Почему пигмей на голову выше либерала

Для мира, возникшего из обломков СССР, характерен презрительный взгляд на природу человека. Это легко объяснимо. На протяжении десятилетий правивший в СССР партийно-государственный бюрократический аппарат рассказывал историю про прекрасное будущее, коммунизм, мир равенства, братства и материального изобилия.

Поскольку реальность сильно отличалась от идеологического наполнителя системы, в обществе стал преобладать «цинизм, бескрайний, как вид с останкинской телебашни», если пользоваться словами Виктора Пелевина. Люди начали думать, что коммунизм — это красивая, но лживая сказка.

Однако в таком случае было бы уместно задать вопрос: если люди по своей природе — злобные эгоистичные существа, которые не способны к взаимопомощи, сотрудничеству, к отношениям равенства, как об этом любят порассуждать сторонники капитализма (особенно, либералы), если люди в принципе не могут быть другими, как же тогда стало возможно справедливое общество, напоминающее коммунизм, пусть не в смысле материального изобилия (которого у большинства людей нет нигде на Земле), но во всяком случае такое, где люди живут в условиях равенства, братского сотрудничества, коллективной (общественной, негосударственной) собственности, отсутствия классов и государственного принуждения (и даже при отсутствии жестких иерархий)?

Так, например, живут бушмены Калахари. Это 50-тысячная протокоммунистическая община, которая состоит из небольших автономных групп, занятых охотой и собирательством. Они выбирают своих лидеров, которые не являются обычно деспотичными и более-менее контролируются сообществом.

У бушменов нет имущественного неравенства, общины вместе воспитывают детей. Нет частной собственности, за исключением меда диких пчел, найденного охотником в пустыне (улей объявляется его собственностью, но это — исключение из правил). Сообщества занимают определенные участки пустыни Калахари, на которых они охотятся и занимаются собирательством. Если другая община преследует дичь, она может делать это на чужой территории, но тогда по правилам охотники должны поделиться с местной общиной.

Эти небольшие группы не на 100 процентов автономны, хотя они принимают на местах все необходимые им решения. Группы прошиты и связаны между собой дружественными и родственными связями, иногда дарят друг другу избытки пищи.

Такой механизм не случаен. Когда дожди обходят стороной некоторые участки Калахари, оттуда уходит дичь. Тогда местные общины распадаются, и их члены примыкают к дружественным сообществам на других участках. Таким образом вся 50-тысячная община представляет собой единую протокоммунистическую социальную систему.

Бушмены — не ангелы. Они обычные люди, которые могут ссориться между собой. Иногда в их среде, как и в любых человеческих сообществах, случаются убийства, причем они используют отравленные стрелы.

У них есть асоциальные индивиды, изгнанные из сообществ, и, если они ведут себя агрессивно, против них предпринимают карательные операции, направленные на ликвидацию преступников. Однако в целом поддерживаются доброжелательные отношения. Общество бушменов изучали такие исследователи, как Ли, Салинс, Казанков и другие.

Существуют и другие сообщества, ведущие схожий образ жизни, например, пигмеи в Центральной Африке.

Под давлением современной цивилизации сокращается среда обитания этих народов, разрушаются экосистемы, и общественные отношения постепенно деформируются. Однако это уже иная история.

Резонный вопрос: все ли первобытные племена охотников и собирателей вели подобный образ жизни? Возможно, не все.

Речь идет о том, что люди могут жить в условиях, напоминающих коммунизм, то есть в условиях горизонтальной «ассоциации индивидов», о которой писал Маркс, или братского содружества Кропоткина, разумеется, не идеального, а порой трагичного и сложного, как и любая человеческая жизнь. Это — простой факт.

С высокой вероятностью, многие наши предки, хотя, возможно, не все, тысячелетиями жили примерно так, как бушмены Калахари или пигмеи Центральной Африки. По крайней мере в захоронениях нет следов неравенства. Это означает, что коммунизм — именно в указанном значении слова — абсолютно естественная для человека вещь. (У Ленина было, вероятно, иное отношение к коммунизму, поскольку он рассматривал централизованное государственное распределение материальных благ и жесткие властно-политические системы господства и подчинения как элементы коммунизма, о чем он заявляет, например, в работе «НЭП и задачи политпросветов»).

Мы сознательно не рассматриваем здесь некоторые современные процветающие самоуправляемые коммуны с коллективной собственностью и властью общественных собраний, в которых могут состоять сотни людей и которые продемонстрировали высокие способности к экономическому выживанию, как, например, Аурамба в Эфиопии, и способность использовать современные технологии, как например Нидеркауфунген в Германии.

Коммунистические отношения в подлинном значении этого слова — не более и не менее естественная вещь, чем капиталистическая конкуренция. В конце концов, капитализм существует уже несколько столетий. Хотя постойте… Несколько столетий? Выходит, этот общественный строй появился на планете сравнительно недавно?

Все, что мы можем сказать о человеческой природе, — она довольно пластична. По всей вероятности, никакого естественного человека не существует. Люди могут создавать самые разные вселенные, включая коммунистические, и в человеческой природе нет вообще ничего, что делало бы это невозможным.

Для многих граждан на просторах бывшего СССР это — неприятное открытие. Они ведь часто оправдывают собственные недобросовестные поступки словами, что их поведение «естественно», «за так и прыщ не вскочит», «все люди такие», «человек человеку — волк» и т. д. Однако, характерно уже то, что им приходится оправдываться.

Даже в современном мире, например, внутри семьи или компании друзей, сохраняются элементы братского содружества, которое, как заметил (сюрприз!) либерал Фридрих фон Хайек, остается бесконечно привлекательным в глазах множества людей.