Детектив с фотографией: А был ли «блокадный» мальчик?

18 января в Петербурге празднуют День прорыва блокады. А накануне в интернете появились снимки мальчика Ильи, воспитанника Павловского интерната № 4, которого в городской больнице № 1 сфотографировала петербурженка Мария Карабанова. Она находилась со своим ребенком на лечении в детской городской больнице № 1. Там-то и увидела маленького дистрофика, который самостоятельно не мог есть, и который от истощения с трудом дышал. Такими были ленинградские дети в блокаду.

— Когда я впервые увидела его, мне стало плохо — нечто подобное до этого я видела только в фильмах про войну, когда показывали узников концлагерей. Когда Илья поступил в больницу, он был так слаб, что не мог есть самостоятельно и с трудом дышал. Но затем его состояние улучшилось, зонд вынули, и он ел с ложки. Я видела, как он ел — жадно заглатывая то ограниченное количество еды, которое разрешали ему дать из-за его дистрофии. И он поправлялся, — рассказывает Карабанова. Женщину до глубины души поразила «общая заброшенность, запущенность детей-отказников и детей из приютов».

— Дети страшно измождены. Даже истощены — многие представляют из себя просто скелетики, обтянутые кожей — слишком маленькие для своего физического возраста. Все дети, поразившие меня своим ужасающим состоянием, поступали в больницу из одного и того же места — Павловского интерната № 4. Неужели детей, беспомощных больных сирот, всецело зависящих от тех, кого приставило к ним государство, в интернате не кормят?

Она рассказала, что получая лишь самую простую больничную пищу — жиденькие супы, картофельное пюре и кашу на воде — маленькие страдальцы умудряются прибавлять в весе.

Как известно, дети этого интерната минувшей осенью обращались к президенту РФ Д.Медведеву. В открытом письме содержалась просьба о помощи. Воспитанники сообщали, что их плохо кормят и держат взаперти, не выпуская в город, хотя они давно уже совершеннолетние.

Ребята постарше — а там содержатся вполне взрослые молодые люди 20−24 лет, опасались, что в реабилитационном отделении их продержат еще по 15−20 лет: «Мы находимся в реабилитационном отделении в первом корпусе. Реабилитация закрытого типа… Когда мы хотим сходить в магазин с воспитателем, пишем заявление — что мы хотим себе купить. Это заявление рассматривается администрацией. Покупка личных вещей запрещается. Паспорта и деньги нам на руки не выдают. В город самостоятельно не выходим»…

Воспитанники отмечали, что ситуация в учреждении резко меняется, как только сюда приезжают с проверкой — например, представители соцзащиты или прокуратуры — администрация уверяет их, что в детдоме все благополучно.

К сожалению, получить комментарий у директора интерната Галины Племянниковой по этому поводу не удалось: она не брала трубку телефона. Впрочем, ее позиция известна, Она утверждает, что «на интернат клевещут», а дети, содержащиеся в нем, «тяжелые по определению».

«Такие дети вообще должны лежать в больнице, но у нас почти весь персонал — медики. Мы следим за здоровьем ребят, но сотворить чудо не можем. Они все с врожденной патологией, не могут набрать вес, взрослые дети могут до сих пор помещаться в кроватку годовалого малыша. Мы отвозим их в больницу полечиться, и, как только им становится лучше, забираем обратно», — разъяснила Племянникова.

Директор интерната убеждена, что кормят их «так хорошо, как не каждая семья может себе позволить».

Племянникова приглашала журналистов приехать и увидеть все своими глазами, «как только карантин по ветрянке закончится». Который там объявлен с того момента, как дети написали письмо президенту.

— Галина Ивановна — большой дипломат, — поделился с корреспондентом «Свободной прессы» директор благотворительного фонда «Подорожник» Андрей Домбровский.

«СП»: — Почему дети в интернате так истощены?

— Там готовят невкусно. Директор занимает простую и выгодную позицию, она утверждает, что все делается по инструкции Роспотребнадзора, но жить по инструкции невозможно. Там нужны профессионалы и независимые врачи, которые могли бы оценить состояние детей. А оно крайне тяжелое. Эти дети требуют особого ухода. Они часто срыгивают пищу обратно. Мы консультировались с немецким специалистом, и она сказала, что когда ребенок лежит 24 часа в кровати, у него наступает сенсорный голод — голод на ощущения, и поэтому он пытается их подменить даже тем, что вызывает у себя рвоту.

«СП»: — Андрей, а почему они лежат 24 часа?

— Конечно, с ними надо гулять, играть. А в детском доме на группу одна санитарка и в некоторых группах — один воспитатель. А дети с тяжелыми заболеваниями. Пока санитарка покормит одного-двух из двенадцати человек в группе, пища остывает, становится неприятной. Все они находятся на втором этаже, их просто трудно спустить на прогулку. За такими детьми нужен индивидуальный уход. Тогда и тяжелого ребенка можно поднять. Они начинают двигаться в ходунках.

