«Свободная пресса» начинает публикацию «тюремного дневника» человека, до сих пор проходящего по уголовному делу с «экономической подоплёкой». По понятным причинам мы не указываем его настоящие имя и фамилию. Сегодня «СП» приводит первую часть записок, а всего будет опубликовано 5 глав.
От сумы и от тюрьмы не зарекайся. Говорят — это чисто русская пословица… Автор этих строк был обычным менеджером среднего звена в обычной российской средне-крупной компании. И вдруг оказался сначала просто фигурантом громкого уголовного дела, а, затем — обитателем одного из московских следственных изоляторов, в котором провел больше года. Там же были написаны и эти записки.
Оставим за скобками вопрос о виновности или невиновности — суд до сих пор не состоялся, а возвращение к нормальной жизни оказалось возможным в результате пресловутой гуманизации законодательства по экономическим преступлениям.
Перед вами рассказ о первых двух неделях тюремной жизни — наиболее важных, с точки зрения автора, для того, чтобы и за решеткой остаться человеком.
«Ну, вот и закончился еще один день. Прошел он совершенно пусто. Если, конечно, не считать, что четверг — банный день, и я, наконец, отмылся после всего, что было. Теперь, по крайней мере, чувствую, что нахожусь в более или менее чистом состоянии.
Надо сказать, что большую часть времени я ощущаю себя довольно пристойно — немного расклеиваюсь только когда вспоминаю дом. Правда, часто я себе этого не позволяю — 2−3 раза в день, не больше.
Самое во всем этом мерзкое, что, находясь здесь, полностью лишен какой бы то ни было свободы выбора. Даже не свободы выбора, а свободы действий и принятия решений. Такая беспомощность хуже всего.
Я, конечно, для себя придумал какие-то занятия, но при 10 людях в восьмиместной камере — она общей площадью метров 25−30, заниматься чем-то более-менее свободно и серьезно можно часа полтора-два, не больше.
Одно из занятий — пока не забыл, записать, как же жилось в эти первые дни.
Меня арестовали днем — вышел из офиса пообедать. Собрался спуститься в подземный переход через Садовое кольцо — впереди нарисовались, кажется, двое в штатском, махнули книжечкой и сказали что-то типа «не дергайся». Одновременно кто-то подхватил за руки сзади и я обнаружил, что меня тянут в припаркованную здесь же «Скорую помощь».
Первое ощущение — паника. Кто это люди, что они хотят? Почему «Скорая помощь»? Может быть, это ошибка (меня уже пару раз за кого-то принимали)? В общем, я начал орать и вырываться. В разгар дня. На Садовом кольце… Должен сказать, что двоих я раскидал. Правда, как потом оказалось, сзади было четверо…
Оказалось, не ошибка. Я так и не понял, зачем надо было устраивать шоу с силовым захватом на улице — намного проще было вызвать на очередной допрос. Все равно бы я пришел. Точно так же, как приходил на все предыдущие…
В ночи, после того, как закончились следственные действия и мне было объявлено, что я задержан на 72 часа, на той же самой «Скорой помощи», на которой и возили весь день, меня отправили на Петровку в изолятор. К тому времени с омоновцами, которые меня задерживали, уже получились странно дружеские отношения — такое ощущение, что они тоже слегка ошалели от того спектакля, который был организован при аресте и всего за этим последовавшего.
Им-то объявили, что будут брать матерого особо опасного преступника, который окажет сопротивление, попытается сбежать
В общем, привезли меня на Петровку и попытались прямо на этой «Скорой помощи» заехать на территорию. Их, конечно же, не пропустили. Сразу же начались шуточки типа: «сдать тебя не можем, так что, давай, беги; а то мы в стрельбе давно не практиковались». Самое интересное, что я отшучивался. И, кажется, довольно адекватно.
Получилась очень интересная штука. Поскольку я вообще не чувствовал за собой никакой вины (а в тот момент вообще не понимал из-за чего все началось), то воспринимал, да и до сих пор воспринимаю ситуацию очень отстраненно — вот такая, мол, у меня получается сложная командировка; может быть, даже длительная…
Да нет, уже понятно, что длительная… В общем, основная моя задача здесь — бороться за свое честное имя. Черт его знает, может и получится. В любом случае, надеюсь, крыша у меня, как у некоторых, не съедет. Хотя, сказать, что у меня сейчас все в порядке с головой, тоже не могу. Текст для меня совершенно не характерен. Да и сосредоточиться сложно.
Ладно, к Петровке. Мы отъехали от шлагбаума, и водитель поменял обычные белые номера на синие милицейские. Попробовали с этими номерами подъехать еще раз — все равно не пустили. В результате появилась здравая мысль — завести меня через центральный вход пешком.
Так и поступили. Я шел так же, как и все, без наручников, примерно тех же габаритов, что и окружавшие меня СОБРы. В результате, на проходной на фразу старшего о том, что привезли задержанного, дежурный прямо спросил: «а задержанный-то кто?»
