Неизбежный левый поворот

Неизбежный левый поворот

После наших предыдущих попыток осмыслить — почему «первое издание» демократических реформ в России в конце 80-х — начале 90-х закончилось крахом, а либеральные партии за 20 лет практически полностью утратили поддержку народа, закатившись за 1% поддержки населения, многие читатели спрашивали: «Так что же делать? Ведь руки опускаются! Как исправить ситуацию? И можно ли? Или и впрямь „надо ехать“ из России, а будущего у неё нет?»

На самом деле ответ на эти вопросы уже очевиден и давно описан: никакого экономического либертарианства и социального дарвинизма. Никакого «классического капитализма 19 века», а напротив — максимум внимания к нуждам и заботам народа. К зарплатам бюджетников и пенсиям, к доступному для всех здравоохранению и образованию. К жесточайшей борьбе с коррупцией, произволом начальников, властей и милиции — всему тому, с чем каждодневно сталкивается и от чего страдает среднестатистический россиянин, а не только концентрация на «свободе слова по ТВ», важной, увы, главным образом лишь для тонкой прослойки вольнодумной интеллигенции. Но при этом здравомыслящие люди не призывают отказываться и от свободы слова — ведь за ее сохранение, за необходимость развития демократических институтов по опросам населения тоже выступает большинство! Вопрос лишь в том, что одной свободой без «социальной подушки», сыт не будешь!

Это важно. Настолько важно, что уже подтверждено в российских реалиях не просто в теории, но и на практике: к примеру, более «социально ориентированное», прислушивающееся к простым людям «Яблоко» набирало и набирает больше голосов, чем классические правые либералы. Да даже и правые либералы, на определенный период ставшие чуточку «левыми» в своих лозунгах в период руководства над СПС Никиты Белых преодолевали в ряде регионов 7−10%-ные планки. Делегировали своих депутатов в местные думы. Идея социальной ответственности власти, социальной справедливости витает над обществом даже в столь тонкой сфере, как искусство: недаром был огромный успех и у говорухинского «Ворошиловского стрелка» и у трилогии покойного Матвеева «Любить по-русски».

«Но тогда это ведь будет совсем не либерализм!» — воскликнет читатель. И будет прав. Это уже действительно не «химически чистый» либерализм, а социал-демократия. «Направление, выступающее за переход к социально справедливому обществу методом реформирования буржуазного», как написано во всезнающих энциклопедиях. — Которое аккумулирует в себя всё лучшее, что было и в СССР и после распада СССР, а не всё худшее, как сегодня. Направление, которое «делает упор на социальную справедливость, национализацию стратегически важных предприятий, государственное вмешательство в экономику, социальное партнерство между трудящимися и работодателями, демократическое общество, идеологический плюрализм, убежденность в принципах свободы».

Именно этот призыв — «прислушивайтесь к простым людям» — означает призыв к переходу с чисто либеральной на социал-демократическую платформу. О нём, к слову, и писал ещё пять лет назад Ходорковский из тюремных застенков:

«В 1990—1991 гг., посреди очевидной бессмысленности затянувшегося советского строя, страна бредила свободой. Правом быть собой, думать, говорить, читать, слышать и видеть, ездить за границу, не ходить на партсобрания и еженедельные политинформации, забить болт на овощные базы и не отчитываться за каждый свой шаг перед первым отделом. Мы ждали демократии как чуда, которое само собой, безо всякого человеческого участия и усилия решит все наши проблемы на десятилетия вперед. И Советский Союз, стоит ему воспользоваться волшебным рецептом демократического зелья, всего за каких-то 400−500 дней (да и тех много!) станет очень большой, богатой и чистой Швейцарией. На худой конец — Финляндией.

Но к середине 90-х стало ясно, что чудо демократии как-то не задалось. Что свобода не приносит счастья. Что мы просто не можем быть честными, умеренными и аккуратными по-буржуазному, по-швейцарски. Перед страной и ее — нашим — народом стали в полный рост совсем другие вопросы:

-справедливость: кому досталась советская социалистическая собственность, которую кровью и потом ковали три поколения? Почему люди, не блещущие ни умом, ни образованием, заколачивают миллионы, а академики и герои, мореплаватели и космонавты оказываются ниже черты бедности? Значит, не таким плохим был советский социализм, будь он трижды благословен и проклят одновременно…

-чувство собственного национального достоинства: почему, когда мы жили в плохом Советском Союзе, нас уважал или, во всяком случае, боялся весь мир, теперь же, в дни свободы, презирают как недоумков и наглых нищих?

-нравственность в политике: мы не любили ЦК КПСС и ЦК ВЛСКМ за их цинизм и незаслуженные привилегии, но разве заслужили мы правителей вдесятеро более циничных и стократ более вороватых, чем партийные бонзы, которые на фоне новых кажутся уже милыми дачными дедушками и бабушками?

-страх перед неопределенностью будущего, перед отсутствием цели: нас выкинули из старого ободранного «Запорожца» с ручным управлением, обещая пересадить в «Мерседес», однако ж просто бросили в глухом закоулке вселенной на сырой грунтовой дороге. Где мы? В какой точке мира? И есть ли тут хоть какой-то постоянный источник света?"

