Матрица русского менталитета

Кто сказал — «народ безмолвствует»?

Мы привыкли считать эти слова пушкинскими из его трагедии «Борис Годунов». Между тем это выражение принадлежит историку Николаю Михайловичу Карамзину в его повести «Марфа-Посадница, или Покорение Новгорода» (1803). Он изобразил схватку двух сильных характеров - московского великого князя Ивана III и Марфы Посадницы Великого Новгорода, который избежал участи княжеств Древней Руси и не был покорен татаро-монголами. Однако Иван III в последний раз успешно осадил город-крепость в декабре 1477 года и взял его.

Воевода Шуйский-Гребенка, который находился на службе у вольных новгородцев, сложил с себя чин воеводы и перешел на службу к Ивану III. Новгородское Вече, в течение многих веков управлявшее всей новгородской жизнью, избиравшее и смещавшее князей, посадников и тысяцких (воевод), прекратило свое существование.

Вечевой колокол был снят и увезен в Москву. Где-то по дороге около Валдая он упал, раскололся и разбежался по Руси колокольчиками — «дар Валдая». Таково было народное предание.

Историк же Карамзин писал: «Так Новгород покорился Иоанну, более шести веков слыв в России и Европе державою народною, или Республикою, и действительно имев образ демократии». Карамзин высоко оценивает новгородскую демократию и сравнивает ее с Афинами и Спартою Древней Греции. Торговые люди Новгорода покорили непроходимые северные леса, открыли пути в Сибирь, были посредниками в торговле между Европою и Русью. Теперь все богатства отходили московскому князю.

Вскоре из города была вывезена вместе с внуком знаменитая Марфа Борецкая, вдова посадника, которая была душой и центром сопротивления, отстаивала независимость Новгорода. Следы ее таинственно потерялись навсегда. Бояре, по мнению историка, «не стояли ни за вечевой колокол, ни за посадника, но стояли за свои отчины».

Однако в повести писатель Карамзин нарушил историческую правду и изобразил казнь Марфы на глазах предавшего ее народа. Борецкая «в златой одежде и в белом покрывале» входит на эшафот, срывает с головы покрывало и громко возглашает: «Подданные Иоанна! Умираю гражданкою новогородскою!» (Тут, возможно, перед глазами автора стояли события Великой Французской революции, во время которой Карамзин был в Париже).

Казнь совершается, труп покрывают черной тканью. Карамзин пишет: перед казнью «народ и воины соблюдали МЕРТВОЕ БЕЗМОЛВИЕ «. После казни и чтения послания Иоанна «НАРОД ЕЩЕ БЕЗМОЛВСТВОВАЛ». Вот эти слова Карамзина и процитировал позднее Пушкин в своей драме «Борис Годунов» («НАРОД БЕЗМОЛВСТВУЕТ»). Труп Марфы будто похоронили на берегу озера Ильмень.

На Карамзина полетели доносы за его «республиканский дух» в повести. «Республиканкою» была объявлена и Марфа Борецкая. Почему «безмолвствовал народ»? Видимо, потому, что он никак не мог повлиять на происходящее, он не предвидел последствий и застыл в страхе и ужасе.

Однако выражение это имеет еще более древнее происхождение. Мы все забыли выражение Цицерона: CUM TACENT, CLAMANT! (Когда молчат, кричат! Молчание подобно крику! — лат.) Бояре, воеводы, посадники, великий князь — и CLAMANT! CLAMANT! — «кричащий безмолвствующий народ», когда он не в силах переменить свою судьбу. У Пушкина сначала «Народ в ужасе молчит» — потом «Народ безмолвствует».

«Консулы» интеллигенции

Историк Василий Осипович Ключевский (1841−1911) больше размышлял об интеллигенции, чем о «безмолвствующем народе». Ему принадлежат ее уничижительные характеристики: «Культурные нищие, одевающиеся в обноски и обрывки чужой мысли; растерявшись в своих мелких ежедневных делишках, они побираются слухами, сплетнями, анекдотами, словцами, чтобы сохранить физиономию интеллигентов, стоящих в курсе высших интересов своего времени».

Ключевский считает, что «интеллигенция не создает жизни и даже не направляет ее. Она не может ни толкнуть общество на известный путь, ни своротить его с пути, по которому оно пошло. Но она наблюдает и изучает жизнь». Можно считать эти утверждения спорными. Но далее Ключевский делает для историка неожиданное заключение. Он продолжает: «Из этого наблюдения и изучения, веденного по местам многие века, сложилось известное знание жизни, ее сил и средств, законов и целей. Это знание, добытое соединенными усилиями и опытами разных народов, есть общее достояние человечества. ОНО ХРАНИТСЯ В ЛИТЕРАТУРЕ, переходит в сознание лиц и народов помощью образования. Каждый отдельный народ стоит ниже этого научного запаса; не было и нет народа, участвовавшего в общей жизни человечества, который всей своей массой знал бы все, до чего додумалось человечество. Посредницей в этом деле между человечеством и отдельными народами должна быть его ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ. Она не дает направления своему народу и даже очень редко правит им в данном не ей направлении…

Чтобы справиться с этой задачей, интеллигенция должна понимать положение своего народа в каждую данную минуту, а для этого понимания необходимы два условия: знать точно дела своего народа и знать научный запас человеческого ума.

