25 лет сомнений

За те несколько дней, что я писал эту статью, кроме самой статьи Дениса Гуцко, о которой я буду писать, на «Свободной прессе» появились еще две публикации. Чуть ли не на следующий день после исходной статьи Гуцко появилась статья Анны Русановой, представляющей себя несколько странным наименованием «православная матушка», а на следующий день за этим текстом появилась ответная статья Гуцко. Оба текста крайне эмоциональны. Мне непонятно, на каких основаниях Анна Русанова обвиняет Дениса Гуцко в клевете, но мне также совершенно не понятно, почему Денис Гуцко считает себя «впервые в жизни подвергшимся массовой критической кампании».

В своей статье писатель Денис Гуцко описывает свой почти четвертьвековой опыт неудачных попыток воцерковления. Статья состоит из 4 эпизодов, каждый из которых должен, если я правильно понял мысль автора, послужить доказательством того, что в Русской Православной Церкви дела обстоят не очень хорошо, и поэтому он, Денис Гуцко, не может позволить себе воцерковиться в этой РПЦ МП.

В первом эпизоде автор рассказывает о своих несложившихся отношениях с уборщицей того храма, в который он заходит помолиться. Эта уборщица, по его словам, жуткая хамка, и поэтому он, Денис Гуцко, воцерковиться никак не может.

Во втором эпизоде описывается, как продавщица иконной лавки в Троице-Сергиевой Лавре нахамила супруге автора. Вывод из второго эпизода делается такой же, как из первого.

В третьем эпизоде автор описывает свою паломническую поездку в неназванный православный монастырь. По его словам, трудники при исполнении трудового послушания ругались матом. Один из них, местный тракторист, напился водки и в пьяном виде завалился на ночь спать в той же келье для трудников, в которой ночевал и автор.

А когда автор захотел (кажется, первый раз в жизни) исповедаться не общей исповедью, а подробно, то обнаружил, что держащий Евангелие у монастырского священника человек в казачьей форме едва держится на ногах. Если я правильно понял автора, то от пьянства. Это обстоятельство помешало Денису Гуцко исповедаться у монастырского священника.

Опыт своей паломнической поездки Денис Гуцко интерпретирует в том же духе, что и первые два эпизода.

Наконец, в четвертом эпизоде автор описывает свою искреннюю любовь к двум ныне покойным протоиереям РПЦ МП — Александру Меню и Павлу Адельгейму. Автор с восторгом цитирует тексты о. Павла и высказывает сожаление о том, что узнал об о. Павле Адельгейме только из сообщений в прессе об его убийстве. также в этом эпизоде Денис Гуцко рассказывает, что в свое время совсем уж было собрался поехать в Семхоз к о. Александру Меню с целью поисповедаться и побеседовать на духовные темы. Но этой поездке не было суждено совершиться в связи с убийством о. Александра.

Собственно, из этой ремарки об о. Александре Мене я сделал вывод о том, что неудачные попытки воцерковления предпринимаются Денисом Гуцко уже почти четверть века. Это моя гипотетическая датировка основана на том, что о. Александра убили в 1990 году.

К моему изумлению, несмотря на наличие в Русской Православной Церкви таких замечательных священников, а, возможно, и священномучеников, то есть людей, никоим образом не похожих на описанных в первых трех эпизодах статьи, хамящих уборщиц и продавщиц и матерящихся и пьянствующих трудников, из четвертого эпизода автор делает те же выводы, что из первых трех.

Перед разбором эпизодов я сначала хочу поделиться общим впечатлением от текста Дениса Гуцко. Более всего в этом тексте меня поразило терпение автора, с которым он почти четверть века колеблется в своем отношении к РПЦ МП, причем колеблется, если верить его текстам, весьма эмоционально и с большими энергозатратами.

Я, честно говоря, таким терпением, равно как смирением и кротостью, не говоря уже о мазохизме, не обладаю. Я бы за такой длительный срок уже давно бы определился в своем отношении к Русской православной Церкви. Либо послал бы ее куда подальше, либо честно воцерковился. В крайнем случае, если бы не смог преодолеть своего критического отношения, придумал бы какую-нибудь третью позицию. Типа — я с друзьями и есть настоящие христиане, а эти все фарисеи и лицемеры. Но на то, чтобы 25 лет эмоционально колебаться, у меня бы просто никаких сил не хватило.

