Праведником спасется город. Но так получается, что советский период отечественной истории оказался вне традиции святости, не освящен ею. Да, были мученики за веру, принявшие мученический крест в суровую годину гонений на Церковь. Но это лишь один путь святости. Даже если мы полностью примем постулат о богоборческой власти, то не совсем понятно, почему из-за этой самой власти весь важнейший период истории Отечества оказался не освящен светом святости, впрочем, сделать это никогда не поздно, тем более, что о многих личностях XX века мы говорим с применением эпитета «святой». Для чего это необходимо сделать? Чтобы преодолеть разъединенность нашей истории, сшить ее воедино, через что и будет понятен ее смысл и назначение. Надо только принять важную мысль о логической последовательности истории, ее промыслительности.
О том, что тот же советский период — это не ошибка и не преступление, а логический ход. Тут еще надо понимать, что и единство Церкви сейчас будут разрушать примерно так же, как в свое время рушили общность большой страны, по схожим лекалам. Эти процессы мы сейчас наблюдаем в той же кооперации константинопольского патриархата с властями нынешней Украины. Их цель — занести вирусы раздора на территорию России и раздробить единое церковное пространство. Этому надо противостоять через наше внутреннее единение и собирание. Через расправленные плечи.
Возьмем для примера историю канонизации царской семьи как «царственных страстотерпцев», которая всего-то насчитывает менее двух десятилетий. Изначально традиция прославления их в чине святых была положена зарубежной церковью. Там в этом вопросе позиции тоже были неоднозначными, но верх взяла та, которая считала, что это станет толчком к духовному возрождению России, которая освободится от греха цареубийства. То есть прославление последнего русского императора мыслилось, в том числе и как политический акт и элемент в цепи борьбы с «богоборческой властью». Шлейф политического решения до сих пор присутствует и дает пищу для страстной полемики на этот счет.
Вопрос не в оспаривании самого факта канонизации, а в том, что помимо мистического знака, свидетельствующего о святости, здесь было достаточно идеологических и политических моментов. Определенная прагматика, если хотите. Получается, что канонизация — это не только «естественное» явление святого, в том числе через посмертные чудеса, традицию почитания, но в тоже время может становиться определенным идеологическим жестом, который, например, будет соответствовать духу времени. Ведь и в канонизации царской семьи в 2000 году были также подобного рода утилитарные составляющие. Такие как сближение с русской зарубежной церковью (через несколько лет это объединение произойдет), примирение и единение отечественной истории. Хотя и не без возникновения новых противоречий, которые можно списать на неофитскую страстность поклонения.
Другой важный момент состоит в том, что сейчас происходит постепенная трансформация канонизации Николая Второго. Святость мученического венца переносится на всю его деятельность. Об этом свидетельствуют, например, страсти и скандалы, разгоревшиеся в связи с фильмом «Матильда». По прошествии времени можно сказать, что буря вокруг этой картины имела цель не банальный запрет проката фильма, а в убеждении общества в изначальной святости Николая Второго, чуть ли не начиная с юношеских лет.
Эта трансформация в восприятии царской канонизации, которая постепенно, но настойчиво прививается обществу. Она имеет ярко выраженную идеологическую подоплеку, а подобное, как все искусственное и декларативное, кроме вреда ничего не приносит и лишь раскачивает исторические качели. Она делает царя-страстотерпца объектом самой суровой критики (она имеет на то все основания, ведь общественная деятельность императора вовсе не была канонизирована, а сам он не воспринимается праведным царем), так и ставит под сомнение уже и саму канонизацию Николая Второго, которая представляется уже исключительно политическим решением. Такой же вред приносит и тактика насаждение культа императора, которая сейчас имеет место быть. Взять хотя бы скандал с присвоением якобы по конкурсу мурманскому аэропорту имени Николая Второго, что вызвало серьезный протест мурманчан.
Поэтому в этом вопросе должна быть определенность, без размываний и четкое понимание особенностей канонизации последнего русского царя. Тем более, что причисление к лику святых Николая Второго вполне укладывается в агиографический канон: греховная жизнь и мученический подвиг, который возвышает бывшего грешника. Он причислен к лику святых за многие страдания. Их, напомним, императору пришлось пройти вместе с семьей уже после отречения от престола. Мало того, император с семьей в тоже время символ братоубийственной трагедии. В акте канонизации его кровь вместе с кровью жертв тех событий, невзирая на их политическую принадлежность. Его деятельность отнюдь не обладала ореолом святости, он также несет прямую ответственность за отечественную трагедию начала XX века. Будет не правильно конструировать ему алиби на основании святости, да и исторически это будет ложно. Мученически венец Николая искупил его деятельность, которая привела к катастрофическим последствиям. Односторонне отрицая это, мы начнем извращать и сущность христианства, открывшего путь для революции в белом венчике из роз против неправедной власти в лице Иродов и Пилатов.
То есть, еще раз, мы почитаем не царя, а мученика. Царский титул вовсе не важен, тем более после отречения от престола (не было продемонстрировано стойкости и готовности пойти на страдания в этот момент). Прославление царя, как благоверного, могло бы быть связано с усилиями в деле установления, защиты и распространения веры, но не в этом случае. Если же брать во внимание религиозность Николая Второго, то здесь многим больше оснований для канонизации есть, например, у Ивана Грозного…
Из истории канонизации Николая Второго отлично видно, что с «богоборческой» властью боролись по духовной линии, в том числе и с использованием института святости. Получается, что советский период отечественной истории оказался полностью провальным с точки зрения святости, если это не мученики, не подвижники веры, противостоящие советской власти. Святость якобы не входила в мир и будто существовала где-то параллельно.