Чтобы понимать, что делается с НАРОДОМ, что откуда пошло у него, как идет и к чему придет, нужно знать, как и чем живет ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, знать пружины, средства и цели его жизни.

Интеллигент - диагност и даже не лекарь народа. Народ сам залижет и вылечит свою рану, если ее почует, только он не умеет вовремя замечать ее. Вовремя заметить и указать ее — дело интеллигенции, а чтобы заметить неправильность отправлений в жизни известного народа, необходимо знать физиологию всего человечества. Ее дело: CAVEANT, CONSULES (Пусть будут бдительны консулы! — лат.)" (В. О. Ключевский. Афоризмы и мысли об истории. Пенза.1992. С. 131. Выделенный шрифт сделан мною).

Итак, выдающийся историк считает, что все «достижения человечества» хранятся не в истории, не в науке, не в философии, а именно в литературе и что дело интеллигенции — «быть консулами», стоять на страже интересов своего народа, соотнося их с «достижениями всего человечества». Однако этого не делала по-настоящему и дореволюционная интеллигенция, при всех своих «хождениях в народ», сохраняя к нему высокомерное отношение, как учителя к малограмотному ученику. О современности и говорить нечего. Наши «консулы» заняты совсем иным.

О задаче изменить русский менталитет

С первых лет перестройки в газетах и журналах стали появляться статьи, авторы которых всерьез обсуждали насущную задачу — изменить русский менталитет, который всегда вредил и был причиной многих бед русской истории. Развернулись дискуссии. Многие политологи были убеждены, что менталитет можно и нужно легко сменить — как ботинки: носил-носил и купил себе другие или взял у друга, который посоветовал новый фасон и модель, заграничные.

В 1992 году Владимир Яковлевич Лакшин в своей статье «Делай, что должно, и пусть будет, что будет» писал: «Уже много было выступлений в печати против традиций классики, которая якобы несла тлетворную идею русской интеллигенции, идею критики и разрушения, и положила начало всем революциям. А я всегда говорил и повторю с охотой, что если бы Сталину в свое время пришла в голову простая мысль запретить преподавание в школе русской литературы, и дети бы у нас не «проходили» — пусть примитивно, обуженно — Толстого, Пушкина, Чехова, — выросли бы поколения, совершенно не защищенные перед злом мира, тоталитарного мышления, идеологии лагерей. Благодаря литературе сохранилась нравственная идея, норма, понятие о здоровой душе.

А что теперь? Я каждую неделю читаю в «Книжном обозрении» списки выходящей литературы. Классика в них практически отсутствует… Конечно, все хотят выжить в век коммерции, но общество-то в целом должно думать о том, какой духовный запас получат новые поколения". Лакшин по существу объявлял, что без русской литературы не было бы победы в Великой Отечественной войне. Победило поколение, которое ее изучало и знало.

Лакшина читали внимательно, его прочли — и поверили в серьезность сказанного. Вскоре пошла тотальная чистка школы от русской литературы, русского языка. Литературу объявили для «верности» — «словесностью»: шутка ли — она спасает «от зла мира»! Безграмотность же за эти годы выросла так мощно, что впору объявлять, как в 1920-е годы «борьбу за ликвидацию безграмотности»!

Лакшин уже тогда бил тревогу, что вместе с сокращением уроков литературы растет одичание подростков: они перестают походить на «просто полноценного человека». «Наша жизнь напоминает сообщающиеся сосуды, — пишет Владимир Яковлевич, — где все взаимосвязано — духовность, экономика, образование, политика… Потому что культура труда, культура производства и культура в высшем ее цветении — в таком, как искусство, интеллект, - всё это имеет одни корни. («Не ускакали бы кони…».1991)

Едва ли не первым в печати Лакшин заговорил о том, что после 1991 года наше общество лишилось «рефлекса цели» (так называлась статья физиолога Ивана Петровича Павлова, которую Владимир Яковлевич очень ценил, — «если у животного пропадает рефлекс цели, то оно начинает метаться и совершенно теряется»):

«Вот сейчас я не вижу в нашем обществе осознанной цели, кроме совсем уж бедных иллюзий типа того, что с социализмом ошиблись — кинемся очертя голову в капитализм. Какой? Американский? Японский? Я уж не говорю о национальных традициях страны, в которой были Пушкин, Толстой, Мусоргский, Чайковский, Чехов… Уже по этой причине новые общенародные цели не могут быть простой копией того, что существует в западном мире» («Делай, что должно…».1992).

