2030 год наступит довольно скоро — всего через 20 лет. У миллионов наших современников есть все шансы дожить до тех времен. В конце-концов, это не далекий миллениум 3000 года.
Для моделирования возможных изменений рассмотрим три пары разделенных двадцатилетием дат в истории нашей страны и всего мира. Все- из XX и начала XXI века.
Первые даты - начало ХХ века: 1910 и 1930. Вторые ближе к нам — 1980 и 2000 годы. Третий — современность, 1990 и 2010.
Совершенно точно, что никто в русском 1910 году даже примерно не мог описать 1930 год. Даже самые посвященные в революцию люди — и те совершенно не могли бы себе представить, что спустя 20 лет в России все будет совершенно не так, как в их время, но и совсем не похоже на их мечты и фантазии.
Разница между 1980 и 2000 годом еще более разительна. Даже самые мудрые советологи и диссиденты поразились бы тому, как быстро будет меняться реальность на рубеже 80−90-х.
В этом смысле при всем различии между 1990 и 2010 годом, по моему мнению человек из 1990 года едва ли удивился бы, попав в наше время. И путч 1991 года, и развал СССР, и капитализм, и даже диктатура перекрасившихся гэбэшников — все это показалось бы ему вполне возможным.
Почему? Потому что в начале больших перемен, когда вокруг все уже начинается рушиться, люди вполне могут себе представить самые разные варианты развития событий и уж точно ничему не удивляются.
Иное дело — смотреть в будущее, живя в стабильном обществе, которое, при всех своих недостатках, все-таки не являет примеров всеобщего разрушения.
Что может быть с Россией через 20 лет? Не знаю. И никто не знает. Хотя не побоюсь ошибиться, если скажу — с Россией через 20 лет может быть все, что угодно.
Совершенно точно, что система власти и ее лица поменяются, причем надо не исключать вариант радикальной и полной смены. В 1910 году фамилии Ленин и Керенский меньше всего ассоциировались с будущими правителями России, а кто такой Сталин смог бы ответить только редкий большевик или сотрудник охранки. В 1980 году мало кто смог бы назвать лидеров России образца 2000 года. Ни Путин, ни Касьянов, ни Грызлов — никто тогда не занимал какой-либо мало-мальски значительной должности, с которой бы просматривалась такая карьера. Наоборот, были целые эшелоны комсомольцев и партийцев, которые искренне полагали, что после вымирания брежневского Политбюро власть постепенно перейдет к ним. Таким образом, едва ли мы сможем угадать, кто будет во главе России через 20 лет. Более того, мы даже не можем серьезно обсуждать, как будет называться должность этого человека. Структура власти в России меняется даже чаще, чем раз в 20 лет — сравните структуру власти в 1980, 1990, 2000 и 2010 годах — ничего общего, если вдуматься. В 1980 году главный пост назывался Генеральный секретарь ЦК КПСС и Председатель Президиума Верховного Совета СССР. В 1990 — Президент СССР, в 2000 — Президент России, в 2010 — премьер-министр.
Самое парадоксальное, что в 2030 году России может не быть вовсе. Во всяком случае, в нынешних границах и в нынешнем виде. Если человека из 1990 года спросить, какие территории точно обособятся от СССР (а стало быть, и от России в широком смысле) в ближайшие годы, любой мало-мальски мыслящий наблюдатель неизбежно назвал бы Прибалтику и Кавказ. Потому что в 1990 году там уже шли необратимые процессы, исход которых был ясен на 80−90%. С другой стороны, едва ли кто-то бы смог предсказать самостоятельность Средней Азии и тем более карикатурный культ Ниязова. Если сейчас попросить среднего россиянина задуматься над вопросом, какие территории, чисто теоретически, может потерять Россия в ближайшие годы, очень многие укажут на Северный Кавказ. И будут правы, ибо сколько бы не длилась затянувшаяся агония империи, но эти регионы рано или поздно заживут своей, отдельной от России жизнью. Более пессимистичный наблюдатель может указать и на Дальний Восток, который уже сейчас фактически живет в совершенно ином ритме, чем Центральная Россия.
Собственно говоря, более-менее в одном ритме с Москвой живут только регионы европейской России. И то только потому, что все активные люди давно уже уехали жить в Москву и там просто некому строить жизнь как-то иначе.
И анклавный Калининград, и Татария с Башкирией, и Урал, и Сибирь и уже упомянутый Дальний Восток — все эти регионы живут в своем ритме и только невероятные унификационистские усилия имперского центра все еще позволяют говорить о некоем единстве. Но стоит ему ослабнуть, даже совсем немного — и все пойдет вразнос, причем совсем не из-за усилий каких-то мифических сепаратистов, а просто потому, что в условиях глобального информационного пространства глупо жить по окрику из Москвы, которая, с одной стороны далеко, с другой — ничуть не ближе, чем Пекин, Нью-Йорк или Брюссель. Я не к тому, что надо обязательно жить по чьему-то окрику, я исключительно о том, что в условиях «глобальной деревни» столицей будет не тот город, который прописан в конституции, а тот, в котором принимаются решения.
Но все-таки главный фактор — случайность.
Историю делают люди, которые в определенное время оказываются в определенном месте и в определенной компании. Все может повернуться в любую сторону: без Ленина большевики, возможно, так и остались бы маленькой группировкой радикальных леваков на обочине истории.
