Свой среди своих

Наверное, Максиму Кантору мнится, что он — волк-одиночка, с томиком Монтескье в зубах, гуманист-социалист-пацифист, а вокруг стая шакалов, «невежество, корпоративность, бездарность»… Или он — Робин Гуд, спасающий народ и принцессу от дракона, как изображено в его же эклектичной пьеске. Но это всё фантазии и грёзы.

На самом деле Кантор такой же, как все они, типичный и предсказуемый. Приставьте к его речам имя хоть Якова Кротова, хоть Шендеровича, хоть Улицкой — не отличишь. Больше того: он - зеркальце, ярко и правдиво отражающее весь мир идей и набор суждений, которые у нас принято называть либеральными. Жуткая картинка, надо признать!

Удручает, прежде всего, однообразие. Люди вроде разные, а вот реакции одни и те же, с одним и тем же пафосом, как по команде. И Кантор среди них.

Поучает: День Победы нельзя отмечать, Россия «ни в коей степени не имеет прав и оснований» на это."Бессмертный полк" называет мерзко — культ вуду.

Скорбит о снесённых ларьках как о единственной радости, отнятой у «маленького человека». И пришпиливает к акту сноса не что иное, как милитаризм: «…в условиях казарменного милитаристского государства ларьков быть не должно. В дни, когда ждут бомбежек, надо расчистить подходы к метро». Полный бред, конечно, но типичный, чего они только ни придумывают!

Гуманистическая скорбь Кантора по поводу ларьков напрочь перечеркивается высокомерным презрением к тем же «маленьким людям», опять же типичным для либерала: «Милые, вы ничем не похожы (у Кантора так, с „ы“. — В.Ш.) на Европу, вы — не европейцы, вы с окраины. Вы — дикари, научитесь готовить сносную еду, а к культуре… вас надо подпускать осмотрительно, после медсаноконтроля».

Да и о каком гуманизме может идти речь, если люди, погибшие в Доме профсоюзов в Одессе, для него стадо…

Как всякий типа либерал, он без конца, на разные лады, будет повторять, что Россия — фашистское государство. И не имеет значения, что Кантор со товарищи понимает под фашизмом. Потому что у них это просто любимое ругательство.

Он будет внаглую врать: «Солдаты российской армии сегодня пишут на танках не только „на Киев“, но и „на Берлин“». А спросить, откуда он это взял, не ответит, только рассердится.

Он кричит: уезжайте, как можно скорее уезжайте. Тем более что сам уехал и кричит издалека. При этом, будучи человеком осторожным, на всякий случай предупреждает: «Не могу помочь. Не агитирую. Решайте, кто как умеет». Ну да, а то вдруг явятся семьёй, человек шесть: «Здрасьте, Максим Карлович! Вот мы и откликнулись на ваш настойчивый зов…»

(Отметим кстати, что расстался с родиной Максим Кантор по сугубо бытовой причине: в 2013 году комиссия Союза художников отобрала у него московскую мастерскую — вроде бы из-за того, что он её сдавал. Сам он факт сдачи отрицал, но сильно обиделся и объявил, что раз так, то в Россию (из Германии) он не вернётся. Позже, правда, стал объяснять более возвышенно: «Уехал, когда одуревший от обиды народ поверил тем самым вождям, которые его и обворовали — что беды не от вечного крепостничества, а от соседей. Когда родился реваншизм и фашизм, в его русском варианте».)

И как только в либеральном дискурсе появляется новая нота — например, призыв к свержению власти, к революции, Кантор туда же. Но сначала осторожненько, эдаким намёком: «…ответ на бездарную Крымскую войну, угнетение населения, воровство и террор власти — известен. Называется „Народная воля“».

Как и все типа либералы, Кантор ненавидит Шаргунова и Прилепина. Книг их он не читал, но судит размашисто — «литераторы-империалисты». Изображает в пьесках в сатирическом виде. А еще - пишет имена в одно слово, как бы пренебрежительно-уничижительно. Приём незамысловатый, но на кого-то, наверное, действует. Попробуем и мы: канторкротовшендервичулицкая… Красиво, да?

С фактами Кантор обращается так же, как все они: искажает, передёргивает, подтасовывает. Прочитает что-то в Сети, скажем, о декабристах и Бенкендорфе. И тут же опровергает — как байки, сочинённые «кремлевскими идеологами на зарплате». Заявляет: «Никакого допроса декабристов Бенкендорфом в истории не было вовсе. Бенкендорф в ту пору не возглавлял следственного департамента».

Безапелляционно и вроде бы убедительно на первый взгляд. Но если присмотреться… Действительно, Бенкендорф в ту пору не возглавлял «следственного департамента», поскольку департамента такого не было. Был специально учреждённый Следственный Комитет по делу декабристов во главе с военным министром А.И Татищевым, а А.Х. Бенкендорф был одним из членов этого комитета. И за проявленную активность - в том числе и в допросах - Николай назначил его шефом жандармов и поставил во главе только что созданного Третьего отделения.

