Книгу — точнее, пьесу — Белковского «Покаяние» я прочитал за полторы ночи. Потом понял, что именно и в тёмное время суток, и в декабре, и в собянинской Москве её и надо читать. В любом другом месте и в любое другое время «Покаяние» покажется гротеском. А когда у тебя за окном стылая, ледяная Москва, во дворе кто-то рычит человеческим голосом, над крышами виден фейерверк из ресторана «Обломов», жертва свободы и экономических реформ — бомж — волоком тащит по катку-тротуару чугунную урну, недалеко от мечети на Татарской улице кто-то палит из травмата — тогда и понимаешь, что всё это декорации к пьесе Белковского. И веришь вдвойне тому, что упрятано в книге.
Станислав Александрович избрал пока неизведанный для российской литературы жанр: бытописательство российской элиты — что едят, пьют, как ведут интимные разговоры, занимаются сексом, на чём они делают бабло и как его тратят. Но это антураж. В центре книги «сложные душевные терзания» некого Игоря Тамерлановича Кочубея, премьер-министра на пенсии. Автор и не скрывает, что его прототип — Егор Тимурович Гайдар (его перекошенное лицо, сбрасываемое с небес в Россию двуглавым лебедем на небо, вынесено на обложку). Среди основных участников пьесы жена Кочубея Мария-Марфа, её любовник Гоцлибердан (в нём угадывается Альфред Кох), одновременно являющийся правой рукой Бориса Алексеевича Толя, президента Корпорации вечной жизни (глава Роснано Анатолий Чубайс?). Дополняет список участников пьесы — главных либералов России президент Академии рыночной экономики Евгений Волкович Дедушкин (мне показалось, что его прототип — Евгений Ясин).
Главный герой Кочубей-Гайдар последние лет 5−7 занят только тем, что пьёт и спит у себя в загородном доме. Гоцлибердан сокрушается в разговоре с Толем и Дедушкиным: «Ложится в два ночи, в шесть просыпается, выпивает бутылку водки ноль семь, потом засыпает, потом обед, за обедом — полбутылки, потом спит час, ни х… не делает, читает газеты, торчит в Интернете часа четыре, потом ужин, снова бутылка — и так до двух. В город не выезжает. Поправился на восемь килограмм. Выглядит как бомж. Прислуга уже узнавать перестала».
Это паразитическое времяпровождение Кочубею обеспечивает Толь. Оплачивает все его расходы, организует текущую жизнь, следит за 3 совместными оффшорами, где у Игоря Тамерлановича скопилось 380 млн долларов. Сам же Толь занят важными инновационными делами: его Корпорация изобретает вечную таблетку от головной боли (она называется «анатоль» — производное от анальгин + Толь), пытается акклиматизировать на подмосковном кладбище бамбук, генным путём выводит полулюдей-полуобезьян.
Но праздная жизнь подкосила премьер-министра: он связался с попом-якутом, тот, видимо, стал давить на его совесть, Кочубей в итоге решился на пересмотр итогов своей жизни. Толь и окружение не могут позволить себе, что Игорь Тамерланович предал либеральное дело, поведал, как всё было на самом деле в 90-е. Кочубей, к примеру, рассказывает Дедушкину, почему Ельцин назначил его премьер-министром:
«Ельцин, профессор, взял меня потому, что ему нравились мои тосты. Под водку „Романов“ за двести рублей бутылка. Но главное — я смотрел на Ельцина с сыновней преданностью. С сыновней! А у Ельцина никогда не было сына. Он грезил сыном, но не сложилось. Вот почему он меня назначил».
Толь подключает все свои силы, чтобы опорочить попа, добиться его снятия через знакомого митрополита. В дело подключают охранника Толя — некого лезгина Якова, по совместительству любовника митрополита; за миллион долларов добиваются подписи патриарха о снятии якута (патриарх обязан либералам — в начале 90-х они дали ему возможность беспошлинного импорта спиртного). Когда ничего не помогает, они убивают попа, подстроив дело так, что это якобы дело рук исламских экстремистов.
Полностью весь сюжет книги пересказывать нет смысла — её надо читать, в пьесе много циничного юмора, бытовых подробностей, дьявольских планов Толя (несколько намёков на его соответствие булгаковскому Воланду). Кратко лишь упомяну, что Кочубей путешествует сначала с накладной чёрной бородой (чтобы не узнали и не избили ожесточённые на него россияне) по Москве, а затем и по России. Увиденное повергает бывшего премьер-министра в шок: нищета, безысходность, больные, увечные люди — и вот за это он боролся в 90-е?! Вот кусок из пьесы о его поездке в Нерюнгри:
«Мария. И что же ты там увидел?
Кочубей. Панельный дом конца семидесятых. Посреди дома — трещина. В квартире — плюс девять градусов. Люди сидят в старых пыжиковых шапках. Дорог нет вообще… У них в квартире я долго искал пульт, чтобы выключить телевизор. И вдруг понял, что пульта нет никакого. Есть старый советский телевизор, «Рубин», 85 года выпуска. И никакого пульта. Это другая планета, ты понимаешь! Фантастический триллер! Я чувствовал себя капитаном звездолёта, потерпевшего крушение".
Разумеется, разве власть будет держать в своих рядах человека с такими мыслями?
Толь решает отравить Кочубея производимым его Корпорацией наноядом. Яд должен вылить в стакан водки Игорю Тамерлановичу Гоцлибердан. Но как во многих классических пьесах, между «Моцартом и Сальери» завязывается диалог. Кочубей призывает каяться перед народом и миром и их с Толем, на что Гоцлибердан выдаёт тираду, которую теоретически мог произнести любой представитель российской элиты:
«Гоцлибердан. Ты перед этим быдлом выслужиться хочешь?
Кочубей. Перед каким быдлом, Гоц?
Гоцлибердан. Перед народом русским, богоносцем, еб… его в душу мать. Ты народу хочешь сказать, что ты весь из себя покаянный, а мы из ослиной мочи придуманы?
Так знай же: народу ты со своим покаянием абсолютно по х… Ты к ним будешь свои розовые губки в трубочку тянуть, а они — отрыгнут в лаборантское твоё лицо рябину на коньяке, и только перевернутся на другой бок. Ты знаешь, когда этот народ бывает счастлив? Когда у него х… в жопе. Чей-то чужой стальной х… И главное — никогда этот х… из жопы не вынимать. Чтобы быдло это наглость не потеряло. А таких, как ты, оно миллиард переварило, и ещё полтора переварит".
Книга «Покаяние» заканчивается любимой песней Кочубея:
«Облака, белогривые лошадки,
Облака, что вы мчитесь без оглядки…"
и его монологом с того света к своей Маше:
«Тут, Машенька, в целом всё ничего. Побудка только ранняя. В шесть утра. На завтрак дают какую-то мешанину… Какое это страшное место! Пусть лучше Господь избавит вас всех от этих глубин!»
Егор Тимурович Кочубей на самом деле не в Ад попал после смерти, а в настоящую Россию — ту самую, которую он сконструировал вместе с Толем, Гоцлиберданом, лезгином Яковом и его любовником митрополитом, профессором Дедушкиным, президентом РФ (по ходу пьесы он хочет возвратить Кочубея в правительство — продолжать реформы), Ельциным и пр. Точнее — Россия в посмертном её описании Кочубеем и есть Ад. Хотелось, чтобы Станслав Белковский оказался прав, и любой «реформатор» в личную награду получал бы итог своей реформы (желательно — на этом свете).