Но вот тут как раз и задаешься закономерным вопросом: почему нельзя канонизировать, например, Зою Космодемьянскую, Александра Матросова, генерала Дмитрия Карбышева, тех же молодогвардейцев, тем более, что обществом они давно и без какой-то пропаганды воспринимаются за святых? Это общенациональные святые, только без церковного прославления. Разве в годы Великой Отечественной войны было мало людей, принявших с необычайной стойкостью мученический венец? И это вовсе никакая не натяжка, не попытка спекуляции, но почему-то сейчас подобный вопрос воспринимается кощунственным. Продолжается инерция борьбы с советской властью?..
Могут быть и местночтимые святые. Здесь достаточно устного благословения правящего архиерея на почитание. И процесс пойдет естественным образом: почитание либо утвердится и распространится, либо погаснет. Например, наш современник Арсен Павлов (Моторола). Разве он не мученик, не воин праведный? Разве не был призван на защиту, в том числе и веры (в контексте нынешнего константинопольско-киевского сговора это очевидно)?
Акт канонизации — вовсе не бюрократическая процедура. Большая часть святых вообще не имеет документального свидетельства о причислении к лику, но это не умаляет традиции почитания. Есть в Русской Православной Церкви чин святых мирян и не обязательно, чтобы они умирали с именем Христа на устах. А разве мало посмертных чудес этих людей, главное из которых — спасение целой страны и ее Церкви, в том числе?..
Почему святости не шагнуть в мир, не сделать шаг навстречу к тем, чье имя и без официальной канонизации уже давно почитается за святое? Разве, к примеру, Александр Пушкин — святой русской культуры не может быть церковно канонизирован? Разве у него нет посмертных чудес — явленного триумфа русской цивилизации? Все последующее развитие отечественной культуры — во много чудо Пушкина, творчество которого исполнено светом и чудом.
Речь идет не об формальных вещах, не об искусственной подгонке под нужный ответ, как с именами аэропортов. Это наша реальность. И Пушкин, и Зоя, и Карбышев. Нужны святые миряне, пострадавшие не только за свою веру, но и за свой народ, не только проповедующие путь личного спасения, но и самопожертвования за други своя. К канонизации необходимо привязать не только историю, но и отечественную культуру и там возжечь светильники святости. 20 веку нельзя с этой точки зрения оставаться провальным, он также должен быть освящен святостью. И в этом есть путь его умиротворения и примирения, лекарство от раздора.
Что мешает? Восприятие, что советское и советский героический пантеон — диаметрально противоположное церковному. А если попытаться отстраниться от этой логики, тем более, что она была рождена ситуацией жесткого противоборства и противостояния? Неужели на отдалении, когда схлынули страсти не очевидно, что советское во многом вышло из церковного, пусть и через призыв сбросить с корабля современности книжников и фарисеев. Разве мало в истории было ситуаций, когда рушились храмы, признаваемые еретическими. Вот тот же отечественный Раскол, а ведь там репрессии шли веками. Быть может Церковь в начале 20 века сама ушла в дальний скит и спряталась от общества, перестала вести с ним диалог, отвечать на его запросы, отдалилась. Часто думается, что и сейчас происходит нечто подобное, по крайней мере, проявляются прежние ошибки, обиды и комплексы.
Но если мы сплотим историю, если увидим в ней не хаотический процесс с чередой преступлений, а причинно-следственную связь, определенный промыслительный сюжет, то и примирительный посыл появится и осознание цельности отечественной цивилизации. Тогда и присвоение имени Николая Второго не будет восприниматься чем-то из ряда вон, как и нимб святости на месте тернового венца над головой Зои Космодемьянской. Она ведь не только символ и герой советской страны, но и выходец из священнического сословия, ее дед-священник был утоплен в 1918 году, да и она сама повторила подвиг христианских мучеников. Не мстила, а боролась, воевала и страдала, за Церковь в том числе.
Начав освящать святостью XX век, Церковь может показать, что она со своим народом, а ведь многие проблемы, как раз и возникли из-за того, что этой близости не ощущалось. Вот Зоя оказалась со своим народом. Да и не только она. Надо открыть 20 век для святости, и тогда станет ясно настолько грандиозным он был и со стороны этой традиции, когда святость сама естественным образом шагнула в мир, преодолев все барьеры и необычайно возвысив простого человека. Святость нужна и нашей современности, чтобы избавиться от застоявшегося нигилизма по отношению к ней.
Кстати, важный шаг в этом направлении был сделан во время празднования 1000-летия Крещения Руси, когда был канонизирован Дмитрий Донской и Андрей Рублев. И через это святость вошла в русскую культуру и историю. Например, Донской был прославлен, в том числе за «патриотические труды Отечеству и народу в грозные годы вражеского ига». Возможно, и сейчас необходим аналогичный шаг. Пока же все перечисленные почитаются и прославляются. Есть праздник «Всем святым», когда почитаются как известные, так и неизвестные людям святые, но о которых ведомо Богу. Думается, что Ему все известно и о Зое, и об Александре, и о Димитрии, да и об Арсене тоже и о других. Надо узнать и обществу, чтобы в сложное время обрести новых своих небесных ходатаев.