В нашем доме недавно отказал лифт. Пришлось утром спускаться со своего этажа, как говорится, на своих двоих. Иду… Трюх-трюх… трюх-трюх… Вдруг на подоконнике между третьим и вторым этажами вижу книги. Сейчас такое нередко бывает: выбрасывают! И ведь порой какие книги… И в писательском доме! Увидел бы это варварство мой покойный друг Евгений Иванович Осетров, известный библиофил — второй раз умер бы от удара. Да и у меня сердце кровью обливается. Иной раз не выдерживаю, кое-что беру, даже такие беру книги, которые у меня есть, и ставить их уже давно некуда…
И вот гляжу сейчас: «Ирина Хакамада. Sex в большой политике». Вторая книга её же — «Особенности национального политика. Серьёзные игры». Что за игры? Политика дело серьёзное. Первую книгу не взял, постеснялся. Как я такой труд домой принесу, как жене или дочери покажу, они же прочитают по-английски, не говоря о внуках, если они увидят? Вот скажут, что тебя занимает, дедушка… Не взял. Хотя, судя по тому, что известно об авторе, книга написана, надо полагать, со знанием дела. Но нет, нет, чур меня. Взял вторую.
И вот теперь дочитываю. Представьте себе, увлекательно, ароматно, даже много нового, неизвестного мне! Никогда ничего подобного не читал. Правда, нередко хочется возразить, даже опровергнуть, а иной раз просто смех берет. Дело в том, что Хакамада не шибко грамотна. Ну, не в том смысле, конечно, что путает Гоголя и Гегеля, Бабеля и Бебеля, но не знает того, что по своему возрасту, образованию и положению просто обязана знать.
Однажды корреспондент «Завтра» спросил её: «На телепередаче „Свобода слова“ вы сказали, что советская партверхушка наворовала много денег из кредитов Запада. А не хотите поведать, сколько положил в карман ваш соратник Чубайс, когда брал кредиты у МВФ?».
Это было ещё в 2001 году. Хакамада от прямого ответа грациозно уклонилась: «Во всем цивилизованном мире (это её всегдашний и высший довод! — В.Б.) существует презумпция невиновности. И если коммунисты считают, что их дела не были связаны с воровством…». Что значит «не были связаны»? Конечно, были. И ещё как! Коммунисты жили по известному принципу «Вор должен сидеть в тюрьме!» И ловили ворюг. И сажали. Даже если и коммунист. Вот такая связь. Мадам просто неуклюже выразилась или побоялась, как на телевидении, повторить прямо: «Если коммунисты не воровали…». А закончила так: «…то это следует доказать в суде, нужен суд над коммунистами. А если все считают, что Чубайс вор, значит нужно судить Чубайса. Потому что (!) мне надоела эта игра» («Завтра» № 46'01).
Хакамада не понимает, что лепечет. Тут не «игра», а дело очень серьёзное, жизненно важное для страны. Кто же не помнит грабительскую, жульническую приватизацию, которую он провернул? Когда-то он сам признавал кое-что: «В ходе приватизации были ошибки и отдельные нарушения законодательства, которые, естественно, должны расследоваться и при необходимости исправляться» («ДВ» № 47'99). И хоть одна «ошибка» была расследована? Какое хоть одно «нарушение» исправлено? Может, изъяты миллиарды в закромах олигархов?..
И последнее: о презумпции невиновности. Хакамада обвиняет коммунистов в воровстве и говорит: пусть они докажут в суде, что это не так. Она не нова в такой дури. Еще в незапамятные времена известный Солженицын, намалевав картину советских ужасов, твердил то же самое. Вот, писал он в своём несправедливо забытом «Архипелаге ГУЛАГ», что в одном лагере «около 100 человек заключенных за невыполнение нормы на лесозаготовках загнали на костер, и они сгорели!» (т.2, с. 54. Курсив его). В другом лагере по той же причине заморозили в лесу 150 заключенных (там же). В третьем просто от нечего делать, для развлечения расстреляли 950 человек (там же, с.381). А ещё, говорит, «осужденных не всех расстреливали, а некоторыми кормили зверей городских зверинцев» (там же, с. 492). И вот его юридическое резюме правозащитника: «Я предложил бы им доказать нам, что это невозможно» (там же). Тут нельзя не заметить, что он все-таки лишь предлагает, а Хакамада идет дальше, она, в сущности, требует: «Нужен суд над коммунистами… это следует доказать».