Или вот про Маяковского, с гневом и пристрастием: дескать, приписывают «патриотические писатели» «сугубо антивоенному и антиимпериалистическому поэту Маяковскому патриотические военные настроения. Это, разумеется, абсолютная фальшивка; сочинившие ее люди являются фальсификаторами русской культуры. Маяковский в 17-летнем (довольно раннем) возрасте участвовал в написании патриотических лубков, от чего со стыдом отказался уже в 18 лет — и его поэма, посвященная Первой мировой войне („Война и Мир“), не допускает никаких разночтений».

Звучит опять же эффектно. Если пренебречь тем, что Маяковский сочинял патриотические лубки в возрасте не 17-ти лет, а 21-го года — родился он в 1893-м, а Германская война (Первая Мировая) началась в 1914-м. А еще он хотел пойти добровольцем на фронт (объяснял: ему было отказано из-за политической неблагонадежности). Потом его настроение переменилось в сторону пацифизма. Однако то, что он писал после революции и во времена Советской Империи, ни пацифизмом, ни гуманизмом не назовёшь. К примеру, «Окна РОСТА» в годы Гражданской войны, которыми он гордился: «Это те плакаты, которые перед боем смотрели красноармейцы, идущие в атаку».

Допустим, про Бенкендорфа Кантор что-то помнит приблизительно, из школьных еще уроков, но уж про Маяковского он-то вроде должен бы знать — всё-таки статьи о нём писал… И вот это, пожалуй, самое интересное и симптоматичное: факты для него и для таких, как он, бойцов информационной войны не имеют никакого значения. Абсолютно никакого! Лишь бы запихнуть в прокрустово ложе пропаганды. Поэтому и его выкрики про фальшивки, фальсификаторов и т.п. тоже ничего не значат.

Равно как и причудливые рассуждения о русской литературе. «Достоевский был, безусловно, империалист, фанатик и лицемер»; «…Лев Толстой, Осип Мандельштам, Михаил Лермонтов, Марина Цветаева и все те, кого мы вправе считать русскими гуманистами, выступали против войны и против империализма последовательно».

Можно, конечно, возразить. Защитить Достоевского. Объяснить, что Толстой поехал волонтёром на Кавказ, ибо верил в справедливость и необходимость этой войны («Ежели бы не было этой войны, что бы обеспечивало все смежные богатые и просвещенные русские владения от грабежа, убийств, набегов народов диких и воинственных?»). Толстому вообще когда-то нравилась война как таковая, в Севастополе он, командир батареи, наслаждался «постоянной прелестью опасности» (А то, что он потом переменился, — отдельный сюжет. Он ведь и от «Анны Карениной» отказался.) Лермонтов тоже на Кавказе воевал - и храбро! — во благо Российской Империи, расширявшей свои границы. А к войне относился так: «Зажглась, друзья мои, война/ И развились знамена чести;/ Трубой заветною она/ Манит в поля кровавой мести!»

Когда Германия объявила войну России, у Осипа Мандельштама, как и у многих из его круга - Гумилёва, Ахматовой и др., - не было никаких пацифистских настроений. По здоровью его в армию не брали, и он пытался устроиться военным санитаром. Тех, кто воевал, он чтил («Немецкая каска, священный трофей, Лежит на камине в гостиной твоей. [… ] Нам только взглянуть на блестящую медь/ И вспомнить о тех, кто готов умереть!»). А «Лебединый стан» Цветаевой — разве не гимн воюющим? («Божье да белое — твое дело . [… ] Белогвардейская рать святая»; «А ведет ваши полки — Богородица!»; «Молодость — Доблесть — Вандея — Дон.» и т.д. )

Впрочем, все эти объяснения — искусство ради искусства. Кантору на самом деле всё равно, как и его соратникам по информационным битвам. Истина их не интересует в принципе. Их мессиджи рассчитаны исключительно на эмоциональное восприятие и создание определённого умонастроения.

И не стоит удивляться: вот, дескать, какая у Кантора несусветная эволюция взглядов. Ну, клеймил и клеймит он периодически либералов, компрадорскую буржуазию, олигархов, рынок. И что?

Если судить по его выступлениям на Радио Свобода и постам в Facebook (все цитаты — из этих источников), он вроде женщины, не слишком умной, истеричной, недоброй, но с бойким язычком и многословной. Она подхватывает любую сплетню и с удовольствием транслирует дальше. И неважно, верит она сама в то, что говорит, или не верит, лишь бы очередную гадость распространить… Меж тем Кантор — мужчина, причем красивый, мужественный такой на вид. А на некоторых фотографиях даже добрый.

И еще один парадокс Максима Кантора: он очень любит призывать всех не быть как все, любить свободу, рвануть за флажки и т. п. Однако сам при этом дисциплинированно шагает в шеренге вместе со всеми, такой канторкротовшендеровичулицкая «под флагом мокрицы» (если воспользоваться его же выражением). А может, это и не парадокс вовсе.