Борьба с политическим экстремизмом на Алтае всегда носила специфический характер, поскольку специфика аграрного региона научила здешний простой люд придерживать свои мысли, а уж, тем более, воплощать их в действия.
Однако наличие специального подразделения по борьбе с экстремизмом предоставляет возможность многим гражданам, особенно в молодых летах, вдруг ощутить себя в роли «качающих лодку». Даже если они и в мыслях никакой крамолы не держали.
Скажем, житель Барнаула Сергей Панарин вплоть до своих 32 лет был человеком мирным. И профессию выбрал себе мирную — после окончания вуза он трудился архитектором.
Но 15 августа прошлого года все изменилось. К нему домой нагрянули сотрудники регионального Центра «Э» — того самого подразделения по борьбе с политическим экстремизмом и борцами с теми, кто насильственно пытается свергнуть конституционный строй.
Сотрудники предъявили ордер на обыск и заявили, что против Панарина возбуждено уголовное дело по пресловутой 282 статье УК РФ (разжигание межнациональной розни и пр.). Надо сказать, Сергей очень удивился, потому что на митингах он никогда не выступал, никаких статей политических не писал и даже в интернет-диалогах никаких резкостей не допускал. И он решил, что случилось какое-то недоразумение, которое в самое ближайшее время разрешится.
Когда Панарина доставили на допрос в Центр «Э», выяснилось, что не все так безоблачно, как ему показалось поначалу. Поводом для возбуждения дела стал перепост им в социальной сети «ВКонтакте» своеобразного эссе, написанного неким автором. Но самое поразительное, что перепост случился аж в 2012 году. И с тех пор много воды утекло, много новых постов было выложено, и чтобы найти этот злосчастный пост, доблестным алтайским борцам с политическим экстремизмом потребовалось, надо думать, не один час драгоценного рабочего времени потратить и не один десяток мегабайт казенного сетевого трафика израсходовать.
Другим любопытным обстоятельством стал приход сотрудников центра «Э» накануне пикета алтайского регионального отделения «Другой России» в поддержку Новороссии, запланированный на следующий день, субботу, 16 августа. И в ходе обыска у Сергея Панарина, одного из заявителей пикета, изъяли флаги, растяжку, листовки — все, что товарищи-другороссы решили оставить у него. Но любопытна реакция на срыв пикета у тех, кто якобы на Алтае ночами не спит, думает, как зловредный «майдан» не допустить, да скрытых бандеровцев отыскать,
Во время допроса, заскочил в кабинет следователя другой сотрудник центра — смотритель за всякими оппозиционными акциями.
— Будет завтра пикет-то? — не моргнув глазом спросил он у Панарина.
— Видимо, нет — хмуро ответил тот. — Листовки, флаги изъяты — идти не с чем…
— Ну вот и хорошо — расплылся в довольной улыбке тот. И с этим «вот и хорошо» захлопнул дверь.
Вряд ли правоохранитель был таким уж откровенным противником акций за Новороссию — подозреваю, ему просто лениво было тратить субботний выходной на два часа наблюдения за непонятными ему (и явно не экстремистами) людьми, а потом еще час — на составление отчета. Служебного выхлопа от такой работы не предвидится в силу ее будничности, и отмена акции означала для него, видимо, полноценный отдых.
Спустя пару месяцев следствия выяснилось, что печально известную 282-ю статью УК РФ, по которой было возбуждено дело, Панарину «приклеить» не получится — ибо истек трехлетний срок со дня того самого перепоста пресловутого эссе.
Удивительно, почему этот нюанс следователь не взял во внимание сразу, когда возбуждал дело. Или ему просто была команда «прижать» нацбола?
Как бы то ни было, а уголовное дело против барнаульского архитектора закрывать и не думали. Его просто переквалифицировали на более жесткую статью — 205.2 УК РФ — «оправдание терроризма». То есть, сработала логика — «был бы человек, а статью сыщем».
Несмотря на очевидный абсурд обвинения — то самое эссе вообще никаких призывов к насилию не содержало, а лишь намекало на его возможность в хитро завуалированной форме. И обо всем этом было выдано заключение эксперта-лингвиста с многолетним стажем Т.Чернышовой, которая обоснованно заметила на суде, что жанр «эссе вообще не предполагает призывов к чему-либо».