«СП»: — А добровольцев-волонтеров не пускают в интернат?

— К сожалению, не пускают. Мы предлагали разные варианты помощи, которые не требуют особых затрат. Но администрация интерната отказывается от нашей помощи. Она считает, что им ничего не нужно. Но вот после того обращения к президенту двух взрослых ребят перевели в другое учреждение в Петергофе. Я им звоню, а они рассказывают, что гуляют по Петергофу, что заходят в магазин, покупают мороженое. То есть, они могут гулять самостоятельно, не надо им запрещать жить.

«СП»: — В чем еще вы видите проблему Павловского интерната?

-. В этом учреждении не выполняются санитарные нормы по количеству проживающих, там превышение раз в пять. Чиновники говорят, что они не могут в одну минуту это решить. Но эта минута длится тридцать лет. И проблема, конечно в директоре интерната. Чтобы что-то изменить там к лучшему, нужно желание сотрудников учреждения, а желания не видно. У нас был конфликт, когда наш волонтер показывал детям, как жарить картошку. Был большой скандал. Директор сказала, что этим детям нельзя есть жареную картошку. Что они не должны сами готовить. То есть, этим детям не оставляют шанса на жизнь, им предопределяют судьбу.

«СП»: — Послушайте, но, кажется, директор права: жареная картошка не лучшая еда для тяжело больных детей.

— Да дело не в картошке, а в процессе приготовления. Один такой воспитанник — Юра Кузнецов, сейчас живет самостоятельно. Но он очень страдает: у него жесткая аллергия на запах готовящейся пищи. А это потому, что у него в детстве не было этих запахов. Нет опыта, и Юра на физиологическом уровне не может выносить приготовление пищи.

«СП»: — А этот интернат для детей с множественными нарушениями — он ведь коррекционный. То есть, воспитанникам там должны помогать. Туда родителей-то пускают к своим детям?

— Два раза в месяц пускают. Но с этим тоже тяжелая ситуация, им просто негде быть со своим ребенком наедине, они находятся в холле. Родители просили открыть им актовый зал, чтобы хоть где-то пообщаться с детьми. Но им не позволили.

«СП»: — Помощь волонтеров в таких интернатах незаменима!

— Директор считает нас врагами. Она не хочет общаться. Она не хочет, чтобы посторонние люди знали, что там происходит. Нашу позицию она не слышит.

Корреспондент «Свободной прессы» связалась с представителем пресс-службы детского омбудсмена в Петербурге Олегом Алексеевым.

«СП»: — Олег, вы видели эти снимки ребенка, который выглядит, как блокадный дистрофик?

— Видели, конечно, но это лишь фото. Светлана Агапитова в этом интернате была не один раз. Но таких запущенных детей мы там не видели. А сейчас мальчика уже нет в больнице.

«СП»: — Вы не сможете его найти?

— А как? Вот в больнице мы могли бы его увидеть. Но кто-то очень глупо поднял эту шумиху с фотографией ребенка, и его сразу увезли из больницы. В интернате мы видели детей, но таких истощенных не видели. Однако это не значит, что их там нет. Теперь проблема в том, чтобы доказать, что именно этот ребенок находится в интернате. Вопрос, как это доказывать? Это можно было сделать, когда ребенок в больницу поступил. Непонятно, почему нужно было ждать, пока его увезут обратно. Теперь время упущено.

«СП»: — Неужели нельзя найти ребенка в интернате?

— Поймите, директор интерната очень хорошо готова ко всем проверкам. У нее за последнее время было сто прокурорских проверок. Ничего же не нашли! Но мы будем говорить со специалистами. Потому что это дети с поражениями центральной нервной системы. И если нет независимой медицинской экспертизы, мы ничего не сможем доказать. Нам могут показать тяжело больного ребенка и объяснить, что его состояние, которое кажется нам запущенным, - следствие болезни. И что мы можем возразить? Тут нужен специалист. Мы, конечно, запросим больницу, получим у них объяснения.

«СП»: — Я знаю, что вы часто бываете в этом интернате, уполномоченный по правам ребенка Светлана Агапитова была там накануне нового года…

— Мы помогали с организацией обучения. Там же никаких документов взрослым ребятам об обучении не выдавали. Агапитова решала проблему нестыковок между социальным ведомством, к которому относится интернат и комитетом по образованию. Мы долго договаривались, чтобы туда приходили школьные учителя.

«СП»: — Что же все-таки будет с этим мальчиком, с Ильей?

— Интернат — это учреждение закрытого типа. Если хотят что-то скрыть, могут скрыть. Вот воспитанники реабилитационного центра написали президенту, а у этого центра при интернате нет никакого регламента. И его просто закрыли. То есть, нет правил — невозможно и найти нарушения. Но мы будем говорить со специалистами. Теперь нужно найти ребенка, а не фото…

Санкт-Петербург

Фото: baltinfo.ru