правильная идея. Идея о том, что существует, по крайней мере, 8 областей бывшей Украины, включающие в себя и Донецкую, и Луганскую области. Ну, а так же включающие в себя и Харьковскую, и Николаевскую, и Херсонскую, и Одесскую, и Запорожскую, и Днепропетровскую области. Где живет население, которое по своему менталитету, фактически, русское. Ну, в большинстве своем. Которое тяготеет к России, которое хотело бы жить в русском мире, которое хотело бы потенциально, ну, в потенциале некотором, жить под управлением Российской Федерации, под властью Российской Федерации, быть составной частью Российской Федерации. Поэтому Новороссия — это всего лишь пока что идея. Новороссии на сегодняшний день никакой не существует. Поэтому ее нельзя предать, сдать, распилить, еще что-то с ней сделать. Новороссии просто нет. Нет ни органов власти Новороссии, если не считать парламента, которому придан статус Ассамблеи, и который, в общем, фактически не собирается. Ну, и практически ничего не делает. Я не говорю, что отдельные депутаты Новороссии не делают чего-то полезного. Наверняка делают, и довольно много. Но, собственно, никакого правительства, власти Новороссии нет. Территории Новороссии тоже не существует, на сегодняшний день, под нашим контролем. Существует две республики — Донецкая Народная Республика и Луганская Народная Республика. Эти республики — уже выстроившиеся, самостоятельные, серьезные, вполне себе, пусть и непризнанные, но вполне государственные образования. У этих государственных образований есть дееспособная власть, которая сейчас пытается не только воевать, но и налаживать мирную жизнь в республиках. Что эти республики представляют из себя с идеологической точки зрения? Они представляют из себя плацдарм. Плацдарм для создания Новороссии. Новороссия — это дело будущего, очень надеюсь, недалекого совсем будущего. Будущего, которое наступит, может быть, через несколько месяцев. Я очень на это рассчитываю. Но пока Новороссии нет. Те люди, которые сейчас говорят о том, что в Новороссии происходит то-то и то-то, или в Новороссии не происходит ничего, они, в общем, не понимают, о чем они говорят. Я знаю, что в Москве ходит куча людей, которые представляются какими-то, не знаю, представителями новороссийской государственности. Ну, это жулики, если честно. Просто самозванцы. Потому, что не существует органов власти Новороссии. У нее нет никаких органов власти. Нет там ни министерств, ни разведок, ни контрразведок — ничего. Это идея, наша идея, хорошая, которую мы будем осуществлять. Я надеюсь, сможем осуществить, но — не любой ценой.. Новороссия нам нужна, но это не самоцель. Это цель, если хотите, второго порядка. Нам нужна Великая Россия, а не Новороссия сама по себе. Новороссия, если хотите — это одно из средств, одно, не единственное, для созидания Великой России, не более того.

А.И.: — А как вы восприняли Минские соглашения?

А.Б.: — Вы знаете, это хороший очень вопрос-то. Интересный. Потому, что для нас Минские соглашения являются постоянным камнем преткновения. В них, собственно, обвиняют власти Донецкой Народной Республики и Луганской Народной Республики. Обвиняют в том, что эти ужасные, предательские, Минские соглашения, которые не дали, значит, развить безумное наступление, довести танки до Киева, создать Новороссию, водрузить знамя в Одессе, все такое прочее. Я что хочу сказать по этому поводу. Смотрите, соглашения, которые заключены во время войны, когда нет решительной победы для одной из сторон, они никому не нравятся. Ни одной, ни другой стороне. С этой точки зрения, мне не нравятся Минские соглашения. Вообще не нравятся, никак. Александру Захарченко, я вас уверяю, тоже не нравятся Минские соглашения. Андрею Пургину безумно они не нравятся. Вообще соглашения, которые являются плодом компромисса и взаимных уступок, когда решительная победа не достигнута, когда никто, ни одна из сторон не подписала капитуляцию — они точно не нравятся. На украинской стороне, я думаю, они тоже никому не нравятся, на стороне противника. Потому, что все эти соглашения являются плодом компромисса, взаимных уступок. Но это не значит, что эти соглашения не нужны, политически не актуальны. Так складывается ситуация, что они оказались и востребованы, и политически актуальны. Да, они неприятны. Да, очень хотелось бы взять Мариуполь. Да, очень хотелось бы взять не только Мариуполь, я вас уверяю. И мне бы тоже очень хотелось это сделать. И мне бы тоже очень хотелось бы с шашкой, на белом коне, скакать впереди наступления, и размахивать флагом. Но, что поделаешь? Есть желание, а есть необходимость. И следовать в этом смысле надо, прежде всего, чувству долга, а не собственным желаниям.

