Самоубийственный Петербург

В воскресенье вечером в Приморском районе Петербурга две 15-летние девушки, ученицы школы № 655, выбросились с 10 этажа дома № 50 по Богатырскому проспекту. Они обе здесь жили, вместе учились. Следственный комитет России по Санкт-Петербургу утверждает, что подруги шагнули из окна по очереди. Хотя есть свидетельство очевидцев, что они прыгнули, взявшись за руки, и что-то сказали друг другу напоследок. Так или иначе, Карина и Вероника погибли на месте.

Рядом были найдены две записки. В них девушки указали имена молодых людей — Руслан и Дмитрий, — которых они просят винить в своей смерти. Школьницы попросили прощения у родителей и пояснили, что больше не могут жить из-за неразделенных чувств к молодым людям. По версии следствия, девушек могли довести до самоубийства: уголовное дело заведено по статье 110 УК РФ.

Это уже второе подростковое самоубийство в Петербурге за неделю (если не считать, что в прошлые выходные в пролет между перилами с десятого этажа упала 17-летняя Яна Нилова — дочь депутата ЗакСа Олега Нилова. Отец не верит в самоубийство). Как мы уже сообщали, в минувшую среду, 26 октября в школе № 163 Центрального района Петербурга из окна кабинета русского языка и литературы на четвертом этаже выбросился 12-летний мальчик: ему поставили двойку за четверть по русскому. Правда, в предсмертной записке шестиклассник просил преподавателя в его смерти не винить.

А кого винить? В беседе с корреспондентом «Свободной прессы» об этом размышляют специалисты. Учитель лицея № 581 Приморского района Константин Белов:

«СП»: — Что делается в школах, чтобы предупредить суицидальное, депрессивное поведение подростков?

— Это проблема не новая, об этом, если не ошибаюсь, спрашивали ещё Макаренко, он как раз считал, что если мы пойдем на поводу у детей и станем выставлять завышенные оценки, то увеличим риски, потому что ребенок может этим манипулировать. Если об этом часто говорить и писать, то у некоторых детей может возникнуть такое ложное ощущение, что можно так надавить на взрослых. Даже если ребенок дошел до такого шага формально из-за оценок, дело тут не в плохой оценке, она могла быть катализатором каких-то его внутренних проблем. Школе это не решить, это проблемы общества.

«СП»: — Общество больно, это известно. И что теперь — всем прыгать из окон?

— Вот девочки прыгнули из-за несчастной любви. У психиатров есть понятие «патологическая любовь», которую надо лечить и корректировать. Патологические виды любви — они есть.

То, что случилось с девочками — большая проблема. Потому что люди теряют смысл жизни. А подростки это чувствуют гораздо жёстче. Когда вот эта единственная их влюбленность, единственный свет в окошке, и кроме него нет никакого смысла… А что в обществе происходит? Смысл жизни сводится к чему? У нас школа на этом построена — мы должны воспитывать успешного человека. Успешных людей в обществе может быть, дай Бог, процентов двадцать. А остальные? Серая масса. У них смысла по большому счету и нет. Дети это чувствуют, и как только у них появляется какое-то светлое пятно — эта любовь, влюбленность, может быть, даже подростковая игра в любовь, — но она гораздо светлее, чем обыденная жизнь вокруг… Вот об этом следует говорить.

Также может быть и с оценками. У мальчика была единственная надежда вырваться из серых буден — что он учится не на двойки. По большому счету, мы тут подходим к такому кругу проблем, которые касаются и взрослых тоже. Просто взрослый чаще на что-то может опереться, а у детей таких опор нет, они живут только в том, что видят.

«СП»: — Дети часто думают, что умрут «не насовсем», или назло мальчику, который бросил, пусть «заценит»…

— Об этом пишут все психологи. У ребёнка нет ощущения смерти, как конца. Человек, который кончает жизнь самоубийством, находится либо совсем в неадекватном состоянии, либо в детском возрасте — тут неверие в собственную смерть и представление, что он увидит, как на его могиле все мучаются, что его не любили, не оценили. Вот здесь, наверное, может школа что-то сделать. Но это уже вопрос к психологам, почему не выявляется склонность к суициду. Что-то, наверное, делается, но недостаточно и не всегда.

