Воинствующее невежество

По своей природе человек устроен так, что всегда, сознательно или бессознательно, он стремится к познанию мира, находящегося за границами материального бытия. В наше время даже материализм относителен. Материалист не может потрогать руками волны, пронизывающие воздушные пространства больших и малых городов, увидеть глазами гаджеты или драйверы. Блез Паскаль о верующих и неверующих (впрочем, отсутствие веры у неверующих относительно, они переключают её на видимые объекты) говорил так: «Если после смерти оказывается, что Бога не существует и вера была напрасной, этот человек ничего не потерял… Если Бог, небеса и ад всё же существуют, то этот человек попадает на небеса, а его друзья-скептики попадают в ад, теряя при этом абсолютно всё». Но если для получения интеллектуальных знаний необходимо, как минимум, много читать и анализировать, то почему-то считается, что религиозные знания должны формироваться исходя из собственных представлений о духовном мире. Это такой же либерализм, только либерализм не культурный или общественно-политический, а религиозный.

Мы уже не говорим только об интеллигенции как носителе, она лишь создатель либерализма, носителями же его могут быть люди любых социальных слоев, поскольку либерализм — это мировоззрение. При этом либерализм претерпевал многие изменения за два с половиной века и из «вольнодумства» конца XVIII в. трансформировался в современный неолиберализм. Сознательные или бессознательные приверженцы этого мировоззрения должны бы быть сейчас консерваторами, а вовсе не агрессивными разрушителями сформировавшихся этнических культур и мировых религий. Либерализм перестал быть социально-политическим учением, философским течением, общественным движением и даже идеологией. Ведь идеология — это совокупность системно-упорядоченных взглядов на окружающий мир, а современный либерализм в России есть хаотическое движение, которое, как раковая опухоль, является бунтом клеток против естественной структуры.

Современный либерал говорит, что права и свободы каждого человека являются высшей ценностью и каждый человек имеет свободу творческого самовыражения; значит, он имеет и свободу духовного самовыражения. Вот тут-то и начинаются сложности. На самом деле либерализм в своем законопослушном варианте не предполагает вмешиваться в догматику сложившейся религии, он лишь поддерживает свободный, ненасильственный выбор веры; он вовсе не предполагает переформатирование давно сформировавшейся религии под либеральные взгляды, тем более, если взглядов как таковых нет. Как говорится, нахватался где-то чего-то — и вот уже заявляю о своих правах: «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь, так воспитаньем, слава Богу, у нас немудрено блеснуть…».

Если экономика и политика создают границы физического бытия (макрорегиональные отношения, глобальные рынки, наконец, просто государства и межгосударственные отношения), то сформировавшаяся религиозная система точно так же имеет свои границы и законы, выраженные в догматическом богословии. Если законы государства, пусть даже самые абсурдные и негуманные, охраняются, тем самым предотвращая хаос, то разрушение культуры или религии — гораздо более легкий процесс. Либеральное сознание вообще отвергает единую систему духовных ценностей. Оно нацеливает общество на атомизацию духовных взглядов — по принципу «у каждого свои». Но раз уж создать собственные ценности носители «общечеловеческой» либеральной идеологии не в состоянии, поскольку формирование религии — процесс не одного поколения, то они, в краткосрочной перспективе, способны лишь паразитировать на других религиях.

Христианство потратило семь веков на создание догматической системы. Однако с появлением Лютера его последователи «отсекли» Предание от Писания и объявили о достаточности Истины в Писании. Сейчас мы имеем уже несколько поколений людей, называющих себя христианами, которые отказались от Предания и догматической системы в пользу трактовки Священного Писания по-своему, «от ветра головы своея». Такая трактовка (когда человек может один и тот же отрывок из Нового Завета интерпретировать в разное время исключительно по настроению, а два человека в одно и то же время могут совершенно по-разному понимать один и тот же отрывок) вполне вписывается в современное либеральное понимание культуры и духовности. Всё это происходит без учета времени написания, смысла всего текста, из которого «выдернута» фраза, и зачастую один отрывок противопоставляется по смыслу всему тексту.

Искусство развивается по иным законам, чаще всего процесс создания происходит во время творческого вдохновения. Свобода в развитии культурных направлений не только возможна, но даже приветствуется. Правда, художник, давший миру новое направление, вполне может умереть в полной нищете и быть признан только через годы после своей смерти, а пианист, не имеющий соответствующего образования, вряд ли будет признан даже в собственной семье, не говоря уже о том, чтобы собрать зал. Образование всё равно необходимо. Но культрегеры не замечают разницы между профессионалом и любителем в искусстве, разницы между культурой и религией — тоже, пользуясь тем, что современные люди, в большинстве своем, читать не любят. Сублимационный вариант принимается «по упрощёнке». Явную гадость подают в красивой обертке, скучное толкование священного текста заменяется веселой и пошлой картинкой или скульптурой-пародией.

При отрицании необходимости знаний (даже у людей, считающих себя христианами и знающих тексты Священного Писания) формируется языческое восприятие мира, поклонение «твари вместо Творца». Придание мистических свойств всему, что является простым проявлением бытовой жизни, или обожествление природных явлений. С таким мировоззрением законы духовной жизни или не понимаются, или вовсе отрицаются: «Это иррационально! Нельзя проверить опытным путем! Дух дышит, где хочет!» — и т. д. Происходит упрощение духовной жизни, следствием чего являются заблуждения, когда делается попытка подчинить духовные законы материальным благам: «Если ты такой умный — покажи свои деньги. Если у тебя всё есть, значит, Бог тебя любит». Явное обмирщение духовной жизни легко вписывается в языческое сознание таких христиан через призму материалистического взгляда на жизнь. Любая подлость и несправедливость может быть оправдана со священной книгой в руках.

Уничтожают уникальные памятники культуры? — «Не сотвори себе кумира» и/или: «Бог не нуждается в творении рук человеческих». Кощунство и глумление над тем, что свято для других? — «Я — свободный художник, а вы — мракобесы» и/или: «Как вижу — так и творю». Бог тебя любит? — «Меня — да, а тебя — нет, ведь ты же беден…».

Да, к сожалению, культуру и веру нужно защищать. То, без чего не может жить человечество, уничтожают не только природные стихии и время. Атеизм с его примитивным пониманием мира становится опасным, когда объявляет себя воинствующим. Язычник или либерал, называющий себя христианином, даже со Священным Писанием в руках, может быть не менее опасен, если вдруг решит, что, даже с трудом умея читать, может «вырвать» из текста любую фразу и вдруг начать трактовать её так, как он понимает ее в данный момент, противопоставляя её смыслу всего текста.

В каком-то смысле Лютер сделал очень опасный шаг, последствия которого не мог предусмотреть. И сейчас мы наблюдаем интереснейшую метаморфозу: миллионы людей, как в матрице, говорят каждый своё, глядя в в одно и то же время в одну и ту же книгу. Прикрываясь своим невежеством, они отвергают логику толкования Священного Писания, и в этом они абсолютно солидарны с либералами, скатывающимися в анархизм, с отрицанием не только законов, но и системности. И сегодня с большим удивлением остается только наблюдать, как эти два направления, абсолютно, казалось бы, не связанные между собой идейно и духовно, вдруг приходят на наших глазах к одному знаменателю. И христиане, толкующие священные тексты каждый в меру своей фантазии, и либералы, выступающие против традиции, — они делают одно дело, хотя обнаружить это можно только при внимательном рассмотрении.

Фото: Макс Ветров/ РИА Новости