Зашли на территорию, прошли по двору. Помню, меня удивило, сколько там стояло новых фордов Mondeo без номеров — явно закупили новую порцию автомобилей для руководства ГУВД города Москвы.
Ну, а дальше, меня сдали в изолятор временного содержания. После сдачи — завели на личный досмотр. Там же сидела врачиха — божий одуванчик (или, как мне потом сказали, фельдшер). Она тщательно записала все перечисленные мной болячки и сказала: «Знаете, а ведь Вам противопоказано здесь находиться?!» Я взглянул на нее в ответ и спросил: «А Вы знаете человека, которому ПОКАЗАНО здесь находиться?» Бабулька рассмеялась и сказала, что такого забавного ответа еще никогда не слышала.
Меня повели на этаж, в камеру. По дороге ничего интересного не произошло — зашел в длинный коридор, завели в маленькую комнатушку и велели взять матрас, подушку и одеяло. Взял — и пошел. Завели в трехместную камеру; размером где-то 5×1,90 метров. Там сидел один дядька.
Не стоит удивляться столь точным размерам. Большую часть времени в камере все равно делать нечего, вот и занимаешься подсчетами в уме. Исходный посыл очень простой — стандартный лист бумаги формата А4 — 21 на 30 сантиметров. То есть, получаешь сразу размеры 9, 21, 30. Ну, а дальше, дело техники — измеряешь кровать и меряешь в кроватях.
Завели, конечно, уже после отбоя, но, оказалось, что свет в изоляторах горит круглосуточно и не изменяется от времени суток. Да, и вообще, время суток, особенно в ИВС, — понятие относительное. Окно есть, но забрано «ресничками» — наваренными «елочкой» железными полосами. Свет через такое практически не проникает; увидеть что-то в окно на Петровке — нереально.
Часов ни у кого на Петровке нет (здесь, в СИЗО, уже проще; официально часов тоже практически ни у кого нет, но есть часы в телевизоре). Поэтому единственный способ определения времени — слушать радио (если его, конечно, включают, что, опять же, происходит не каждый раз).
Распорядок дня в ИВС получается следующий (в СИЗО совсем по-другому, хотя распорядок формально тот же самый): В 6 утра — подъем. Одновременно с подъемом включается проводное Радио России. Подъем означает, что больше нельзя лежать на кровати, укрывшись одеялом. Просто лежать на застеленной кровати и спать — можно. Далее приходят и собирают отходы (именно отходы — как объяснили «знающие люди», мусор за этими отходами как раз и приходит). Дальше — завтрак. С «официальной» посудой поступают следующим образом: Все исключительно алюминиевое. Кружку выдают на весь срок пребывания на этаже (кружкой, правда, эта штука была в младенчестве, пока от нее не оторвали ручку). Миску выдают утром и забирают вечером; ложку — на время еды. Если что-то передали родственники (идеально — комплект детской пластиковой посуды), то этим можно пользоваться круглосуточно.
В завтрак на целый день выдают сахар и хлеб. Сахара — мерку порядка двух столовых ложек. Причем, если не сообразил, высыпают в «кружку» и сразу заливают чаем. Если сообразил и подставил, например, газету — высыпают на газету. Хлеба в день выдают полбатона белого и полбуханки черного. Забавные у этого хлеба названия. Батоны — «Молодецкие», а черный хлеб — «Целебный». Соответственно, на завтрак бросают немного каши с тушенкой (тушенки, по ощущениям, банки две на изолятор).
Позавтракали, сдали ложки — около 10 утра приходит проверка. Тоже довольно забавное мероприятие. При открывании двери надо встать и откинуть (завернуть процентов на 30) матрас с кровати. Кстати, кровать (койка) — приваренная к полу металлическая конструкция с размером лежанки 65 на 180 сантиметров.
Дальше около 12 часов приходит обход — можно попросить вызвать врача, чтобы дал таблетки (своих таблеток у него минимум, но, если родственники передают, то таблетки выдаются на сутки). Тогда же, в 12 часов, еще на 2 часа включают радио. Радио выключили — начинают разносить обед — суп, какое-нибудь второе и кипяток. Поели — и ждем ужина — его где-то в половине седьмого начинают разносить. Опять какая-нибудь еда и слабенький чай. В принципе, вся еда довольно съедобная, но никакие другие эпитеты кроме «съедобная» на ум не приходят. В СИЗО с питанием, опять же, по-другому, но об этом позже.
В восемь вечера еще раз включают радио и гоняют его до отбоя, то есть, до десяти вечера. После этого можно залезать под одеяло и ждать, кого сегодня будут «выдергивать» в следственный изолятор — в ИВС более 10 суток держат в исключительных случаях, а народ собирают по ночам".
(Вторую часть записок из СИЗО читайте завтра, 1 марта).