А.И.: — Вы сейчас принимаете какое-то участие в жизни Донецка, Луганска? Понятно, вы сейчас там уже не занимаете никаких постов.

А.Б.: — Не занимаю.

А.И.: — Но как-то стараетесь помочь?

А.Б.: — Да, как частное лицо. Есть же люди, с которыми я познакомился, подружился в Донецке, которые до сих пор рассчитывают на меня. Честно говоря, для меня это даже некоторая проблема на сегодняшний день. Потому, что они рассчитывают на меня в значительно большей степени, чем у меня существуют возможности. Потому, что мои возможности сейчас ограничены возможностями обычно частного лица. Я могу помочь, в основном, советами. Но в каких-то критичных случаях я помогаю, если это нужно, деньгами, своими собственными деньгами. У меня нет никаких благотворительных фондов. Как могу, так и помогаю. Сейчас я частное лицо, если хотите, эксперт по этой проблематике, в какой-то мере востребован. Естественно, до сих пор, у меня огромный поток ходоков, друзей, которые приезжают и со мной общаются, советуются. Уж чем-чем, а советом я им всегда готов помочь.

А.И.: — Большинство вопросов от наших читателей, и Владимир Шабаев, и дядя Саша, так подписался наш читатель, и Максим, и Алексей Кретов, и вот Карина, Дмитрий — они все, в общем-то, задают один вопрос: что дальше будет с Донецкой и Луганской республиками в нынешних условиях. Началась зима, Киев полностью блокировал выплату всех пенсий, пособий, работу украинских госучреждений. Многие говорят, в Донбассе сейчас просто гуманитарная катастрофа. Что будет дальше с этим краем? И опять же, многие задают вопрос: возможно ли при нынешних условиях выстроить там какую-то более-менее работающую систему госуправления? Предприятия работающие платили какие-то налоги, тоже знали правила игры. Соответственно, можно было бы победить махновщину, которая сейчас существует среди командиров ополчения.

А.Б.: — Я вас уверяю, ее сейчас значительно меньше, чем раньше.

А.И.: — Систему госуправления сегодня можно выстраивать? Или об этом говорить еще рано? Может ли выжить сегодня этот край?

А.Б.: — Он просто обязан выжить. Я же говорю — это плацдарм. С этого плацдарма Россия может или наступать, или может с этого плацдарма отступить. Если отступить, то будет очень плохо. Поэтому этот край выжить как плацдарм просто обязан. А мы все, если являемся русскими патриотами, обязаны этому краю помогать всем, чем можем. Что касается практики, то, во-первых, там система власти, иерархия властная, уже сейчас существуют. И эта власть работает, обеспечить жизнеспособность республик, я надеюсь, она в состоянии. С помощью, естественно, России, с помощью русского народа, и Российской Федерации. Что касается гуманитарных катастроф, то слово «катастрофа», оно, конечно, громкое и не очень понятное. Но трудности там существуют действительно колоссальные. Я просто не стал бы это называть гуманитарной катастрофой. Трудности действительно очень большие. С этими трудностями придется справляться, сейчас очень многое для этого делается. В том числе, и для того, чтобы наладить нормальное функционирование экономики. Чтобы предприятия работали, чтобы люди могли получать зарплаты. Так, чтобы эти предприятия действительно могли бы вывозить в Россию свою продукцию, завозить продукцию из России. Вот ради этого сейчас прикладывается много усилий. В том числе, усилий специалистов. Что касается строительства экономики в ДНР, могу сказать, что в этом плане делается сейчас очень многое. И я надеюсь, что результаты будут позитивные. И зиму, несмотря на все сложности, здесь переживут. Тут, если хотите, возникает такое своеобразное соревнование: кто переживет зиму? Украина или Донецк и лика? Надеюсь, что в этом соревновании выиграют две непризнанные республики: Донецкая и Луганская. Не без помощи России, но выиграют.