Когда следователь посчитал, что совесть его чиста, дело было передано в Московский окружной военный суд. Уже сама инстанция вызвала недоумение — Панарин человек точно не военный. Да, после очередного ужесточения антиэкстремистского законодательства с 1 января 2015 года, такие суды стали рассматривать подобные дела, но те, что возбуждались после 1 января. Но это так, к слову.
В ходе судебного процесса выяснилось, что один из свидетелей обвинения в кулуарах признался, что злополучный текст на странице Панарина не видел, а свидетелем стал «потому что ребята попросили». На суде он попытался было рассказать, что текста он не помнит, и на страницу Панарина «ВКонтакте» отродясь не заходил — но строгий взгляд арбитров и напоминание об ответственности враз вернули его в грешную реальность, и он нетвердо попытался повторить свои показания следователю. Которые он давал, значит, поскольку «ребята попросили».
Приговор суда поразил даже видавших виды юристов — три года лишения свободы с отбыванием наказания в колонии-поселении. Он шокировал даже прокурора — г-жу Кравцову, которая запрашивала всего лишь два года колонии.
Умиляет, конечно, что столь беспрецедентно жесткий приговор был вынесен «в целях восстановления социальной справедливости», прямо так и написали в тексте. Конечно, особенно интригующе такое своеобразное понимание социальной справедливости выглядит сегодня, когда на телевидении и прочих широкотиражных СМИ и социальных сетях либеральная публика без опаски козыряет такими терминами, как «ватники» и «колорады», а интервью статусных персон подчас переполнены ненавистью к «черни», простолюдинам.
На данный момент подана апелляция, дата рассмотрения которой пока неизвестна. Конечно, адвокат вряд ли сможет оспорить такую странную до умопомрачения формулировку — «в целях восстановления социальной справедливости». Ради этой социальной справедливости спорят философы, политики стирают в порошок друг друга и все равно так и не стало более понятно, где ее искать. А тут, персоны в судейских мантиях вдруг демонстрируют, что знают, где искать ее — за строкой приговора, в котором так легко лишают свободы за неосторожное слово в интернете.
Трудно подвергать сомнению стратегию борьбы с экстремизмом, не зная, в чем же она состоит. Но когда такими сверхжесткими приговорами (а, подозреваю, дело Панарина — только первая ласточка) множится число недовольных властью и судебной системой — вряд ли это поспособствует общему умиротворению масс.
Если предположить, что родные и близкие Сергея Панарина почти аполитичны, и ни на какие акции протеста сроду не ходили (а у меня есть основания так утверждать), то можно ли столь уверенно заявить, что они и дальше никуда не пойдут, если вдруг чья-то труба (возможно, антигосударственная) их позовет? После всего случившегося я уже не дал бы это утверждать.
Сей приговор стал, видимо, первым случаем, когда за перепост в социальной сети выписан не условный срок или штраф (как это бывало ранее), а реальное отбывание наказания в колонии.
Что касается необъяснимой специфичности работы наших борцов с экстремизмом, то в действиях отчего-то нет и намека на профилактику правонарушений по их части. Автор этих строк еще в начале предыдущего десятилетия подготовил для одной местной газеты (ныне несуществующей) серию интервью с ветеранами правоохранительных органов. И один из них, сухопарый работник бывшего КГБ, сказал, что наибольшую часть трудового времени занимала работа с теми, кто, как он выразился, «просто болтал». В очередях, в компании сослуживцев, на отдыхе и пр. На вопрос, как с ними работали, ветеран ответил: «Вызывали, беседовали. Никаких последствий для них на работе или по службе это не имело. Но после таких предупредительных бесед они, как правило, становились более внимательными в высказываниях».
Сейчас такая мера, как профилактическая беседа, похоже, вообще не в ходу. Хотя именно она могла бы иметь весьма благотворный эффект и не превращать огромное число тех, кто «просто болтает» в жестких (хотя и скрывающих свои чувства) ненавистников власти и правоохранителей. Но, увы, работа наших следственных органов (как и судебных) имеет, пожалуй, сугубо обвинительный уклон.