Так вот, мадам, во всем цивилизованном мире бремя доказывания (onus probandi) возлагается на истца, в данном случае на того самого Солженицына и на вас. Но вы этого не сделали по причине трусости и все-таки некоторой сообразительности: где взять факты? Вы на пару вывернули важнейшую категорию права наизнанку и объявили «презумпцию виновности»: для вас все люди априори верблюды, обязанные доказывать, что они не верблюды. И ведь кем тогда была Хакамада, когда молола такую чушь? Вице-спикером Государственной Думы! Государственная жена высшего ранга!
К тому же, если уж ещё коснуться её юридических познаний, она уверена, что «только суд правомочен назвать человека преступником». Это телевидение втемяшило многим. Суд не «названия» дает, а принимает решение, выносит приговор. Для того же, чтобы дать «название» — не требуется никаких «правомочий». Если, допустим, на ваших глазах один человек толкает другого под колеса электрички, или бьет его кувалдой по голове, или бросает с моста в реку, и человек гибнет, вы, что ж, не посмеете крикнуть: «Держи его! Убийца! Преступник!» Другое дело, что если суд принял такое решение и признал, то за этим непременно должны следовать правовые последствия — приговор и то или иное наказание. А гражданин А может сколько угодно вопить, что гражданин Б преступник, но это будет лишь сотрясением воздуха, если только Б не подаст на А в суд за клевету. То есть госмадам не понимает простейшую вещь — большую разницу между судебным решением, приговором и обыкновенными человеческими словами вплоть до эмоционального трепа.
Но обратимся к вещам, более интересным, чем юридическое невежество. Вот, например, что этот национальный политик, знаток политического секса пишет о себе: «Я родилась случайно, благодаря Указу о запрещении абортов». Ну, в известном смысле все мы родились случайно. Это констатировал ещё Пушкин:
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Этим вопросом Хакамада не задается, она знает, зачем. А у Пушкина дальше так:
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал?
«Враждебной…» Советская власть, которая своим Указом воззвала Хакамаду из ничтожества, как видим, была вовсе не враждебной к ней. За одно такое «воззвание» к жизни надо бесконечно благодарить её, да просто молиться на неё.
Дальше: «Помню себя с детства… Мать своим ребенком меня не считала… Всегда говорила: ты отродье какое-то японское… Отец молился на Сталина, благоговел перед Лениным, ненавидел Троцкого… Мы с ним иногда ругались по-дикому…».
Скорее всего, дочь молилась на Троцкого и уж, конечно, ненавидела Ленина и Сталина.
«Сумеречная семья… Я абсолютно советский, т.е. забитый ребенок… Сидела всегда на задней парте… Подростком я выглядела ужасно: тощее, некрасивое, забитое существо с жидкой косичкой… В четырнадцать лет думала о самоубийстве…».
Это, как и забитость, для советского ребенка уж никак не подходит, к тому же далеко не все сидели на последней парте. А вот сейчас, к слову сказать, Россия занимает первое место в мире не по мыслям о самоубийстве, а по самим самоубийствам среди подростков. И началось это с тех пор, когда Хакамада села в парламенте на первую парту.
«Да, жили бедно, выглядела я ужасно… За весь период детства не запомнился ни один день рождения».
Странно. На фотографиях в книге и сама Хакамаде в «период детства» и её матушка в период зрелости, и японский батюшка в период старости — довольные, упитанные, хорошо одетые люди, смотрят на нас, улыбаются.
Но вот, говорит, задушили мы с помощью американцев Советскую власть, и всё волшебно изменилось, мысли о самоубийстве от сидения на последней парте испарились, нагрянули совсем другие мысли и дела: «На моем дне рождения было 200 человек гостей… Обо мне говорят, что я выгляжу очень эффектно и за словом в карман не лезу… Гримеры на телевидении поражаются: вы, что, совсем не пользуетесь косметикой?.. Мне это не нужно» (При таком-то жутком детстве и юности!)…
«Партсобрания я ненавидела». А зачем вступала в партию? И почему не вышла при первом же приступе ненависти, а лишь вместе с Чубайсом и прочими? Тем более что ведь «способна на самый дикий бунт…».