«СП»: — Если бы в каждой школе висел номер телефона, по которому ребенок поможет позвонить психологу в антикризисный центр, поговорить о своих проблемах…

— Есть эти телефоны, они известны, но как-то дети мало внимания на эти телефоны обращают. Может быть, решением могло быть, если бы у нас классные руководители стали классными руководителями, а не бумагопереписчиками. Потому что у классного руководителя зачастую не хватает времени, чтобы заниматься реальными проблемами ребенка, у него такое количество бумажек, совершенно ненужных, которые от него требуют очень жестко. Мне кажется, что если бы от этого учителей освободили, но обязали бы больше заниматься детьми — было бы лучше. Психолог — один на школу — проблемы не решит.

«СП»: — А перед классными руководителями вообще стоит такая задача?

— Вообще, официально классный руководитель должен заниматься воспитанием детей, а значит, должен вникать в их личные проблемы, их психологические особенности. Должен! Но настолько большая загруженность классных руководителей «обязаловкой», что реальной работой они заниматься просто не успевают.

Руководитель психолого-медико-социального центра Приморского района Санкт-Петербурга Ирина Случаева.

«СП»: — Если у нас за неделю трое школьников выпрыгнули из окна, то это что? Эпидемия такая началась?

— Ничего не начинается. Вы же не знаете всю информацию по мальчику. А я знаю. Мальчик перешел на более трудную программу, в семье было тяжело из-за смерти дедушки, мама уехала в санаторий, и дети были одни. Кроме школьных оценок там еще масса проблем. У мальчика три сотрясения мозга было за год. Все повлияло в совокупности. А эти фильмы, эти компьютерные игры? Дети часто думают, что в этой серии Ван Дамм умер, а в следующей — он жив. Но это, конечно, не про пятнадцатилетних.

«СП»: — Действительно, дети могут думать, что умирают не насовсем.

— Этому учат все фильмы, игры в интернете тому очень способствуют. У нас даже сотрудники говорили со своими детьми и убедились, что многие искренне уверены, что кнопочку нажмешь, и все начнется сначала. И мы в тревоге! Не понимают дети, где кончается игра, и где начинается действительность. Причем большинство.

«СП»: — Может быть, что-то уже пора делать?

— А что вы думаете? Школа и дети отдельно живут от общества и поэтому прыгают? Всё в жизни взаимосвязано. Я работаю в образовательном учреждении, которое занимается проблемами психологическими, чтобы ребенок успешно обучался в школе. А с этими проблемами, о которых вы говорите, занимаются кризисные центры. Центр неврозов, например. У нас есть кризисные телефоны. В школах они есть. Есть такое утверждение, что психолог школы должен лучше знать детей. Но на одного психолога школы приходится 750 учеников. Классный руководитель — один на 25 школьников. А у родителей их два-пять. Так кто должен лучше знать своих детей?

«СП»: — Ирина Юрьевна, Россия стоит, чуть ли не на первом месте по детским суицидам…

— Проблема суицидов не в компетенции школьных психологов. Девочки есть девочки, все мы прошли через этот трудный возраст, пятнадцать лет. Если родителей рядом нет, то всякие дурные мысли в голову лезут. Родители в первую очередь должны были рассказать о несчастной любви. А задача школы - прежде всего давать знания и способствовать благополучной сдаче ЕГЭ. Конечно, она должна и воспитывать тоже. Но по Конституции родители несут ответственность за воспитание и обучение своих детей, не школа!

Из досье «СП»

Уполномоченный по правам детей при президенте РФ Павел Астахов заявил, что Россия занимает первое место в Европе и одно из первых мест в мире по уровню смертности от самоубийств среди подростков 15−19 лет. По словам детского омбудсмена, на 100 тыс. несовершеннолетних приходится 19,8 случая суицидов. Один из самых популярных запросов в интернет-поисковиках — «способы совершения самоубийства».