Еще у меня возникло сомнение — одинаково ли с Денисом Гуцко мы понимаем значение слова «захожане». С одной стороны, при прочтении текста возникает впечатление, что захожанин в понимании Дениса Гуцко — это человек невоцерковленный, изредка заходящий в храм РПЦ МП.

Однако этому пониманию противоречит то, что автор говорит об исповеди. А именно, что в монастырь он отправился, чтобы, наконец, по-человечески исповедаться. Мол, надоела ему многолетняя общая исповедь. Но коли Денис Гуцко, по его словам, регулярно исповедуется общей исповедью, то естественно предположить, что он регулярно причащается.

По крайней мере, мне исключительно трудно представить себе человека, который регулярно исповедуется в храме, но при этом не причащается. А коли так, то какой же Денис Гуцко захожанин? Он, в таком случае, полноценный прихожанин. То есть полноправный мирянин РПЦ МП.

В зависимости от решения этой загадки, следует писать два совершенно разных текста. Но на это у меня сил точно не хватит, точно так же как не хватило бы на 25-летние эмоциональные колебания. Поэтому я буду исходить из той версии, которая вырисовывается из выражаемой в тексте Гуцко экспрессии. Выраженные в этом тексте эмоции ясно говорят читателю о том, что Гуцко считает себя именно колеблющимся захожанином, а не мирянином РПЦ МП.

Да и вообще, при анализе текстов с явно выраженной «русско-интеллигентской» ментальностью, важнейшую роль играет именно эмоциональный посыл автора, а не его аргументация. И это, так сказать, независимо от интеллектуального уровня автора, от того, кто перед нами — Николай Бердяев или Вассисуалий Лоханкин.

Но перейдем, наконец, к обещанному анализу эпизодов. Итак, по словам автора, ему регулярно хамит уборщица в храме. Ну, что ж. Это фактура очень правдоподобна. Я хожу в церковь с 1974 года, и, сколько себя помню, бабки всегда хамят. Я уже давно задаюсь загадкой, откуда они вообще берутся? Ведь с 1974 года до сегодняшнего дня их сменилось уже несколько поколений.

Кстати, хамят многие из них, судя по всему, вполне сознательно. Так сказать, из классовых соображений. С одним моим знакомым на рубеже 70−80-х годов такая история случилась. Ему бабка на пасхальной службе раз за разом хамила. Так много, что ей другая бабка замечание сделала: «Что ж ты, Марья, так? Это ж наши дети!». На что получила ответ: «Это? Это не наши дети! Наши дети сейчас в кустах пьяные лежат. А это — студенты! Они не курят, не пьют, все сюда ходят».

Так что фактура истории, рассказанной Денисом Гуцко, мне понятна, непонятны только выводы. С чего автор взял, что эти злобные старые дуры являются лицом Церкви? Что они ответственные квартиросъемщицы, а он угловой жилец? Кстати, не знаю, дошла ли эта инициатива до Ростовской епархии, где проживает Денис Гуцко, но у нас в Москве по инициативе Патриарха Кирилла в каждом приходе введена штатная должность миссионера. В задачи миссионера как раз входит отвечать на вопросы захожан, и, в частности, (хотя, конечно, и неофициально), защищать духовный покой захожан от всяких таких бабок.

Впрочем, в сюжете, рассказанном Гуцко, есть кое-что для меня непонятное. Я не могу себе представить ситуацию, чтобы во время богослужения уборщица вынимала свои уборщицкие принадлежности и начинала уборку. Уборка обычно заканчивается за полчаса до начала службы и начинается вновь примерно через час после ее окончания.

