Чужая свадьба

Две недели мы вольно или невольно наблюдали злоключения этой чеченской семьи — будущей или бывшей, поди разберись. Возмущаться хотелось — просто невыносимо. И не только из-за попранных прав малютки. А, например, и так: «Что это он такой богатый, если в полиции?»…

В нашем московском доме расположен опорный пункт милиции (ничего, что я так, по-старому?). Помню, как на протяжении нескольких лет наблюдал за переменами в личном автопарке нашего участкового. Что только не перепробовал этот простодушный чудак, — на пике карьеры парковался даже на «Майбахе». А всё почему? На участке было много торговых точек. И всем порядок нужен. Все чуть что — «дяденька милиционер, помоги». Приходилось помогать… Потом мэр эти торговые точки снёс, автомобильный участковый куда-то делся, — надеюсь, пошёл на повышение; новый ездит на среднем классе. Социальная эволюция. Иногда она побеждает. Хотя в тех снесённых торговых точках всё было намного дешевле, чем в построенном взамен торговом центре.

Говорят, у чеченцев есть свои культурные особенности, не предусмотренные Конституцией. Если эти особенности искоренить, может выйти как с аборигенами Полинезии, численность которых сократилась на два порядка, когда добрые христианские миссионеры научили их верить в Бога, то есть — трудиться и совеститься. То есть — хорошему. В результате этой социальной эволюции они почти вымерли. А если изменить Конституцию, то как знать, не обнаружатся ли некоторые чеченские культурные особенности у нас самих? Чем мы занимались, пока не начали трудиться и совеститься, кто помнит? Не многожёнством ли?

Я это к тому, что если бы на свете жил всего один человек — например, я (или, что гораздо лучше, конечно, например, вы, читатель), то все вопросы бытия можно было бы решать кардинально. А вот если людей двое или больше — тут уже нужны полумеры, нужны компромиссы. Так, чтобы и Конституция цела, и местные сыты. Что, в конце концов, и случилось. Ставший знаменитым на всю страну милиционер Маргарит Палыч Хоботов получил, что хотел, но — по общегражданским правилам.

Цивилизация своё получила. Что именно она получила? Развод со старшей женой. Цивилизация на страже развода. Отберите у нас институт развода — начнётся дикость.

Любопытно, что при этом институт брака требованием цивилизации не является. Сплошь и рядом распространено сожительство, так называемые «пробные браки», внебрачные связи — это никого не волнует. Если бы тот милиционер не захотел жениться на молоденькой красавице, а взял бы её в содержанки, как это принято в «культурных местах», — стала бы «Новая газета» вмешиваться? Вряд ли. Да и нас бы это не взволновало. «Личное дело». А вот брак, женитьба — тут шалишь, это уж дело общее! Тут каждый имеет право и желание высказаться.

Институт брака — это архаика. Общинная этика. Здороваться с соседями по подъезду в большом городе — тоже архаика. А может, он не хочет здороваться! А я влез… Нарушение прайвеси, вторжение в личное пространство.

Но это — опять-таки, если мой сосед цивилизованный человек. А если он в лаптях и поддёвке, то есть человек очевидно традиционный, архаический, то тут, наоборот: не поздороваться некультурно будет. Вот, скажем, Виктор Анатольевич Шендерович цивилизованный человек, и вмешиваться в особенности его личной жизни — некультурно. А милиционер из Чечни — человек, очевидно, нецивилизованный, так что тут, наоборот, некультурно было бы не вмешаться, не ударить в набат. Понимаете диалектику?

Кто не понимает, тот говорит, что либеральная пресса отработала задание вбить клин между Россией и Чечнёй, внести лепту в подготовку новой волны нестабильности на Кавказе. А кто понимает, тот усомнится: посильна ли ей такая масштабная задача? Справилась бы она с нею без нашей помощи — без «миллиона лайков, тысячи перепостов»? Скандал удаётся, если его зёрна падают на благодатную почву, а такой почвой в данном случае стала не наша ревность к «накаченной деньгами Чечне» (тут бы больше подошло что-то традиционно коррупционное), а наша внутренняя готовность к дискуссии о кризисе института брака. И шире — всех традиционных социальных институтов.

Один из самых интересных трудов классического марксизма — брошюра Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» — нуждается в продолжении. У него там всё закончилось на расширенном воспроизводстве и возникновении капитала, а у нас уж постиндустриальная эра заканчивается. Брак перестал быть средством легитимации и трансляции капитала (хотя бы и символического). Из «базисного» явления превратился в сугубо культурное — «надстроечное». В этакий необязательный декоративный элемент социального бытия. Отсюда небезуспешные попытки уравнять классический брак с его карикатурно-абсурдными формами (пока это однополые браки, потом будут браки с животными, матрасами и так далее).

Может быть, это экономически оправдано, я не знаю, не Энгельс. Может быть, это даже «в высшем смысле» оправдано — например, нужно, чтобы людей на Земле стало поменьше. (Есть теория, что человечество возникло, чтобы высвободить связанные углеводороды, и сейчас эта задача почти исполнена.) Всё может быть. Но об институте брака — идеальном, крепком, счастливом, многодетном и разнополом — я всё равно грущу. Как всё равно грущу о тех торговых точках, где всё дешевле было, хотя, конечно, участковый на «Майбахе» раздражал, возмущаться хотелось — невыносимо.

Традиции отмирают — это неисправимо. Люди тоже изнашиваются и умирают — но мы стараемся помешать этому. Лечим их, ухаживаем за ними, любим. Даже вроде как платим пенсии. И пока это происходит — хоть люди и умирают, а человечество остаётся.

По мне, пусть бы и дальше всё так было.

Фото: Валерий Мельников/ РИА Новости