Из трясины Болотной

Писать про Костю Лебедева, честно говоря, совершенно не хотелось. Не люблю публично обсуждать друзей. Но в последние дни с любопытством читаю все то, что понаписали другие, и возникает множество вопросов.

Нет, речь не о самом главном, who is Mr. Lebedev: предатель или провокатор? В конце концов, на этот вопрос мы, скорее всего, никогда не получим ответа — он останется в головах тех, кто непосредственно участвовал в событиях. Мне лично интересен другой аспект дела.

Конечно, можно сколько угодно спорить о том, хорошо ли это или плохо, давать показания на товарищей, спасая себя от не самой приятной перспективы получить десятку (а в реальности этой перспективы в нашей стране можно не сомневаться). Серж Зубатов, отметившийся во всей этой истории выкладыванием переписки с Лебедевым, из которой непосвященный читатель однозначно делает вывод, что Костя всю жизнь только и занимается зарабатыванием денег на сомнительных политических проектах, у меня в ЖЖ написал, что ни о каком товариществе здесь и речи быть не может, разве что о товариществе по распилу. Ну, если на самом деле так, то глупо строить из себя героя и страдать за других, тем более что другие уже успели понарассказывать достаточно на увесистый том уголовного дела.

Любой, кто берется публично осуждать или оправдывать Лебедева, должен, прежде всего, сам ответить на вопрос: а как бы он поступил на его месте. Я, повторюсь, всех подробностей не знаю, но все же рискну предположить, что лучший вариант действий был бы молчать, как партизан в застенках ГЕСТАПО, а во время оглашения приговора крикнуть что-нибудь жизнеутверждающее, типа «I'll be back!» или «Да здравствует революция!» Понимаю, что в наше время подобный героизм не в чести, и увидеть подобное можно разве что только в кино советского периода.

Но молчать в данной ситуации следовало бы не из бессмысленного героизма (а в нашем обществе он действительно бессмысленный), а по совсем другой причине — не дать возможности легитимизироваться нашей, мягко скажем, не очень легитимной правоохранительной системе. Не сколько в глазах демократического Запада, который все равно ничего сделать не сможет, кроме надувания щек и принятия каких-нибудь очередных черных списков, а в глазах обывателя, который на полном серьезе поверит, что у нас оппозиция финансируется из-за рубежа, причем деньги дают отнюдь не на художественную самодеятельность. Тут любой политически не ангажированный и не отягощенный круглосуточным сидением в интернетах гражданин волей-неволей подумает, что Путин, может, и не такой уж замечательный, как нам его преподносят, но защитник, отец родной.

Речь о том, что провокационна сама формула «признал вину, раскаялся». Помните, как сказал адвокат Лебедева? «Мой подзащитный встал на сторону закона, осознал вину, выполнил все требования УК и УПК». Встал на сторону закона. Как это мерзко звучит, применительно к нашей действительности. Встал на сторону закона равно встал на сторону беззакония (это ведь беззаконие — то, что происходит вокруг т.н. «болотного дела», согласны?). Тьфу! Если даже Удальцов до этого ляпнул, что встречались с какими-то грузинами, правильней была бы несколько другая позиция «признал подлинность видео, но не признал никакой вины и ни в чем не раскаялся, ибо раскаиваться не в чем». Срок, конечно, был бы больше. Но люди увидели бы, что массовые беспорядки существуют только в воспаленном воображении Бастрыкина, во всяком случае, сами их «организаторы» их таковыми не считают. А это зерно сомнения, и это очень важно!

Тот же Зубатов мне пишет, мол, а где оговор-то? Правду ведь выложил, как на духу. Даже если и так, даже если и были массовые беспорядки, проплаченные Таргамадзе. Проблема в том, что эта правда, ну, никак не тянет на то, в чем их обвиняют. Ну, встретились несколько человек, ну поговорили о том, что неплохо бы замутить экшн с привлечением каких-то там денег, замечу, без конкретного указания, что именно, где, когда и на какие там гипотетические деньги (кстати, месяц спустя после 6 мая, машину времени что ли изобрели, не пойму). У нас этим половина оппозиции «грешит». Мы сами в период комсомольской молодости постоянно так собирались и обсуждали, как будем прорывать ментовские кордоны на ближайшем митинге и т. д. Давайте уже всех пересажаем к черту тогда уж! Чего корчить демократию — давайте сажать за одну принадлежность к оппозиции. Оппозиционер — по определению бузотер и грантоед. Так что, долой стыд… И еще, вы заметили? Все эти заголовки СМИ: «Оппозиционер Лебедев получил…», «Оппозиционер Развозжаев доставлен…». Скоро у нас слово «оппозиционер» будет прочно ассоциироваться с организацией массовых беспорядков и уголовным преследованием. Приучают, так сказать, общественное мнение…

Так что, сказать правду в данной конкретной ситуации — это сделать то, что от тебя ждет власть, сыграть по ее правилам. И это самое страшное, что по правилам ты сыграешь в любом случае. Как попавший в трясину — куда ни дернись, результат один — перепогружение…

Тут правильнее говорить не об оговоре, даже не о подставе, а о подыгрывании власти. Из шкурных ли соображений, или по другим причинам, неважно. Результат один: признание Кости не только легитимизирует нашу систему правосудия, но и развязывать руки власти для дальнейших репрессий. Хороший Удальцов или плохой, первым он «раскололся» или «вторым» — дело десятое, под замес теперь попадет не один он.

Конечно, они обошлись бы и без Костиных показаний, но зачем самому давать им такие красивые карты в руки? Или это какая-то хитрая многоходовка, о которой нам, опять таки, не дано узнать? Или следование принципу «если не мы сделаем, то сделают другие, так еще и бабла получат за это», который сквозит из всех Костиных пассажей в уже упомянутой выше переписке?

Все, тут, наверное, следует остановиться, ибо дальше придется неизбежно давать оценки, а этого я не хочу. Не хочу комментировать и позицию, озвученную Евгением Левковичем, с ним все понятно, его беспокоит судьба друга Сережи. А я и Сережу, и Костю всегда считал своими друзьями в равной степени. Может быть, через два с половиной года у меня возникнет желание позвонить Косте, встретиться, выпить водочки и задать пару вопросов, которые я приберег специально для этого случая. За два с половиной года многое может измениться…

Фото ИТАР-ТАСС/ Антон Новодережкин