«Политика дело грязное…». Всегда? Тогда зачем полезла в нее аж с головой? Нет, сударыня, грязная политика лишь та, которая делается грязными руками с грязной целью — та именно, которую проводили или проводят Горбачев и Ельцин, Гайдар и Чубайс, «Союз правых сил» и «Единая Россия».
«Я хочу влиять на события… Я очень часто кричу „во здравие“, когда все кругом возглашают „за упокой“… Я авантюристка… Я привыкла побеждать…». Господи, вот что вылупилось из забитого ребенка под солнцем советской конституции! Кто мог бы ожидать…".
«Меня принимают всюду… Я смотрю на всё сверху… Я на всем скаку влетела в парламент и смогла выделиться… Я белая ворона… Меня ни с кем не спутаешь… Я сама себя сделала…». Совершенно в духе бессмертного Ивана Александровича или даже сверх того!
«Агитировал за меня Немцов: «Ты нужна, ты будешь у нас министром социальной защиты»… Я, Хакамада, начала формировать свой брэнд, свою виртуальную личность, свой стиль в политике… Вскоре они взяли меня в правительство… На Западе (то есть во всем цивилизованном мире?), где меня очень хорошо принимают, часто говорят: «Хакамада — политик XXI века». Ну, этому позавидовал бы не только Иван Александрович, но и Фома Опискин!
Но вдруг — «я очень устала от своих мозгов, от своей крови, от всего, что я выделывала в жизни, от попыток прыгать выше головы…». Конечно, трудно прыгать выше головы, когда в черепной коробке полпуда уставших мозгов.
А какой героизм при всем этом! «Было в моей жизни несколько встреч с бандитами. Я сидела одна в окружении мужиков, и они говорили, что они со мной сделают… Но откуда-то (в уставших мозгах-то) находятся слова, действует энергия отпора. И эти крутые мужики съеживаются. И тогда их можно добивать. Я поворачиваюсь и ухожу». После того, как добила. И заметьте: так было несколько раз! Но что за бандиты? Сомалийские пираты, что ли? Где, когда крутые мужики скисли перед буйной авантюристкой? Может, это просто так вспомнился съезд СПС? Неизвестно…
Пышный букет, правда? И ведь все это сказано не в застолье с Чубайсом и Немцовым «между шартрезом и клико», а в книге, изданной хотя и не советским тиражом в 50−75 тысяч экземпляров, а лишь в 5 тысяч, но все же это публично, принародно.
Читатель, надо думать, заметил, что автор книги частенько противоречит сама себе, опровергает собственные заявления. А ведь так и дальше. Помните, например, 200 гостей на дне рождения (с.72)? Позже это уже 300 человек (с.150). Дайте срок, дойдет и до знаменитых 35-ти тысяч курьеров. Или вот Хакамада декларирует свое полное бескорыстие, нестяжательство, равнодушие к вещам: «Я очень спокойно отношусь к собственности… Вещи связывают… Потому и не было у меня никогда ничего». Прекрасно. Я утираю слезу умиления. И вдруг: «Хочу финскую мебель!.. Эта мебель меня околдовала, лишила способности рассуждать… А кресло там свело меня с ума… Я не спала всю ночь и утром решила, что надо идти по зову сердца. А сердце звало меня в мебельный магазин… Я решила довериться зову сердца… И сердце меня не подвело…». Помните Утесов пел:
Сердце, тебе не хочется покоя…
Помните?
Спасибо, сердце,
Что ты умеешь так любить…
Что любить? Хакамада может ответить уверенно: финскую мебель.
Очень настойчиво мадам твердит также: «Мне никогда ни в чем не везет… Я никогда не оказываюсь в нужное время в нужном месте… Я никогда не вытягивая выигрышный билет…». Но позвольте, матушка! Разве вам не повезло с Указом о запрете абортов? Разве не подфартило четыре раза выйти замуж? Иным вашим сестрам и один раз не удается. Или: «Когда ждала первого ребенка, хотела только мальчика. И я его получила». А потом: «Хочу девочку. Хочу и все!.. И получилась девочка». Да что же это, как не самое настоящее большое везение! А разве не в нужное время не в нужном месте оказались мы в мебельном магазине, в котором продавался финский гарнитур? А уйти от страшных бандитов? А попасть в Думу? А стать министром? Разве все это не выигрышные билеты?
