Началась Третья Мировая война

Какого числа это случилось?

А какого числа Российское правительство не стало объявлять об оказании военной помощи Сирии?

Не только генералы «всегда готовятся к прошлой войне», — мы все по-своему готовимся к ней. Недавно читал на одном форуме чей-то наивный очерк о том, как начнётся Третья Мировая: «Абрамсы»; стук в дверь, повестка, курс молодого бойца; некоторые пару раз стрельнули из гранатомёта, но не ты; куда-то везут; настоящая армия в кевларовых шлемах выбита; ты должен остановить…

Разумеется, ничего этого не будет. И прежде всего — повесток.

Черчилль (автор афоризма о неправильных генералах) был прав, но всё же Вторая Мировая не так уж сильно отличалась от Первой. В целом, они были похожи, и когда-нибудь их будут путать, как, скажем, Тридцатилетнюю войну и Войну за Испанское наследство (хотя для знатоков разница огромна: ещё бы, ведь во втором случае у пехоты уже не было пик). Между Первой и Второй войнами прошёл всего 21 год, и, если бы Третья Мировая началась так же скоро — в 1966 году, при относительном несовершенстве тогдашних средств доставки ядерных зарядов до цели, она во многом бы напоминала Вторую. Но времени прошло в три раза больше — при всё ускоряющемся прогрессе.

Задумаемся: что было бы, если в 1941 году нам не сообщили, что началась война? Это сегодня всё понятно и просто: «Киев бомбили, нам объявили», а тогда — многие ненавидели «эту власть» (кто-то, потому что претерпел от неё, а кто-то, как сегодня, — потому что сам хотел бы быть «этой властью»), многие готовы были на что угодно, лишь бы эту ненавистную власть сместить. И жить — всем хотелось, а воевать — никому. И вот представим: не было бы обращения по радио, не было бы повесток. Как бы выглядела наша история? Ну, Киев бомбили всё-таки, но Киев — это же «где-то там», как сегодня Донецк… Не было бы 20 миллионов жертв, — гуляли бы с детьми в парках, «любили женщин», что там ещё делают, когда мир?

Эти мысли приходят в голову многим: и «либералам», мечтающим вернуться назад и сдать Ленинград, и «русским националистам» известного сорта, у которых 22 июня свой отдельный день траура — день несбывшихся надежд. Приходят эти мысли и генералам, которые «всегда готовятся». Чего тогда не хватило? Какой должна быть будущая война, которая не повторит ошибок прошлой?

Первое — необъявленной. Второе — информационной. Третье — все её бомбёжки должны происходить «где-то там». И тогда — есть шансы на успех.

А что же ядерное оружие? А ядерное оружие — это могучая тупиковая ветвь военного эволюционного древа, как в своё время — химическое оружие. Это «план Б». И пока мы ждём этого «плана Б», не замечаем того, что «план А» реализуется на наших глазах.

Ну, как не замечаем? О том, что Третья Мировая уже идёт, пишут и говорят многие, но без официальных заявлений, без «сообщения по радио» — это всё как бы «фантазии и домыслы», не по-настоящему. Однако вспомним: эта война должна быть необъявленной. Причём как со стороны агрессора, так и со стороны обороняющихся, — оружие у всех общее, все стороны воюют по одним правилам.

Мы по привычке ждём, что Мировая «официально начнётся», когда боевые действия развернутся в Европе и будут «полномасштабными». Но они ведутся по принципу «война везде, а центр её нигде», — так происходит всё в эпоху постмодернизма. Мы ждём, что война эта должна стать войной наций, потому что привыкли считать народ движущей силой истории. Но постмодернизм отменил категории народа и нации, оставив только их рудименты, пустотные формы — государства, которые воюют не друг с другом, а как бы «сами с собой»: сирийцы против сирийцев, йеменцы против йеменцев, украинцы — против украинцев… Русские против русских — на одном из информационных фронтов.

Именно поэтому так трудно понять, кто за кого в Новороссии: одни «решают вопросы», а тех, кто хотел воевать по-старинке, пытался сделать войну народной, попросту устранили. (Сегодня «движущая сила истории» — бизнес, а ему с чаяниями народа не по пути.)

В Первой и Второй войнах основные события разворачивались непосредственно там, где был главный конфликт интересов, — заинтересованные стороны были непосредственными субъектами войны. Сегодня полыхают Северная Африка и Ближний Восток, потому в качестве «оружия», в качестве средств ведения войны стало возможным использовать целые народы и страны, не являющиеся непосредственными субъектами постмодернистской парадигмы. То есть — «армии дикарей». (Многие из нас простодушно хотели бы видеть и Россию в их числе: дескать, лучше так, по-честному, да по-братски — на танках по Крещатику, чем непонятно как и за кого.)

И хотя войны эти такие разные, что-то общее у них есть, их можно сравнивать. Мы можем сравнить себя сегодняшних, не получивших повестки, с теми, кто тогда её получил. «Атмосфера ненависти», говорите? «Любить женщин, растить детей»? Понятно, что за Сечина с Миллером воевать не хочется. Но и тогда — за Сталина и Кагановича не хотелось. Просто у людей не было выбора.

У нас он есть.