А. И.: — Выиграть соревнование — звучит цинично. И там и тут — люди…

А.Б.: — Вообще надо сказать, что и политика вещь довольно циничная, приходится подходить часто к вопросам о людях, с точки зрения закона больших цифр. Политика и война, они, на самом деле, являются частями одного целого. Мы можем, конечно, произносить всякие пафосные речи, но это так было, так есть, и так будет пока что, к сожалению. Но, несмотря на это, действительно, я знаю, что для экономики ДНР, делается очень многое, чтобы она нормально начала функционировать. Для этого, прежде всего, в первую очередь, сейчас необходимо создание, пусть даже в очень упрощенном виде, но собственной финансовой системы, чтобы могли вестись безналичные расчеты.

А.И.: — Как вам кажется, то, что произошло в Донбассе, это начало какого-то большого пути, в цепи больших исторических событий, свидетелями которых мы стали, либо все пойдет на угасание? Понятно, это плацдарм, как вы говорите. Но с одной стороны, это желание. А реальность? Вот дальше, какие процессы могут развиваться?

А.Б.: — Тут я вычленяю две части вашего вопроса. Во-первых, вопрос о важности. Да, я действительно считаю, что события на Донбассе — колоссальной исторической важности. Причем, исторической не только для России, Украины, а каких-то окружающих стран, территорий. Это события очень важные для вообще всего мира. Это события, которые являются прецедентными по слому того, что называется «мировой порядок», «новый мировой порядок». Хотя, если честно говоря, «очень старый новый». С крушением Советского Союза мир стал фактически однополярным. Сейчас на Донбассе формируется прецедент. Потому, что этот однополярный мир рушится. Фактически Россия себя вновь заявила как мощная, после довольно длительного времени, геополитическая сила. Это не нравится на Западе. Поэтому к Донбассу прикованы взгляды, усилия: финансовые, политические, организационные всех основных действующих в мире сил. В том числе и Соединенных Штатов Америки.

А.И.: — Что греха таить, понятно, что противостояние идет между Россией и Западом, между Россией и Соединенными Штатами Америки.

А.Б.: — Прежде всего, между Россией и США. Потому, что Европа в этом противостоянии занимает несколько иную позицию, чем Соединенные Штаты. Она, в том числе, и в вопросе о санкциях, вынуждена фактически подчиняться диктату США. И мне приходилось в Москве и в последнее время встречаться с представителями европейских элит, и они признают этот факт. Признают, что они свои действия, в том числе, негативные действия по отношению к России, совершают под прямым давлением Соединенных Штатов Америки.

А.И.: — На ваш взгляд, в ближайшее время могут появиться новые плацдармы этого противостояния на просторах СНГ?

А.Б.: — Вообще-то могут. Но я считаю, что сейчас, прежде всего, основные усилия будут прикованы к разрешению ситуации именно в этой точке, в Донбассе. Сейчас, если угодно, мы находимся в режиме определенного затишья, передышки для обоих сторон. Это переформирование, накопление сил и средств. И я думаю, что, скорее всего, весной опять возникнет какое-то противостояние. Будет ли оно экономическим, политическим только ли. Или оно перейдет в военную, серьезную какую-то форму военного противостояния. Мне пока неизвестно. Но, тем не менее, противостояние возобновится. Сейчас, если хотите, перекур. Время заняться экономикой. Я согласен с тем, что по Донецку стреляют. Я согласен с тем, что эпизодически возникают какие-то боестолкновения, я все это знаю. Но, тем не менее, сейчас относительный перекур. Время формировать ДНР собственные вооруженные силы. И, прежде всего, заботиться о жизни простых людей.

Полная версия на видео «Открытой студии».

Над программой работали: Андрей Иванов (ведущий), Майя Мамедова (продюсер), Александр Фатеев (оператор-монтажер, фото).

Примечание: Уважаемые читатели «Свободной прессы», приносим вам свои извинения за возможные технические неточности, с которыми вы могли столкнуться при прочтении данного материала.