Чем объяснить такие убедительные опровержения самой себя? Тут много есть разгадок: «без царя в голове», «правая рука не знает, что делает левая», «крыша поехала»…
Что же такой человек, столь многим, даже появлением на свет божий обязанный Советскому времени, говорит об этом времени, о Советской власти? Обратимся опять к прямым цитатам.
«Жизнь в СССР была убога… Тетки советского образца — грузные, бесформенные, плохо причесанные…». Мадам, но такие тетки есть во всем прекрасном цивилизованном мире, а такие, как вы, Чубайс во всем цивилизованном мире смотрят на них брезгливо, говорят о них с презрением. В другой раз вы заявили об этих тетках: «Бедным быть в наше время стыдно!..». Вы их стыдите! Неужели не соображаете, как это звучит в стране, где двадцать миллионов бедных, т.е. живущих из-за ваших живодерских реформ и вашего безграмотного правления на 6−7 тысяч рублей в МЕСЯЦ, а над ними — получающие 1,5−2 миллиона в ДЕНЬ.
Естественно, что вы боитесь бедняков и ожидаете возмездия: «Бедный всегда завидует богатому, а потому способен на все!». Да, история свидетельствует, что ваши ожидания могут сбыться, и притом, когда вы ещё не все жданки съедите. Это вам не те «крутые мужики», которых вы так перепугали своим самурайским бесстрашием.
А ведь вы неуёмны в своем презрении к нашим труженицам: «Советская женщина не имела собственного лица». Ну, и кого же, например, советская жизнь лишила лица, кто бесформенная и плохо причесанная — Вера Мухина? Галина Уланова? Марина Раскова? Нона Гаприндашвили? Элина Быстрицкая? Ольга Берггольц? Людмила Зыкина?.
«Советский гимн ассоциируется с режимом, который унижал и угнетал людей… Представьте себе ревностного христианина, которого заставляют молиться дьяволу».
Славься, Отечество наше свободное,
Дружбы народов надёжный оплот…
Это в её ушах голос дьявола.
«Нами помыкали парикмахеры, приемщицы в ателье, а мы смотрели на них подобострастно и униженно». Ну, когда сидишь у парикмахера в кресле, он действительно хозяин твоей головы, командует ею, делает с ней всё что хочет в пределах твоего заказа. А уж смотреть подобострастно на него или на приемщицу в ателье это для потомка самураев уж так стыдно, что дальше некуда.
Легендарный Артек, куда Хакамада «попала случайно», это, оказывается, «настоящая казарма, дикая муштра, отвратительная кормежка».
Но полнее всего нравственно-политическую и умственную суть этой дамы раскрывает её рассуждение о Великой Отечественной войне и нашей Победе. Трудно поверить, но вот что она пишет на 225 странице своего сочинения: «Задавленным, нищим, полуголодным, плохо вооруженным и кое-как обученным людям оказалось по плечу разгромить сытых, вышколенных профессионалов с их самой совершенной на тот момент военной техникой». Да как же удалось-то? И заметьте, это она хочет похвалить наш народ: его, мол, держали в нищете и голоде, для обороны советская власть ничего не могла ему дать, кроме топоров да вил, а он разгромил сытых профессионалов…
Смешно с такой дурью спорить, но по поводу нашей голодухи все же замечу. На войне всякое бывает, конечно. Но —
Есть войны закон не новый:
В отступленье — ешь ты вдоволь,
В обороне — так ли, сяк,
В наступленье — натощак…
Это написал человек, побывавший на двух войнах. И дополнил картину:
Дельный, что и говорить,
Был старик тот самый,
Что придумал суп варить
На колесах прямо.
Суп — во-первых. Во-вторых,
Кашу в норме прочной…
Свое замечательное сочинение Хакамада сопроводила пространным послесловием «родного мужа», почему-то по имени не названного. Среди понятных восторгов «родного мужа» есть и похвала родной жене по поводу: «её уважению к знанию, к профессионализму». Более того, «с собственным суждением в то, чего хорошо не знает, она не полезет». Так-таки и не полезет?
Перевернул последнюю страницу книги Хакамады «Особенности национальной политики». Такое впечатление, словно захлопнул за собой дверь в сумасшедший дом.
Фото: обложка книги «Особенности национального политика. Серьёзные игры»