Лакшин прозорливо видел в культуре государствообразующий столп, предвидя то, что произошло с нами сейчас: обрушение культуры грозит государству.

В конце 1990-х годов я преподавала древнерусскую литературу в вузе. На конференцию преподавателей русской литературы были приглашены известный педагог и известный литературный и общественный деятель. Педагог рассказал, что он проехал с группой сотрудников от Москвы до Владивостока и в школах, которые они посетили, несмотря на низкие зарплаты учителей и часто холод в классах, всюду детей прекрасно обучали русской литературе.

И тут вскочил с места в президиуме покрывшийся красными пятнами деятель. Он закричал: «Господа! Вы не понимаете, что говорите! НАМ не нужно, чтобы в школе хорошо преподавали русскую литературу! РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА ВОСПРОИЗВОДИТ МАТРИЦУ РУССКОГО МЕНТАЛИТЕТА, А МЫ ДОЛЖНЫ ЕЕ СМЕНИТЬ!» Все онемели…

После этого случая я никогда уже не удивлялась всем издевательствам, которым подвергалась наша классика, в статьях ли, книгах, в театрах. «А! — говорила я себе, — ведь это меняют нам русский менталитет!» Особенно доставалось и достается Чехову. Видимо, он ближе всех подошел к «ядру» или этой самой пресловутой «матрице» Русского Менталитета.

Так что нынешняя программа школьного обучения, которая вызывает у всех стойкое и единодушное осуждение, но почему-то не может быть изменена, находится всего лишь в рамках этой программы. Русская литература сейчас выведена в школах из числа основных предметов. «Консулы» трудятся и уверены, что никто ничего не понимает в их действиях. Но ведь есть же и настоящие CAVEANT, CONSULES! CUM TACENT, CLAMANT!

Чехов об интеллигенции

Чехову за последние десятилетия пришлось многое пережить. Иногда волосы встают дыбом от «художественных прочтений» его некоторых пьес. Всё у всех на виду, так что не стоит углубляться в подробности этих «открытий».

Существует стойкое убеждение в том, что Чехов почти равнодушен к миру, апатичный человек. Однако это не более, чем мифотворчество, — достаточно почитать его письма.

В письме от 27 декабря 1889 года А. С. Суворину (кстати сказать, оно почти одновременно записи В. О. Ключевского) Чехов по-настоящему страстен: «Современные лучшие писатели, которых я люблю, служат злу, так как разрушают. Одни из них, как Толстой, говорят: „не употребляй женщин, потому что у них бели; жена противна, потому что у нее пахнет изо рта; жизнь — это сплошное лицемерие и обман, так как человек по утрам ставит себе клистир, а перед смертью с трудом сидит на судне, причем видит свои исхудалые ляжки“. Другие же, еще не импотенты, не пресыщенные телом, но уж пресыщенные духом, изощряют свою фантазию до зеленых чёртиков и изобретают… „психологические опыты“… „Опыты“ (речь идет о романе французского писателя Бурже „Ученик“. — С.К.-Л.), которые убивают сразу сто зайцев: компрометируют в глазах толпы науку, которая, подобно жене Цезаря, не должна быть подозреваема, и третируют с высоты писательского величия совесть, свободу, честь, нравственность, вселяя в толпу уверенность, что всё это, что сдерживает в ней зверя и отличает её от собаки и что добыто путем вековой борьбы с природою, легко может быть дискредитировано „опытами“, если не теперь, то в будущем… Неужели они заставляют „обновляться“? Нет, они заставляют Францию вырождаться, а в России они помогают дьяволу размножать слизняков и мокриц, которых мы называем интеллигентами».

«Сдерживать зверя» в человеке, «помогать дьяволу размножать слизняков и мокриц», и это говорит 29-летний молодой писатель. Да, о равнодушии и апатии тут речь не идет.

Далее идет полное обличение русской интеллигенции: «Вялая, апатичная, лениво философствующая, холодная интеллигенции, которая никак не может придумать для себя образца для кредитных бумажек, которая не патриотична, уныла, бесцветна… Которая брюзжит и охотно отрицает всё, так как для ленивого мозга легче отрицать, чем утверждать».

Чехов будто заглянул к нам и точно рисует наши проблемы: «Где вырождение и апатия, там половое извращение, холодный разврат, выкидыши, ранняя старость, там падение искусств, равнодушие к науке, там несправедливость во всей своей форме».

Что есть истина? Что есть интеллигенция в наши дни? Для Чехова важны и дороги «совесть, свобода, любовь, честь, нравственность». У нас же будто забыли об этих словах и понятиях. Будем сохранять наш русский менталитет: ведь он создавался не веками, а тысячелетиями. Будем беречь нашу русскую культуру. CAVEANT, CONSULES!

Фото: Александр Уткин/РИА Новости