Как писал Ходорковский — «Экономическая и социальная политика не могут не «покраснеть» — нужен левый поворот, чтобы примирить свободу и справедливость, немногих выигравших и многих, ощущающих себя проигравшими от всеобщей либерализации…

В 1996 г. Кремль уже знал, что пролонгировать праволиберальный ельцинский режим демократическим путем невозможно — в условиях состязательности и равенства всех соискателей власти перед законом Зюганов непобедим. Потом стало ясно, что и преемственность власти в 2000 г. нельзя обеспечить без серьезного отступления от демократии. И так возник Владимир Путин с уже начавшейся второй чеченской войной на плечах и политтехнологическим сценарием, призванным обеспечить «стабильность во власти — стабильность в стране…

Кремлевские политтехнологи опять — и еще тверже — знают, что этот государственный курс может сохраниться только антидемократическим путем. Что на честных выборах неизбежно победят левые. Потому и закручиваются гайки, и монополизируется телевизионный эфир, и избирательный закон меняется в направлении полного неучастия в выборах всех партий, кроме тех, которые на 102% подконтрольны президентской администрации. И запрещаются общенациональные референдумы, чтобы никто часом не узнал, за какие идеи и ценности на самом деле выступает народ.

Да только авторитетные социологические опросы (в том числе свежий опрос «Левада-центра») не оставляют сомнений: ценности — левые. 97% жителей России — за бесплатное образование, 93% считают, что пенсия не должна быть ниже прожиточного минимума, 91% — за безусловный возврат дореформенных сбережений граждан. И здесь же: 81% — за возвращение к прямым выборам губернаторов, 59% — за восстановление института депутатов-одномандатников. Это и есть, собственно, программа следующей российской власти: государственный патернализм и демократия, свобода и справедливость — вместе, по одну сторону баррикад. Левым же либералам («Яблоку», Рыжкову, Хакамаде и др.) пора определяться, войдут они в состав широкой социал-демократической коалиции или останутся на брюзжащей, политически бессмысленной обочине. По моему мнению, обязательно должны войти — только самый широкий состав коалиции, в которой люди либерально-социалистических (социал-демократических) взглядов будут играть ключевую роль, избавит нас от зарождения на волне левого поворота нового сверхавторитарного режима".

Можно ли сказать, что тогда — в 2005 году — российские либералы услышали призыв Михаила Ходорковского, сделали из него хоть какие-то выводы? И да, и нет. С одной стороны — попытки были. Сформировался «Комитет-2008», Объединенный Гражданский Фронт Гарри Каспарова, а потом — и коалиция «Другая Россия», в которую вошли не только либералы (Касьянов, Каспаров, Рыжков), но и левые (АКМ Удальцова, компартия Пригарина, Михаил Делягин), лимоновские нацболы с их эклектической идеологией. В качестве кандидата в президенты была предложена компромиссная фигура финансиста Геращенко.

Тогда казалось, что это не просто временный, тактический союз, а действительно ядро нечто нового, способного со временем объединить всех недовольных, всех несогласных с нынешним авторитарно-бюрократически-олигархическим режимом. И постепенно, путем взаимных уступок и договоренностей сформировать мощную социал-демократическую партию, как единственную этому самому режиму альтернативу.

Но «любовная лодка споткнулась о быт» — в очередной раз все стороны начавшегося диалога продемонстрировали неготовность пойти на компромисс. Отказаться с одной стороны — от канонизации Сталина, милитаристско-имперских комплексов, мифологизации советского прошлого. С другой стороны — от невнимания к социальному вопросу, «социального дарвинизма» классических либералов. Но самое главное — «новые оппозиционеры» так и не сумели выдвинуть общего единого лидера. Кандидата (пусть и до поры не регистрируемого властью, но явно претендующего на высший пост, каким был Борис Ельцин в конце 80-х), способного на все той же компромиссной социал-демократической платформе аккумулировать как лозунги и программы всех объединившихся в коалицию организаций, так и чаяний «электората», исходя из данных социологических опросов. А единый харизматический лидер, заметим, крайне важен в столь «вождистской» стране как Россия.

В результате коалиция «Другая Россия» фактически распалась, а либералы, как и левые, не просто вновь ведут свою борьбу поодиночке, но еще и снова возобновили нелепую междоусобную грызню из-за амбиций своих вождей. Как метко и хлестко заметил Борис Немцов — в текущих условиях это всего лишь «борьба за право первым сесть в автозак».

Сумеют ли нынешние оппозиционеры и вольнодумцы всех мастей на новом этапе — в реалиях 2010-х годов преодолеть комплексы, найти новых лидеров и, прислушиваясь к чаяниям реальных простых людей, а не провокативных интернет-срачеров, сформулировать социал-демократическую альтернативу? Чтобы подобно великому шведу Ханссону наконец-то совершить долгожданный прорыв в «русское чудо»?

От ответов именно на эти вопросы и зависит судьба не только демократии в России, но и самой России, перспектив цивилизованного будущего для её дальнейшей судьбы.