Через 20 лет элиту страны составит поколение тех, кому сейчас от 10 до 40. Какими будут эти люди? Какими угодно.
Так вот, что думаю о России 2030 года лично я.
Лично я думаю, что через 20 лет процесс развала Российской империи, начавшийся в 1917 году закончится, ну или вплотную подойдет к этому.
Рано или поздно Россия должна будет уйти из своего Алжира- с Северного Кавказа.
Вообще, как таковая, Россия скорее всего будет представлять из себя только Москву и европейскую часть нынешней Федерации. Взаимоотношения этого региона с другими частями могут складываться по нескольким сценариям.
Любое закручивание гаек рано или поздно приведет к обратному эффекту и весь вопрос в том, как далеко качнется маятник в обратную сторону.
Федерация — это самый понятный и похожий на знакомую нам реальность вариант. Скорее всего, на новом витке это будет расширенный и упорядоченный вариант ельцинской федерации, но с равноправием регионов и реальным федерализмом. Без удушливого вмешательства федерального центра, с развитой региональной политикой, более-менее автономной от федеральной.
Конфедерация — это вариант сохранения видимости единой страны при фактическом ее разделении на ряд самоуправляемых и фактически независимых государств. Между прочим, это тоже вполне реальный вариант: сохранение видимости единства при его фактическом отсутствии вполне удовлетворит большинство населения и устроит элиты.
Разделение страны — самый радикальный из возможных вариантов. Он возможен только в ситуации, когда современный нам процесс закручивания гаек будет длиться долго и сделает саму идею единой страны ненавистной для населения.
Учитывая демографическую ситуацию и неизбежное падение влияния нефтегазоэкспортирующих государств, довольно наивно полагать, что Россия (или государства, возникшие на ее месте) будут лидерами в мировой политике и экономике. В лучшем случае мы можем надеяться на более-менее сытую жизнь в лишенных каких-либо гегемонистских устремлений образованиях. В худшем — на прозябание в авторитарных и агрессивных карликовых государствах, ссорящихся между собой из-за имперского наследия.
Еще не так давно мир был разделен на социалистический и капиталистический. В наше время главной опасностью для цивилизованного мира считается исламизм, а для России — нарастающее экономическое и демографическое давление Китая и все той же Средней Азии.
Едва ли стоит думать, что и через 20 лет проблемы останутся ровно такими же, как сегодня. Китай скорее всего через 20 лет будет погружен в свои проблемы и ему будет не до нас, а вот что будет со Средней Азией и как она будет влиять на нас и наших потомков?
События в Киргизии показывают нам всю хрупкость постсоветской политической конструкции в Средней Азии. Позволю себе провести аналогию с постколониальной Африкой. Уход европейских держав в 60-е годы к 80-м годам обернулся бедностью, разрухой, нестабильностью, голодом, эпидемиями и гражданскими войнами.
Сейчас Азия живет в конце первого этапа деколонизации — у власти там все еще остатки советской элиты (Назарбаев, Каримов и др.). Однако пример Киргизии показывает, что в спину туземным чиновником поздней советской империи уже дышат полевые командиры и новые элиты, которые выросли в совершенно иной среде.
Таким образом, через 20 лет Азия, скорее всего, будет в полнейшем хаосе и главная проблема, которую она будет создавать — это потоки беженцев. Учитывая последние сообщения об успешной борьбе с посевами опиумного мака в Афганистане, вполне можно предположить, что проблема опиумных плантаций будет решена и этот фактор приведет к дополнительным экономическим последствиям для местного населения — миллионы людей лишатся финансовых потоков, образуемых наркотрафиком.
Последняя тема, о которой бы я хотел сказать — это религия. 20 лет назад Русская православная церковь робко оправлялась от советского обморока и выглядела даже как-то трогательно и мило, особенно на фоне приезжающих толпами проповедников с Востока и Запада. Прошло 20 лет — и РПЦ стала полугосударственной структурой, властной рукой, навязывающей себя всему обществу. Но что будет спустя 20 лет?
Уже сегодня финансовое положение РПЦ весьма неустойчивое. На пожертвования паствы она жить не может, а все разрастающаяся оргструктура требует все больше денег. Опять-таки, насильственное навязывание себя обществу чревато неизбежной реакцией отторжения.
На мой взгляд, через 20 лет РПЦ утратит значительную часть нынешнего своего влияния на государство и общество. С другой стороны, на фоне кризиса православия неизбежно усилятся как протестанты, так и все остальные конфессии. РПЦ же будет вынуждена или радикально реформироваться, или маргинализироваться до состояния нынешних старообрядцев. Очевидно одно: громоздкая и ориентированная на поддержку государства нынешняя структура РПЦ не может существовать долго.
Попытка рассказать о будущем обречена на неудачу в любом случае. Будущее будет, а сейчас его еще нет. Не думаю, что мы вообще способны как-то прозреть грядущие события — даже самые современные математические модели не могут учесть человеческий фактор и элемент случайности.
Но если взглянуть в прошлое и сравнить то, каким люди видели будущее и каким оно оказывалось, то с грустью мы убедимся в одном: будущее всегда не такое, каким люди его представляют. Оно и не такое ужасное, как мнится пессимистом, но и земной рай остается недостижимой целью. Жизнь человечества идет по среднему пути — без крайностей, и потому — неожиданно.