Так что, если Денис Гуцко решил помолиться о своих покойниках не во время панихиды или другой заупокойной службы, которая, кстати, производится в большинстве православных храмов каждый день, а в перерыве между двумя службами, то уборщица находилась полностью в своем праве. И если Денис Гуцко одернул эту уборщицу словами «Вы мне мешаете», а она ему ответила «А ты что, в любой монастырь со своим уставом ходишь?», то в данном случае, она была бы, безусловно, права.

Впрочем, темы хамства церковных бабок это мое рассуждение не отменяет. Пропустим эпизод с Троице-Сергиевой Лаврой как полностью дублирующий по своей структуре эпизод с уборщицей и перейдем к анализу рассказанной Денисом Гуцко историей о своей паломнической поездке в монастырь. Я в данном случае экспертом быть не могу. Я наши монастыри, извините, за редким исключением, не очень люблю. И публика, которая в них собирается, мне, мягко говоря, не очень близка.

Так что, я вполне могу поверить Гуцко про все те безобразия, которые, по его словам, в этом монастыре творились. Единственно, мне, как и Анне Русановой, довольно трудно поверить в «церковные луковки на коровниках». Хотя раз автор уже во второй своей статье дает честное слово, что все так и было, то почему мне ему не поверить? Другое дело, что и без всяких «луковок», рассказанного Гуцко более чем достаточно для снятия со скандалом всего монастырского руководства. Так что мне в очередной раз непонятно, почему Гуцко из всего этого делает выводы о том, что ему не нравится Русская Православная Церковь.

И наоборот, убиенные священники Александр Мень и Павел Адельгейм были совершенно законными клириками Русской Православной Церкви до конца своих дней. Никто их от служения не отстранял. У каждого их них огромное количество друзей, учеников и духовных чад. Отца Александра нынешний Патриарх Кирилл очень любил, очень ценил его богословские труды, регулярно предлагал о. Александру работать у себя. Что касается о. Павла, то я почти уверен в том, что Патриарх его «негласно прикрывал». Одно решение Церковного суда, которое признавало, что владыка Евсевий Псковский не прав в своих претензиях к о. Павлу, чего стоит.

Так что, теперь у меня уже вопрос к логике Дениса Гуцко. Мне совершенно непонятно, почему то, что ему в нашей Церкви не нравится, он выдает за ее сущностные черты, а то, что ему нравится, выдает за нечто, происходящее «вопреки» этим сущностным чертам. Мои, к примеру, симпатии и антипатии приблизительно таковы же, как и у Гуцко, но быть «прихожанином», а не «захожанином», мне это никак не мешает, как и огромному количеству людей с такой же точкой зрения. Мне способ аргументации Гуцко чем-то напоминает советскую критику буржуазной идеологии. Мол, все плохое от буржуазности, а все хорошее вопреки. Кстати, и многие радикальные антисоветчики приблизительно так и рассуждают о советской власти.

Ну и, наконец, я не понимаю, почему Денис Гуцко так нервно воспринял резкую реакцию на рассказанную им историю о «святых дарах». Неужели ему неизвестно, что Святые Дары — величайшая святыня церковных христиан, и в руки мирянам не передаются. Священник для причащения больных переносит святые Дары на своей груди в дароносице. Поэтому, естественно, желание большинства верующих из ваших читателей, вам не поверить. Но раз уж вы настаиваете, что слышали все именно та, как нам рассказали, то я могу предположить, что описанные вами дамы настолько невежественны, что называют антидор или богородичную просфору «святыми дарами». Или же, все-таки, предположу, что вы что-то недослышали или перепутали.

Традиционного набора интеллигентских придирок к РПЦ МП, содержащихся в статье Гуцко между «монастырской историей» и «историей про двух священников», я, если можно, рассматривать не буду. И статью удлинять до невозможности неохота, и надоела мне эта тема до еще большей невозможности.

На мой взгляд, статья Гуцко очень характерна для «русско-интеллигентского сознания». Некоторые его ходы легко можно увидеть не только у «шестидесятников», как они отражены в творчестве Сергея Довлатова или Венедикта Ерофеева, но и у дореволюционной интеллигенции, как она изображена у Марка Алданова. Но это уже требует отдельного разговора о «мозге нации» в чистом виде.

Фото: Юрий Артамонов/ РИА Новости